Даже в предрассветном сумраке было видно, как покраснел констебль. Всем было хорошо известно, что он гуляет с дочкой пекаря, но, наверное, мало кто знал, как надолго остается он в ее доме после того, как семейство Холманов укладывается в постель. – Так что, возможно, вам двоим стоит подумать над тем, что вы будете говорить. Но это так, к слову. Ночью был небольшой морозец, но земля все еще мягкая после прошедшего дождя. Я уверена, что до приезда детектива вы исследуете все отпечатки обуви. – Естественно, миледи, – заверил хозяйку Добсон. – Ну вот и хорошо. Кроме того, вы почти наверняка собираетесь тщательно осмотреть его одежду на предмет улик, указывающих на то, чем была нанесена смертельная рана? – Конечно. – И планировали осмотреть окрестности, чтобы определить, что же здесь произошло… – Всенепременно, – подтвердил сержант. – Ну, тогда у вас все под контролем, – заключила леди Хардкасл. – Вам не о чем беспокоиться. А вы не сочтете это за оскорбление, если мы сами тоже осмотримся? Обещаю ничего не трогать. – Но я ведь для этого и пригласил вас, миледи, – заверил ее сержант. – Может быть, у вас и нет соответствующей подготовки, но вы уже не раз доказывали нам всем, что глаз у вас верный. – Спасибо, – поблагодарила его миледи, осторожно прошла по мягкой земле к кусту и склонилась над телом мистера Ньюхауса. Стараясь не слишком дотрагиваться до его одежды, она осмотрела пиджак. Расстегивать его жилетку не решилась, но тщательно ощупала ее внутри и снаружи. Наконец выпрямилась, вернулась к нам и сообщила: – Ни в пиджаке, ни в жилетке, ни в рубашке нет никаких дырок. Но на рубашке и подкладке жилетки видна кровь. Ее не так уж много, но она говорит о том, что где-то на теле есть рана. И тот предмет, который пронзил его грудь, не повредил на своем пути одежду убитого. – Мы так и подумали, когда было еще темно, – заметил констебль. – Есть еще одна странность, – продолжила миледи. Полицейские тупо уставились на нее. – Ночью на улице было очень холодно, а на мистере Ньюхаусе нет пальто. Но мы знаем, что оно у него было, – мы видели его, когда он приехал в понедельник. То есть одет он не для прогулки. – А ведь вы правы, черт меня побери совсем, – согласился с ней сержант Добсон. – Когда натыкаешься на труп, всегда замечаешь лишь то, что бедняга мертв. А на другие несуразности внимания не обращаешь. – Думаю, вы правы, сержант. Но я уже знала, что он мертв, поэтому смогла обратить внимание на другие детали. И хотя мы старались быть осторожными и не оставлять следов, ничего это нам не даст. Посмотрите, как затоптана земля. Боюсь, что по этим следам мы ничего не узнаем. – А вы уверены, что они не наши, миледи? – спросил констебль Хэнкок. – Я ведь не очень остерегался, пока не понял, что он умер. – Абсолютно уверена, констебль, – ответила миледи. – Вот посмотрите, наши следы оставлены на подмерзшей почве. А все остальное месиво успело замерзнуть – так что следы появились до того, как ударил мороз. Поэтому я на них не очень рассчитываю. Сержант тщательно записал все ее наблюдения, чтобы позже представить их как свои. С каждой минутой становилось все светлее, и на востоке уже появилась узкая светлая полоска – предвестница наступающего рассвета. Пока наши друзья-полицейские делали пометки в своих блокнотах и договаривались, как они представят все детективу из Бристоля, мы с леди Хардкасл воспользовались улучшением видимости и провели свой собственный осмотр. Обойдя вокруг дерева, мы практически сразу же наткнулись на нечто, что необходимо было увидеть всем остальным. – Посмотрите, сержант, – сказала я. – Может быть, стоит взять это на карандаш? Добсон подошел и посмотрел туда, куда указывала я. За деревом, среди корней, пряталась крохотная кукла. Она была одета в аккуратный серый костюм, и у нее были большие, армейского вида усы. В сердце куклы была воткнута длинная булавка с шариком кроваво-красного цвета на конце. * * * Вскоре после того, как первые лучи солнца проникли сквозь прорехи в облаках и осветили крыши домов в восточной части деревни, мы услышали тарахтение мотора, приближавшееся к нам со стороны Бристольской дороги. Очень скоро авто повернуло на дорогу, идущую вокруг деревенского луга, и направилось в сторону двух небольших коттеджей, которые использовались как помещение для полицейского участка и как жилье для наших двух блюстителей порядка. Констебля Хэнкока послали на перехват, чтобы тот сразу же направил водителя к месту преступления. Фургон был выкрашен в черный цвет, а его водитель и пассажир были одеты в костюмы мрачной расцветки. Когда экипаж остановился, оба легко выбрались из него и представились сержанту Добсону. Казалось, у них возникло какое-то недопонимание относительно того, что делать дальше. Весь разговор я не услышала, но, когда над покрытой инеем травой раздалась сакраментальная фраза: «У нас свои приказы…», поняла, что сержант Добсон попал в безвыходное положение. Пассажир сходил за носилками, и через несколько мгновений тело Бэзила Ньюхауса, уложенное на них и укрытое простыней, уже несли к фургону. Двум деревенским полицейским не оставалось ничего кроме как наблюдать за тем, как фургон объехал луг и направился в обратный путь в город. Спустя десять минут мы услышали звук еще одного мотора со стороны Бристольской дороги. Юркое новое авто, проехав вокруг луга той же дорогой, что и фургон, остановилось почти точно на том же месте, которое он освободил всего несколько минут назад. Узнав сидящих в экипаже, я толкнула леди Хардкасл локтем в бок. – Инспектор Сандерленд, миледи. И ваш друг доктор Гослинг. С инспектором Оливером Сандерлендом мы познакомились почти сразу же после переезда в деревню восемнадцать месяцев назад. Мы помогали ему – или мешали, в зависимости от точки зрения – в расследовании парочки «ничего не значащих неприятностей» (как их назвала леди Хардкасл), и после этого между нами и инспектором установились дружеские отношения, основанные на взаимном уважении. Доктор Симеон Гослинг был старинным приятелем леди Хардкасл. Он работал в Бристольском Королевском госпитале и в свое время предоставил нам ценную информацию по ядам природного происхождения. – Боже, и вправду они, – обрадовалась леди Хардкасл. – Как это мило. Пойдем поздороваемся. Доктор Гослинг аккуратно припарковал авто на обочине, и мужчины выбрались на дорогу. – Инспектор Сандерленд, – воскликнула миледи, – как я рада вас видеть! – Доброе утро, миледи, – ответил инспектор с печальной улыбкой. – Я должен был сам догадаться, что увижу вас здесь. – Он повернулся к своему спутнику. – Гослинг, позвольте представить вам леди Хар… – Мы с Эмили старинные приятели, – перебил его доктор Гослинг. – Привет тебе, старушка. Опять мешаешься под ногами? – Ты же меня знаешь. – И очень хорошо, старушка, очень хорошо, – наклонившись, доктор обнял свою приятельницу. – Слушай, я знал, что ты живешь где-то у черта на куличках, но не подозревал, что это так далеко! Мы добирались сюда целую вечность! – Сим, дорогой, всего лишь пятнадцать миль. Ты уверен, что это не потому, что ты водишь машину как моя бабушка? Инспектор подтвердил ее догадку жестом, полным разочарования, который доктор Гослинг заметил краем глаза. – Тогда в следующий раз, Сандерленд, старина, добро пожаловать на поезд, – жизнерадостно сообщил он. – Только предупредите заранее. Я и один прекрасно себя чувствую в поездках на большие расстояния. Деревенские полицейские уже подошли к нам, и инспектор Сандерленд повторно попытался представить им доктора. – Рад вас видеть, сержант Добсон, – начал он. – И констебль Хэнкок, не так ли? – Точно так, сэр. Хэнкок, – подтвердил констебль. – Это доктор Гослинг, наш новый полицейский врач. – Как поживаете, сэр? – поздоровался сержант. – Полицейский врач? – переспросила леди Хардкасл. – Сим, дорогой, ты никогда не упоминал об этой своей новой работе. – Все произошло очень неожиданно. Мне предложили, и я согласился. «Черт побери, Симеон, ты хочешь прожить жизнь, полную приключений, или что?» Несколько минут серьезных размышлений, и вот я здесь. – Я не перестаю говорить ему о том, чтобы он не очень рассчитывал на жизнь, полную приключений, – вставил инспектор. – Хотя молодой, полный энтузиазма человек на этой работе – как глоток свежего воздуха. Доктор Макдермотт был хорошим врачом, но о нем никак не скажешь, что он был жизнерадостным и любознательным человеком. Даже слов «циничный» и «пресыщенный» для него будет мало. – Скоро я начну вас раздражать, Сандерленд, – пообещал доктор Гослинг. – Я очень стараюсь быть хорошим, но мне неоднократно говорили, что хорош я только в небольших дозах. – Буду иметь это в виду, – закончил пикировку инспектор Сандерленд. – А теперь к делу. Сержант? Констебль? Насколько я понимаю, вы должны показать нам тело. По лицу сержанта было видно, что у него в душе борются два чувства, но в конце концов гнев отступил и верх взяло раскаяние. – Простите, сэр, – сказал он, – но люди из морга уже забрали его. – Что вы сказали? – в бешенстве переспросил инспектор. – Как раз перед вашим приездом, сэр. Они приехали на своем фургоне и сказали, что у них приказ увезти тело. Я ничего не смог поделать. Мне очень жаль, сэр. – Вы ни в чем не виноваты, сержант, – вздохнул Сандерленд. – У них действительно был приказ забрать тело, а я не предупредил морг, чтобы они обязательно дождались нас. Я не думал, что это так важно, – был уверен, что мы приедем первыми. – Тут он взглянул на доктора Гослинга, который глуповато улыбнулся. – Простите, Сандерленд, – сказал тот. – Я правда не знал, что мы участвуем в гонке. – Теперь уже ничего не поделаешь. Давайте взглянем, где бы лежало тело, если б его не увезли. – Вы правы, сэр, – заторопился сержант Добсон. – Оно лежало вон там. Пока все четверо осматривали почву вокруг того места, где лежал труп, мы с леди Хардкасл топтались возле мотора доктора Гослинга. – И что вы думаете по поводу всего этого? – спросила я. – Убийство обставлено так, чтобы люди подумали, что здесь не обошлось без нечистой силы. – И сделано это очень искусно, – согласилась миледи. – А наш опыт со спиритическим сеансом[27] несколько месяцев назад говорит о том, что многие из местных с радостью заглотят этот крючок, вместе с леской и бог знает с чем еще… – Так же умирает и его герой в фильме, – заметила я. – Знаю.