– И ты сообщаешь мне все это в пять утра? – Люди платят, хозяин – барин. – Феликс пожал плечами. – Они хотят попасть в дом еще до рассвета. – Феликс, посмотри-ка на меня. Если это порнуха, то сам знаешь, что я на это отвечу. Если это так, я немедленно ухожу. После того как на противоположном краю страны, в округе Лос-Анджелес, приняли закон под названием «мера Б», требующий использования презервативов при эротических съемках, производители порнофильмов стали дружно переезжать в Майами, где никто не препятствовал их свободе самовыражения. У Кари уже были проблемы такого порядка с Феликсом. – Не, не порнуха. Это типа «реалити чего-то там». Им понадобятся розетки на двести двадцать[9] и огнетушители. Ты ведь в курсе, где все это искать? Вытащив из внутреннего кармана пиджака изрядно помятое разрешение на проведение съемок, выданное властями Майами-Бич, он потребовал у нее рулон скотча, чтобы прилепить его на воротах. Через пятнадцать минут Кари услышала подходящий с залива Бискейн катер. – Огни на причале не включай, – распорядился Феликс. * * * Перед общественным взором Ганс-Петер бoльшую часть времени исключительно чист и безгрешен – если случайный знакомый что от него и уловит, то разве что запах хорошего одеколона. Но когда Кари пожимала ему руку в кухне, то сразу учуяла исходящий от него запашок серы. Словно от горящей деревни, дома которой полны мертвецов. Ганс-Петер заметил, как затвердела ее ладонь, и улыбнулся своей волчьей улыбочкой. – Как общаться будем – по-английски или по-испански? – Как хотите. Чудовища сразу чувствуют, что их раскрыли, – примерно как гомики, скрывающие свою ориентацию. Ганс-Петер уже привык к реакции отвращения и страха, когда поведение его выдавало. Лучше всего, конечно, когда такая реакция переходит в судорожные мольбы более быстрой смерти… Некоторые распознавали его сущность быстрей остальных, тревожный гудочек в голове звучал почти сразу. Кари просто смотрела на Ганса-Петера. Не моргала. В непроницаемо черных зрачках ясно читалось: девочка далеко не проста. Ганс-Петер попытался разглядеть в них собственное отражение, но, к своему большому разочарованию, ничего не увидел. «Хороша! И не думаю, что она про это знает». После мгновения мечтательности в голове опять сам собой зародился короткий куплет: «Глаза твои – как бездна, затягивают вниз. Сломить тебя непросто, но тем и слаще приз». А потом и по-немецки можно будет попробовать, с «horig» вместо «сломить» – будет больше похоже на «поработить». Положить на мотив «Капусты со свеклой». Петь под душем. Может, и ей самой, если вдруг придется отправить ее на переработку – когда она сама будет молить об очищении. Но в данный момент требовалось, чтобы она действовала по доброй воле. Представление начинается! – Вы тут уже давно работаете, – начал он. – Феликс говорит, что вы отличный работник, знаете этот дом как свои пять пальцев. – Пять лет уже за ним приглядываю. Чиню, если что поломается. – Бассейн не течет? – Нет, там всё в полном порядке. Можете пойти освежиться, если хотите. Питание там с отдельного щитка с автоматами, он на стене оранжереи. Стоящий в углу человек Ганса-Петера, Бобби-Джо, не сводил глаз с Кари. Даже в тех культурах, где пристально разглядывать посторонних людей не считается чем-то неприличным, взгляд Бобби-Джо сочли бы крайне неприличным. Глаза у него были оранжево-желтые, как у некоторых черепах. Ганс-Петер взмахом руки подозвал его к себе. Подойдя, Бобби встал слишком близко от Кари. Ей была хорошо видна надпись «По самые помидоры!», косыми сиреневыми буквами наколотая у него сбоку на шее, под начинающим отрастать тюремным ежиком. На пальцах – буквы «LOVE» и «HATE»[10], на тыльной стороне руки – «Мануэла». Из-за непропорционально маленькой головы ремешок бейсболки затянут чуть ли не до упора и торчит далеко вбок. Кари при виде этого выступающего хвостика сразу кольнуло воспоминание о чем-то нехорошем – мелькнуло и тут же пропало. – Бобби-Джо, волоки все тяжелое в павильон у бассейна, – распорядился Ганс-Петер. Когда Бобби проходил мимо Кари, то якобы невзначай мазнул ей по ягодицам тыльной стороной руки. Она дотронулась до перевернутого латинского креста Святого Петра, свисающего с шеи на четках. – Электричество и вода по всему дому включены? – продолжал расспросы Ганс-Петер. – Да, – кивнула Кари. – А есть двести двадцать? – Есть. В прачечной и прямо за кухонной плитой. Еще в гараже зарядка для гольф-карта с двухсотдвадцативольтовой розеткой, над ней на крючке – два удлинителя. Пользуйтесь красным, черный не трогайте. На черном кто-то зубец заземления обломал. Рядом – два двадцатиамперных предохранителя. В павильоне у бассейна тоже надо автоматы включить. – А есть план дома? – Архитектурный план и схема проводки – в библиотеке, в низеньком шкафчике. – Сигнализация подключена к центральному офису или напрямую к полиции? – Нет, она тут отдельная – просто к сирене на улице. Четыре зоны, двери и датчики движения. – Еда какая-нибудь в доме есть? – Нет. А вы здесь и питаться собираетесь? – Да. Кое-кто из нас. – Ночевать тоже будете? – Пока не закончим работу. Некоторые и есть, и спать будут здесь, в доме. – Еду тут вообще-то развозят. Передвижные закусочные. Тут на улице кое-где строят, так что они обслуживают рабочих. Неплохо кормят. Особенно в начале недели. Вы услышите – они сигналят, когда приезжают. Лично мне больше по вкусу «Комидас Дистингидас»; еще «Братья Салазар», говорят, тоже хорошая фирма. Последняя съемочная группа как раз у них питалась. У них на фургоне сбоку «Горячие закуски» написано. Могу дать их телефон, если вы хотите, чтобы они сюда специально заезжали. – Я хочу, чтобы это вы нас обслуживали в плане кормежки, – сказал Ганс-Петер. – Сможете покупать продукты и один раз в день готовить плотный перекус? Ничего сервировать не надо, сгодится что-нибудь вроде шведского стола или буфета. Я хорошо заплачу. В деньгах Кари всегда нуждалась. И на кухне чувствовала себя как рыба в воде, готовила быстро и аккуратно, как и все беднячки, сумевшие заполучить в Майами работу в домах богачей. – Смогу. Считайте, что насчет готовки договорились. С простыми работягами Кари тоже приходилось иметь дело – еще девчонкой-подростком она, начиная готовку чуть ли не с полуночи, часами стояла в подрезанных джинсах за прилавком передвижной закусочной, обслуживая роящихся вокруг плотников. Дела шли в гору. По опыту Кари, большинство мужчин, занимающихся тяжелым физическим трудом, – народ добросердечный и даже любезный. Просто вечно голодный, причем ко всему. Но вид бригады Ганса-Петера из трех человек ей решительно не понравился. Натуральные уголовники, с грубыми тюремными татуировками, наколотыми машинкой из электрической зубной щетки и чернилами из жженой резины. В павильон у бассейна они затащили тяжеленный сверлильный станок с магнитной станиной и два отбойных молотка – и только одну-единственную кинокамеру. Женщины, работающие в сфере обслуживания, которым приходится иметь дело с сомнительными компаниями, отлично знают правило номер один – чем больше, тем безопасней. Как правило, если в такой компании более двух мужчин, то цивилизованность берет верх. Они не станут лезть к женщине, если только алкоголь не ударит им в голову. Но эта компания выглядела куда сомнительней обычного. Они таращились на Кари, когда она повела Ганса-Петера к электрическим будкам, установленным в узком проходе между декоративной живой изгородью и высокой стеной, ограничивающей участок. Кари чуть ли не наяву слышала их мысли: «Хором ее, хором!» Но присутствие поблизости Ганса-Петера беспокоило ее даже больше этих придурковатых взглядов. За живой оградой Ганс-Петер повернулся к ней лицом. Широколицый и улыбающийся, он напоминал белого горностая. – Феликс сказал, что поменял четырех сторожей, прежде чем нашел вас. Все остальные боялись тут оставаться, всех этих жутковатых игрушек… А вам что, не страшно? Интересно было бы знать почему. «Не ведись на него, не отвечай», – подсказывал ей инстинкт. Кари пожала плечами. – За продукты надо заплатить вперед. – Я потом возмещу, – сказал он. – Мне нужны деньги прямо сейчас. Я серьезно. – Да уж видно, что вы серьезная личность… По-моему, вы из Колумбии – у вас такой приятный испанский… А как вам удалось остаться в США? На основе «обоснованных опасений»? Иммиграционная служба повелась на ваши обоснованные опасения? – Пожалуй, двести пятьдесят долларов на продукты пока хватит, – сказала Кари. – Обоснованные опасения, – повторил Ганс-Петер, с наслаждением разглядывая ее лицо и воображая, как боль исказит его черты. – Все эти штуки в доме, весь этот реквизит из ужастиков не пугает вас, Кари. И почему, спрашивается? Да просто вы понимаете, что это не более чем продукт воображения простых обывателей, вздумавших напугать других обывателей, так ведь? Вы ведь видите это, Кари? Понимаете разницу? Вы ведь умеете отличать истину от выдумки – понимаете, что такое «истина»? Las verdades, la realidad? Как вы этому научились? Где вам доводилось видеть что-то действительно страшное? – В «Пабликсе» продают неплохие чулеты[11], и мне надо еще предохранителей купить, – произнесла Кари и оставила его стоять под паутиной за живой изгородью. – В «Пабликсе» продают неплохие чулеты, – произнес Ганс себе под нос голосом Кари. Имитировать голоса он был действительно мастер, иногда это даже пугало. * * * Кари отвела Феликса в сторонку. – Феликс, я здесь на ночь не останусь. – Но страховая… – начал было тот. – Тогда сам здесь оставайся. Места навалом. А я займусь готовкой.