– Шаховский? – переспросил он, прекрасно помнивший все знатные фамилии. – Вы случайно не потомок древнего княжеского рода Шаховских? – Шаховский? – вдруг прошептала побледневшая еще больше Таня. Но незнакомец этого не заметил, а Володя удивился, ему вдруг показалось, что она сейчас упадет. С чего бы это? Она знакома с этим типом? Сосновский обозлился. Вечно у нее секреты! Тайна, все покрыто мраком, все запутано и сломано! Лабиринт какой-то заминированный, а не женщина! – Да, я потомок князей Шаховских. Единственный наследник фамилии, так сказать, – лучезарно улыбнулся режиссер. – Но я уже давно забыл об этом, так как вся моя родня в Париже, родители умерли, а я всем сердцем с нашей советской родиной и властью большевиков! – Понятно, – сухо сказал Володя. – Чем обязан? Что вы хотели? – Хотел поговорить о постановке вашей пьесы в театре. – Какой пьесы? – не понял Сосновский. – Я хочу предложить вам переделать ваш роман «Краски рассвета» в пьесу для театральной постановки. А я поставлю ее на сцене! Вы подумайте, это очень хорошее предложение. Я только что из Пролеткульта, там получил полное добро. У вас настоящая пролетарская вещь, ее надо показывать людям! Чтобы многие увидели ваши идеи. Что вы об этом думаете? – Это… замечательно! – просто задохнулся от восторга Володя. – Я рад, что вам понравилось. Знал это. Давайте обсудим подробности? – продолжал лучезарно улыбаться Шаховский. – Я, пожалуй, пойду, не буду вам мешать, – громко произнесла Таня, и оба обернулись к ней. Только теперь Шаховский увидел красивую девушку. Глаза его загорелись. – Простите… Это я вам помешал. Вы не представите? – Шаховский обратился к Володе, не спуская с Тани глаз. – Да, конечно. Татьяна Ракитина, моя знакомая, – сухо представил Сосновский. А у Тани от слова «знакомая» заныло сердце. – Очень приятно… Очень приятно… Александр Шаховский, – режиссер с дурацким видом затряс руку Тани, а Володе мучительно захотелось дать ему по голове. – Рада знакомству, – Таня выдернула руку и ушла, аккуратно затворив за собой дверь. В коридоре, пройдя несколько шагов, она замерла, прислонившись к стене. Закрыла лицо руками. Все ее тело била дрожь. К счастью, в коридоре не было ни одного человека, и никто не видел ее состояния. Таня сама не ожидала от себя такой реакции. Эта случайная встреча всколыхнула самые потаенные струны ее души. Шаховский… Значит, этот человек – ее родственник? Таня прекрасно помнила свою настоящую фамилию, о которой не знал ни один человек во всем мире. Она, Таня, была единственной и настоящей княжной Шаховской, но никогда в жизни не смогла бы это доказать. Ее отец умер. Мать умерла еще раньше. Отец больше не был женат. Значит, других детей, кроме Тани, у него не было. Но у ее отца вполне мог быть старший или младший брат, а этот человек мог быть его сыном. Судя по возрасту, он не намного старше Тани, они почти ровесники. Значит, этот мужчина – ее двоюродный брат. Сердце Тани колотилось быстро-быстро, словно стремясь выпрыгнуть из груди. Двоюродный брат, ее кузен, ее единственный родственник? Неужели судьба решила сжалиться над ней и подарить такую уникальную встречу? Что это, как не судьба? Жизнь дала Тане шанс проститься со своим родным отцом, который умер у нее на руках. Она до сих пор страдала от одной только мысли о смерти своих родителей. И вот, словно в награду за муки, судьба подарила ей новую встречу! Тане хотелось вцепиться в этого человека, расспросить обо всем, узнать, действительно ли в их жилах течет общая кровь. А это означает, что уйти ему она не даст. Решительно развернувшись, Таня направилась по коридору в обратную сторону. Она подождет, пока закончатся его переговоры с Володей. А потом… Когда режиссер ушел, Сосновский был окрылен настолько, что даже не отреагировал раздражением, когда комната наполнилась сотрудниками. Правда, обещанного счастья еще предстояло ждать. Шаховский собирался поставить спектакль к концу года, а пока Володе предстояло поработать над переделкой романа в пьесу. Режиссер обещал даже добиться для Сосновского аванса. Это было бы весьма кстати – как у большинства творческих людей, деньги у Володи не задерживались, он всегда нуждался в них. Шаховский собирался остаться в Одессе и просил Володю познакомить его с городом, помочь свести знакомство с интересными людьми и даже с представителями криминального мира. Окрыленный Сосновский был готов на что угодно, даже водить гостя по притонам и «малинам» Молдаванки, рискуя кошельком и жизнью, чтобы его пьеса увидела свет. Перед Володей словно открывались новые горизонты, и лучезарное сияние затмевало все, даже визит Тани, о котором Володя не думал – уже совсем. Коридор наполнился людьми. Сотрудники здания возвращались после обеденного перерыва. На Таню никто не обращал ни малейшего внимания. С ней поравнялась стайка молоденьких девушек, явно машинисток. Они весело щебетали. Таня поневоле мучительно позавидовала им. По сравнению с этой беззаботной юностью она чувствовала себя старой, хотя ей должно было исполниться всего 32 года. У этих девчонок всё еще было впереди, вся жизнь. Они были бедны, нескладны, неказисты, нелепо и бедно одеты, но они были молоды, и у них было будущее. А у нее? От этой мысли сжималось сердце и становилось тяжело на душе. Таня прекрасно знала, что выглядит лучше этих молодых девушек, и одета она дороже, у нее есть деньги. А также у нее есть стиль, аристократизм и даже невидимая со стороны тайна, которую создает темное и буйное прошлое. Что может больше подходить женщине? Но она чувствовала себя потерянной, словно заблудилась в чужом доме, где много комнат, а она все не может найти нужную ей дверь. Из кабинета редакции вышел Шаховский. С разбегу он врезался в стайку юных девушек, пропустил ее и проводил похотливо-восхищенными, а потому тупыми глазами. Таню всегда поражало это сугубо мужское – умиляться таким вот дурочкам, только потому, что они молоды. Да, сейчас они молоды, юны и свежи. Но это пройдет, и быстрее, чем они думают. А разве молодость компенсирует все остальное? Отсутствие ума, пустоту, дурной характер, пошлость, отсутствие вкуса, глупость, вульгарность, в конце концов? Умная женщина останется красавицей до конца жизни и в 70 лет будет выглядеть и цениться больше таких вот юных дурочек. Чему же тут умиляться? Но все чаще и чаще в голову закрадывалась мысль, что нынешние мужчины порой ведут себя как тупые, примитивные животные, абсолютно лишенные и интеллекта, и вкуса, идущие напролом к своей цели, и что это начинает цениться в обществе намного больше, чем достоинство, честь, стиль и ум. И они против своей воли становятся заложниками навязанных им ценностей. Шаховский, похоже, не был исключением. Несмотря на такие неприятные мысли, Таня решительно направилась к нему и буквально схватила его за рукав. – Вы? А я только что думал о вас! – просиял он. Лгать он, похоже, умел отлично. – Я хотела бы поговорить с вами. Видите ли, я пишу статью. Я тоже журналист, как и Владимир Сосновский… – на ходу сочиняла Таня, – статью о старинных дворянских родах, чьи потомки перешли на сторону советской власти, признали пагубную деятельность своих предков и начали новую, незапятнанную и правильную жизнь… Вы расскажете мне об этом, о своей семье? – Конечно! С большим удовольствием, – расплылся в улыбке режиссер. – Но здесь не время и не место… – Да, конечно, – кокетливо улыбнулась и Таня. – Разрешите пригласить вас на ужин! – не долго думая, выпалил Шаховский. – Когда вы сможете – сегодня, завтра? – Я не могу вам сказать так прямо… – запнулась Таня. – Тогда сделаем там. Я оставлю вам мой личный номер телефона, и когда вы будете свободны, в любое время, в любой день недели, вы позвоните мне, и мы с вами встретимся! Договорились? Шаховский быстро написал свой телефон на листке, вырванном из блокнота. Таню это очень даже устраивало. Она спрятала бумажку и пообещала позвонить в ближайшее время. Вместе с Шаховским они вышли из здания редакции. Болтая о пустяках, Таня все пыталась рассмотреть его лицо, найти в нем черты лица ее отца, что-то похожее на нее. Но лица отца она не вспомнила, как ни старалась. Разве что темные волосы. Но это ерунда – у каждого третьего человека темные волосы. Выводы следует делать не из внешности, а из поведения, манер и рассказа. Вот чего Таня ждала. На нее Шаховский и вовсе не был похож. Сосновский опоздал на 10 минут, но Петренко был готов к его опозданиям. Сидя за столиком в пивной «Сигнал», их любимом месте встреч еще из прошлого, следователь внимательно просматривал газеты, купленные по дороге. Перед ним стояла бутылка сельтерской и тарелка с парой бутербродов. Петренко не любил алкоголь, к тому же знал, что после возвращения к жизни Сосновский вообще не употребляет спиртного, поэтому, стараясь не смущать своего друга, никогда не пил. – Извини, эти трамваи чертовы… – Володя плюхнулся за его столик с таким мрачным лицом, что Петренко сразу оторвался от газеты. – Случилось что? – насторожился он, прекрасно разбираясь в смене настроений своего друга. – Наоборот, очень хорошие новости! – Володя быстро заговорил о Шаховском, о пьесе, а затем и о цикле статей. – Но это же замечательно! Блестяще просто! Поздравляю! – искренне обрадовался Петренко. – А плохого что? Я же вижу! – Плохое… Плохое как раз и связано с криминальными статьями. Я не знаю, о чем писать, – вздохнул Сосновский. – Как не знаешь? – удивился следователь. – Ты же столько написал про бандитов Одессы! Ты же Мишку Япончика знал! Кому писать, как не тебе? – Вот в том-то и дело! – воскликнул Володя. – Я знал все то, что происходило в прошлом. Но я понятия не имею, что происходит сейчас! Ведь сейчас эти, лагерные, вышедшие из тюрем, они другие. У них новые законы и новые правила. А тут я еще слышал такую штуку… Многие об этом говорят, так что и до меня дошли слухи. Мол, что и убийства с этим связаны, с разделением воров. – Что именно ты слышал? – насторожился Петренко. – Что появился некий класс авторитетов нового порядка, которые собираются поделить весь криминальный мир. Большевики строят много тюрем. Эти тюрьмы с каждым годом заполняются все больше. Я слышал о том, что эти новые авторитеты будут держать контроль в тюрьмах, и таким образом большевики получат прослойку, которая, как буфер в поезде, будет сдерживающим фактором между ними и уголовниками. Но кто они такие, как появятся, почему, откуда? – Сосновский развел руками. – Об этом писать нельзя, – Петренко покачал головой. – Но я понять хочу, – воскликнул Володя. – Для себя! Я ведь был связан с этим миром и… Это важно, пойми! Для меня. – Ну хорошо, – кивнул следователь, соглашаясь. – Я попробую рассказать. Но только с условием. – Каким? – Ты ни слова не напишешь об этом в статье. Я не хочу рисковать своей шкурой. Это уже не детский лепет. Тут все серьезно, – у Петренко даже голос изменился. – Клянусь! – Глаза Володи засверкали. – Ты же меня знаешь! Я для себя понять хочу. – Для себя – понимай! А хочешь, я выдам тебе секрет? – лукаво улыбнулся следователь. – Какой? – воодушевился Сосновский. – Именно сейчас в криминальную среду здесь, в Одессе, внедрен человек, который как раз и работает по этому заданию. – В смысле? – не понял Володя. – Создать новый класс воров и новые законы, которые они будут соблюдать. Разделить их. – То есть он внедрен как… крыса? – догадался Сосновский. – Но это же очень опасно! – Ну, ему не впервой рисковать, – начал откровенничать Петренко. – Да и риска тут никакого нет. Воры принимают его за своего. Ему даже доверяет твой знаменитый Туча. А хочешь, я тебе и кличку его скажу? – Ну… назови… – нахмурился Володя. – Его кличка – Архангел! – сдерживая смех проговорил следователь. – Архангел? Подожди… – удивился Сосновский. – О чем ты говоришь? Вор по кличке Архангел был убит во время налета на ресторан «Рыбачий приют». – Убит был самозванец. – Петренко стал абсолютно серьезен. – А настоящий… Есть и настоящий Архангел. И поверь, он очень хорошо зашифрован. Многие поломают голову над этой загадкой. Очень многие… – Зачем ты мне все это говоришь? Неспроста, так? – догадался Володя. – Может, и неспроста, – Петренко лукаво покосился на него. – И я ведь не так прост, как кажется. И знаю, с кем ты живешь, к кому тайком ходишь по ночам. – Ты… ты… – вспыхнул Сосновский.