Сама гостиная была убрана с роскошью, которую невозможно было представить в простом сельском доме. Здесь была бархатная мебель, дорогие подсвечники, ковры и даже венецианские зеркала. Но при внимательном рассмотрении было видно, что мебель обтрепалась, светильники потускнели, ковры вытерлись и покрылись пылью, а у одного из зеркал треснула и сломалась рама и уродливо чернеет старый, засиженный мухами остов. Это были разрушительные следы времени, беспощадно и стремительно уносящие всю эту роскошь из прошлого, и чувствовалась во всем этом глубокая печаль, такая же непроницаемая и плотная, как и снежный покров. Гостью усадили в кресло, и вскоре старшая из сестер принесла поднос, на котором стояла чашка с дымящимся чаем, а на тарелочке – две плюшки, посыпанные сахарной пудрой. – Попробуйте, мы сами печем, – без тени улыбки и доброжелательности сказала она. – Простите меня, – заметно смутилась женщина, – я не хотела нарушить ваш покой. – Мы не любим непрошенных гостей, – поджав губы, отозвалась младшая из сестер. – Я понимаю, – кивнула гостья, – я и сама не люблю беспокоить людей. Но я чувствовала себя так, словно умираю. – Пейте чай, – почти что приказала старшая, – мороз действительно очень сильный. Незнакомка с аппетитом принялась за еду, искоса бросая взгляды на обстановку гостиной и на сестер, которые уж никак не напоминали сельских жительниц. Гостья была молода, темноволоса, с красивой короткой стрижкой, достаточно миловидна, и внешность ее могла бы быть довольно выразительной, если б не слишком бледное лицо и потухший, какой-то блеклый взгляд, выражающий затаенную внутреннюю боль. У нее были глаза человека, в которого выстрелили в упор, а он поднялся по инерции, даже не подозревая, что уже умер. И эта странная особенность заставляла присматриваться к ней более внимательно. – Я не долго буду вас беспокоить, – женщина наконец оторвалась от еды. – Очень скоро за мной заедут мои товарищи и заберут отсюда. – Какие еще товарищи? – насторожилась старшая сестра. – Из Фонтанки. Там сейчас работает бригада уголовного розыска, они живут в селе. Увидят, что я не приехала, отправятся на поиски и найдут мою машину здесь. Зайдут в дом. И я уеду с ними. А машину заберут, когда снегопад чуть прекратится. – Она очень подробно все перечисляла, и было непонятно, кого хочет убедить и успокоить – себя или хозяек. – Вы так уверены, что за вами приедут? – поджала губы младшая. – Ну конечно, – улыбнулась незнакомка. – Мои товарищи своих не бросают. – Ваши товарищи! – с выражением произнесла старшая сестра, и в глазах ее сверкнуло такая ненависть, что гостья содрогнулась. – Я вас чем-то обидела? Простите, – растерянно произнесла она. – Не обращайте внимания! – быстро отозвалась младшая. В разговоре повисла напряженная пауза. – У вас нет собаки? – наконец произнесла женщина, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке из-за странных хозяек дома. – Нет, – отозвалась старшая, снова поджав губы, – мы не любим собак. – Мы не из села, – пояснила младшая, – просто живем здесь, потому… Потому, что так сложились обстоятельства. – Я понимаю, – кивнула гостья. – Это вряд ли, – отрезала старшая. После этого в комнате повисло такое плотное молчание, которое уже сложно было нарушить. Так прошло некоторое время. Младшая сестра принялась за вязание, а старшая просто сидела на диване, положив руки на колени и поджав губы. Неизвестно, сколько прошло времени, когда с улицы донесся шум подъезжающей машины. Старшая подошла к окну, выглянула из-за штор: – Похоже, приехали ваши товарищи, – бросила. – Я же вам говорила! – вскочив с кресла, женщина двинулась к выходу. – Тогда одевайтесь и идите! – зло отрезала старшая. – Наш дом – не проходной двор! Мы не пускаем к себе посторонних! – Я сейчас уйду. Понимаю. Благодарю вас за гостеприимство, – ответила торопливо гостья, но одеться не успела – в дверь били кулаком, и мужской голос закричал: – Вы не видели женщину? Машина ее стоит возле вашего дома! Может, она у вас? Незнакомка сама открыла двери, с легкостью справившись с замком. – Что вы делаете… – повернулась к ней старшая сестра, однако было уже поздно – в прихожую ввалились трое здоровенных мужиков с револьверами в руках. – Что за… – начала было младшая, но тут же замолчала, увидев, что женщина из кармана юбки достает револьвер и направляет на нее. – Прошу вас пройти в гостиную, – спокойно сказала незнакомка, – и без лишнего шума! – Бандиты! – взвизгнула старшая, но стоявший рядом с ней мужик пригрозил ей пистолетом: – А ну, пошла! Быстро! Все вернулись в гостиную. – Что вам нужно? – Сестры испуганно жались друг к другу, и только старшая могла задавать вопросы, сохраняя хоть какое-то самообладание. – Вы знаете, что нам нужно. Икона, – ровным, спокойным голосом пояснила незнакомка. – Нет у нас никаких икон! С чего вы взяли? – Мне нужна икона, – повторила женщина, – Вера, Надежда, Любовь… И их мать София. Та самая икона, которую вы увезли из Одессы в 1920 году. Вы прекрасно знаете, что за вами следили все эти годы. Поэтому препираться бессмысленно. – Ах ты тварь… – выдохнула старшая. – Это тоже бесполезно. Или вы спокойно отдаете икону, и вас никто не тронет… – Или? – с вызовом отозвалась хозяйка. – Или… Не спокойно. Вдруг, рывком, женщина схватила младшую сестру за волосы, притянула к себе и приставила к ее голове пистолет. – Икону, быстро! – крикнула она. – Иначе я прострелю ей башку! – А мы еще тебя пожалели… – с горечью сказала старшая, – в Рождество… – Я ненавижу Рождество, – резко отозвалась незнакомка, – всегда ненавидела. Но… Мне жаль. Ценю вашу доброту. Поэтому и говорю с вами спокойно. Но долго говорить не буду. – Хорошо. Я принесу. Отпусти ее! – Вот когда принесешь, тогда отпущу. Ты, идешь с ней! – скомандовала женщина одному из бандитов. Прошло минут десять, и старшая сестра вернулась с иконой. – Будь ты проклята! – глядя на незнакомку, она швырнула ее на стол. Женщина опустила пистолет и оттолкнула от себя младшую сестру, которая с криком упала на грудь старшей. Незнакомка медленно подошла к иконе. Это было настоящее произведение искусства! Оклад поражал своим богатством и тонкостью работы. Он был из золота, щедрой рукой талантливого мастера туда были вплетены крупные рубины и бриллианты, а вдоль рамки шла тройная нить жемчуга. Сама же рамка тоже была золотой. Роскошь, богатство и сияние драгоценных камней подавляли нежные и печальные лица святых, которые словно бы с горьким укором смотрели на бандитов. – Да, это она, – кивнула женщина. – Уходим! – Не забирайте ее! – Младшая сестра вдруг вскинула к бандитам свое залитое слезами лицо. – Неужели вы не понимаете – это не ценность, это память! Эту икону нужно сохранить, ее нельзя продать! Мы хранили ее все эти годы… – Прекрати, – резко оборвала ее старшая. – Это же мрази, грязные твари… Бандиты… Нет у них никакого сострадания. И им плевать на нашу память! Не унижайся перед навозом!.. – Мне жаль, – незнакомка нахмурилась, – правда очень жаль. Но… другого выхода нет. С этими словами, замотав икону в платок, она покинула дом вместе с бандитами. Было слышно, как через минуту взревели двигатели автомобилей. – Это я виновата… – рыдала младшая сестра, – не надо было ее жалеть… Не надо было впускать никого в дом… – Перестань! Они все равно бы пришли, просто по-другому. Ты тут ни при чем. – Старшая сестра подошла к окну, наблюдая из-за шторы, как от дома отъезжают два автомобиля. Младшая продолжала рыдать. Старшая пошла к выходу. – Ты куда? – спросила ее сестра сквозь слезы. – Устала… – странным голосом отозвалась старшая. – Как же я от всего устала… Я сейчас, – и вышла из комнаты. Прошло время. Младшая сестра успокоилась, вскипятила чайник и решила пойти позвать старшую пить чай. Медленно, с трудом она стала подниматься по скрипящей лестнице. Вот и дверь комнаты. Толкнула ее. А затем… Зажала рот рукой, пытаясь заглушить дикий крик. В петле под потолком висела старая женщина. Сняв с крючка керосиновую лампу, она повесилась на бельевой веревке. Ноги ее, с которых спали стертые тапочки, раскачивались в воздухе, а веревка, елозя по крюку, еле слышно скрипела… До города ехали долго. Машина с трудом пробиралась сквозь снежные заносы загородных дорог, но поскольку это был дорогой, хорошо ухоженный автомобиль с мощным двигателем и большими колесами, победа оставалась за ним – этим тяжелым монстром немецкого автопрома. Новым в привычках бандитов стало то, что они принялись ездить на дорогих машинах. Это было необходимо и для их жизни, и для дела. Всю дорогу до города Таня, а это была именно она, сохраняла упорное молчание. Только когда машина въехала во двор убежища Тучи и остановилась возле флигеля, Таран, сидящий рядом с ней, не глядя спросил: