– А это пропустят? – засомневался Володя. – Пропустят! – кивнула Лариса. – Мне это уже сказали. Собственно, это не моя мысль, про цикл статей об уголовниках. Это мне в комитете подсказали. Им видней. Володя задумался. Идея выглядела интересной. Могло получиться неплохо. Он знает то, как было в прошлом, а Петренко подскажет, как дела обстоят сегодня. Да, это стоит попробовать! – Интересно. Конечно, сделаю! – отозвался Володя, и Лариса вздохнула с облегчением. – Вот и отлично! Иди и переписывай прямо сейчас. Я еще успею поставить в субботний номер. Что там с убийством кукольницы? Есть что писать? – Ничего интересного. Обычное бытовое ограбление. Пару строк, – покривил душой Володя, не моргнув и глазом. – Тогда писать не будем, – решила Лариса. – Иди, работай. Тебе уже есть чем заняться. Из кабинета редактора Володя вышел расстроенным. Но, едва сел за свою машинку, вставил чистый лист бумаги, как его поглотил совершенно другой мир, самый лучший из всех – мир творчества, из которого так сложно возвращаться в реальность. Глава 9 «Рыбачий приют». Штырь и Архангел. Расстрел. Разговор со старым рыбаком Нежная, лирическая мелодия разливалась над морем далеко, наполняя весь пустынный берег гармоничными, прекрасными звуками. Было странно слушать здесь популярную песню – в едва заметном, сыром тумане, клубящемся над кромкой ледяной воды. Несмотря на самое начало весны, было уже не так холодно. К вечеру, конечно, холод усиливался, поэтому большинство жителей Одессы еще продолжали топить. Из трубы над небольшим каменным одноэтажным домиком, стоящим прямо за рыбачьим причалом, шел густой дым – топили печь. В прошлом это был заброшенный причал, к которому давным-давно не привязывали лодки, и корабли и небольшие суденышки уже не могли подойти, хотя когда-то, очень давно, сюда заходили даже крупные прогулочные яхты. Но война, разруха и пренебрежительное отношение всех сменяющихся властей к флоту и мореходству сделали свое дело – причал пришел в запустение, превратившись в декорацию, которая все больше разрушалась от времени и непогоды. Но так было только до того момента, пока не начался НЭП. Заброшенный домик у причала, который разрушался так же весьма стремительно, несмотря на то что имел прочную коробку, выкупили два предприимчивых деляги. Один из них был фартовым аферистом, да еще такого масштаба, что в криминальном мире заслужил трефовую масть. Второй же был отличным организатором и бессменным помощником первого. Они наняли рабочих, отремонтировали прогнившие доски на причале и заменили проржавевшие сваи. Домик тоже восстановили и привели в надлежащий человеческий вид. И открыли на самом берегу моря ресторанчик под названием «Рыбачий приют». А в летний сезон бывший причал стал отличной прогулочной террасой. Стоило пройти в знаменитую арку Ланжерона и свернуть направо, на дорогу через склоны, как минут через 10 ходу взгляду открывался домик и бывший причал. Располагался он чуть в отдалении от знаменитой желтой скалы. Эта отдаленность была большим плюсом: до ресторанчика не добиралась случайная публика, гуляющая по Ланжерону или по парку. А постоянные посетители прекрасно знали путь, который был достаточно простым – заблудиться было невозможно. Очень скоро «Рыбачий приют» стал излюбленным местом встреч аферистов всех рангов и мастей. Они обсуждали здесь свои сделки. Также, ввиду отдаленности от города и парка, ресторан полюбили денежные тузы, появившиеся как раз во времена НЭПа. И несмотря на то что советская власть уже явно дала понять, что НЭП скоро будет свернут, эти денежные тузы не спешили исчезать с поверхности, стремясь успеть урвать жирные куски в последние часы того времени, которое пока не начало обратный отчет. В общем, ресторанчик «Рыбачий приют» стал идеальным местом для деловых, тайных встреч. Хозяин его был из своих, персонал – проверенный. Хозяину удалось заполучить отличного шеф-повара, из тех бывших прекрасных поваров, процветавших при царском режиме, поэтому кормили здесь отлично, кроме того, он знал все ходы и выходы контрабандного дна и все возможности для спекуляций, а потому перебоя с продуктами в заведении не было. Что еще нужно тем, кто привык в роскоши обсуждать свои черные дела? Очень скоро «Рыбачий приют» стал пользоваться такой популярностью, что столики в нем нужно было заказывать заранее. НЭП вообще стал благоприятной почвой для такого вида бизнеса. Как грибы после дождя вырастали ресторации и забегаловки всех мастей, способствуя быстрому обогащению своих предприимчивых хозяев. В Одессе еду всегда возводили в культ, поэтому во времена НЭПа она буквально превратилась в город ресторанов, город еды, где на каждом углу было буквально по десятку заведений. Несмотря на то что зимой возле моря было достаточно прохладно, ресторан работал круглогодично. Для холодов хозяин оборудовал отличное отопление, а во время снегопадов весь персонал расчищал дорогу. Но так как снегопады в Одессе были редким явлением, то почти всегда ресторан был достаточно доступен. А потому каждый вечер из раскрытых окон доносились звуки музыки, шум, людские голоса, звон столовых приборов. А яркие люстры зала бросали отблеск на море. Четверо мужчин спустились по холмистой насыпи к дороге. Сверху холма, на извилистой тропке, ведущей вверх, к выходу в переулок, их ждал автомобиль. Было около девяти часов вечера. Вокруг стояла кромешная тьма – настолько густая и плотная, что сквозь нее нельзя было разглядеть даже море, шумевшее совсем близко. Слившись темнотой с ночью, оно казалось огромной ловушкой, застывшей в ожидании чужих, неосторожных шагов. Мужчины остановились у самого подножия насыпи и напряженно замерли, прислушиваясь к темноте. С этого места отлично был виден освещенный ресторан. Во всех окнах горел яркий свет. Можно было разглядеть зажженные люстры. Доносились чуть слышные звуки музыки. Несмотря на то что из трубы валил густой дым, два окна были открыты. – Ишь, гуляют! Гляди, и окна открыли… Напились, наверное, – зло произнес один из мужчин. – Точно, гуляют. Я ж тебе говорил, Штырь. Наводка верняк! – Ты погоди языком молоть, – сквозь зубы ответил Штырь. – Я еще не решил ничего. – А за шо тут решать, – подал голос еще один, – брать надо, и точка. Сходняк у них. Наводка ж была. Значит, ресторан закрыли и персонал отпустили. – Это оно да… – задумчиво сказал Штырь, вглядываясь в темноту. – Только музыка того… Слишком уж тихая. И голосов нет. – А как по мне, так все сходится! – подал голос четвертый. – Трефовые тузы гуляют. Им шебуршить не в сезон. Они свои бабки считают да пересчитывают, суки, вот и вся их гулянка. С чего им хоровод хороводить? Завели патефон – и все. И музыка как для души приятно, и для делов шума-то об голову нет. – Так, ладно. Архангел, сходи-ка вниз, в окна глянь, – скомандовал Штырь. Один из мужчин осторожно пошел по дороге, на ходу вынимая из-под полы короткого пальто пистолет. В руках остальных тоже появилось оружие. Кроме того, Штырь зачем-то достал из-за голенища сапога большой охотничий нож и держал его в левой руке, поигрывая в воздухе с нагловатой бандитской дерзостью. Архангел отсутствовал достаточно долго. Кто-то из спутников пытался поворчать, но Штырь быстро заткнул ему рот, не стесняясь в выражениях. Холод стал усиливаться. Вдруг до бандитов, замерзших в ожидании, донесся громкий звук – это в ресторане захлопнули окна. – Замерзли, суки задохлые, – прокомментировал Штырь, – вот мы сейчас им пятки-то и поджарим! Наконец на дороге появился темный силуэт – возвращался Архангел. – Ну шо… За гембеля там нет. Окна захлопнули, бо холодно, как в собачнике до моря, – запыхавшись, принялся рапортовать он, – а окна они плотными шторами занавесили. Ни хрена не разглядеть. Но голоса слышны. И музыка играет. – Дальше шо? – нетерпеливо перебил Штырь. – Дальше – служебный ход! – повысил голос Архангел, явно подчеркивая, что он не обычный бандит, и цыкать на него главарь не имеет права. – Заперт. Это означает, что либо кухня закрыта, либо персонал не выйдет до утра. Шо до входной двери… Голос там слыхал, значит, на двери охрана стоит. Но мы за быстро их положим, как ворвемся. – Как положим? А если их много, человек пять? – занервничал Штырь. – Каких пять? – хмыкнул Архангел. – Ты до тухеса себе ухи привязывал? Шоб трефовые на сходняк пять лбов охраны за шмон притащили? Шоб эти пять фраеров за их гембель ухами слушали? У тебя мозга на месте, Штырь, или как? – Это да, – все еще сомневался Штырь, – но больно гладко все получается… И охраны почти нет, и служебный ход закрыт. И персонал – подал жрачку и отвалил… Ох, шось не за то! – Наводка же точная была, – сказал Архангел. – Не за всегда здесь так, ты сам знаешь. Аферу они обсуждают. Потому и тихо шарятся в ночи, как мыши. И все бабки при них. Не возьмем такие бабки, которые до голыми руками лежат, – грех это. Ох, пожалеешь, Штырь, шо на свет родился, до когда за цей гембель прознают! Надо брать. – Ладно, – хмыкнул Штырь, – сдаюсь. Твоя взяла, халамидник. Пошли до брать. Ты – до служебного ходу, ты – простенок между окнами, – начал он командовать. – Пушки наготове. А мы с тобой, Архангел, до главного входа. Окончательно спустившись с насыпи, бандиты разделились на темной дороге. Штырь и Архангел двинулись к двери ресторана. Крыльцо было ярко освещено электрическими лампочками, развешанными гирляндами над входом. Музыка звучала уже отчетливо. Входная дверь была чуть приоткрыта. И в щель видно было, как ветер развевает край бархатной портьеры с длинными кистями. Они царапали дощатый пол крыльца с неприятным звуком. Штырь резко толкнул дверь ногой, и оба бандита ворвались внутрь, держа оружие наготове. Они оказались в довольно просторном холле, где стояли пальмы в кадках, бархатные диваны, висели большие зеркала. Холл был абсолютно пуст. В нем не было ни единого человека. Никакой охраны не наблюдалось. – Вот тебе и раз… – вздохнул Штырь. – А ну-ка пошли! – Архангел решительно потащил его за собой, вперед, к большой стеклянной двери, ведущей в зал, и распахнул ее ногой. С громким треском она раскрылась. – Всем лежать! На пол! – потрясая оружием, с громким криком бандиты ворвались в помещение, и… застыли на месте. Зал ресторана был пуст. В нем не было ни единого человека. Посередине на столе стоял патефон. Пластинка, как заезженная, играла одну и ту же песню. Ярко горящие хрустальные люстры освещали сплошную пустоту, которая производила просто жуткое впечатление. – Что за… – прошептал Штырь. – Матерь Божья… – успел выдохнуть Архангел. Это было последнее, что они успели сказать. Выстрелы раздались сзади, со спины. Два тела были буквально изрешечены пулями. Штырь и Архангел как подкошенные свалились на пол, не успев ни разу выстрелить в ответ. Со стороны окон послышались крики, звон разбитого стекла, звуки ударов… Пластинка на патефоне продолжала наполнять всё пространство вокруг грустной популярной мелодией, создающей жуткое впечатление посреди пустоты и двух мертвых тел, на лицах которых застыли ужас и недоумение. Таня не спала. Кутаясь в свою любимую домашнюю потертую шаль, она сидела возле жарко натопленной буржуйки. Было около часа ночи, но ей совсем не хотелось спать. Приоткрыв дверцу, она смотрела на огонь, на жаркое пламя, бушующее внутри раскаленной печи. Это пламя так напоминало ее собственные мысли… Несмотря на то что, как уже упоминалось, по календарю наступила весна, по ночам было так холодно, что приходилось топить. Это, конечно, было страшно неприятно. К концу зимы дрова стоили очень дорого, а уголь поднялся в цене еще больше. Но выхода не было. Тане приходилось испытывать разные трудности в жизни, но хуже всего она переносила холод. Она не могла сидеть в ледяной комнате – ей тогда казалось, что она умирает по-настоящему, кровь просто остывает в жилах. Поэтому выбора не было. Таня с грустью смотрела на огонь. Весь вечер она ждала Володю, но он не пришел. Она была твердо уверена, что вот сегодня он точно придет! Они не виделись уже достаточно долго, сердце ее разрывалось от мучительной тоски. Но Сосновский не пришел, и Таня не могла найти объяснения этому. Днем она звонила ему в редакцию, но ей не повезло – там Володи не было. Какая-то любезная девушка записала ее фамилию и сказала, что обязательно передаст Сосновскому про ее звонок. Может, она и передала, но Володя не пришел. В полном отчаянии Таня сидела возле жарко натопленной печки. Огонь ее немного успокаивал. Она боялась оторваться от этого зрелища и ложиться в постель, зная, что на нее тут же нахлынут самые страшные и мрачные мысли. Таня не понимала, почему Володя так охладел к ней. После схода она ясно дала ему понять, что не собирается возвращаться к бандитской жизни. Все, что она сделала, это лишь для того, чтобы спасти Тучу. Но Володя ее не понял. Стоило Сосновскому сделать хоть один шаг в ее сторону, поверить ей, поддержать, она забыла бы обо всем на свете и больше ни за что не пошла бы в мир, который все-таки долгое время был ее домом. Но Володя ничего этого не сделал. А потому Таня не собиралась говорить Туче, что не видит своей жизни с бандитами, что хочет уйти. Беда в том, что и без бандитов Таня тоже не видела своей жизни. Ей просто некуда было идти дальше. Некуда и незачем. Иногда целыми днями Таня лежала на кровати, не зная, чем себя занять. Ей казалось, что она просто заблудилась между двух миров. И никогда уже, никогда не сумеет выбраться на верную дорогу. Она ждала Володю – он должен был стать спасительным кругом. Но вместо этого вдруг стал тяжелым якорем, который тащил ее на самое дно – дно отчаяния и прошлого. Раздались три коротких звонка в дверь. К ней! Вскочив, Таня помчалась открывать, забыв про старенькую шаль, в которой никогда не встречала Володю. Но это был не он. К ее огромному удивлению и разочарованию, на пороге стояли Туча и Таран. – Не разбудил, не спишь? – хмуро спросил Туча. – Входите, конечно, – Таня посторонилась в дверях, приглашая их в комнату. Когда они вошли, тщательно заперла дверь на замок. – Ночью убили Штыря и этого нового… Архангела, – без предисловий сказал Туча. – Кто-то сдал их налет. В ресторане была засада. И, не дав Тане опомниться, выложил всю историю.