Несчастный страшно кричал, воя остался лежать на земле. Бандит рывком поднял его голову за волосы. – Христом Богом молю, – захрипел пленник. – Не виновен я… Не служил у мусоров… Христом Богом… Родненькие… – Зубы парня выбивали страшную дробь, из разбитых губ стекала слюна пополам с кровью. – Не скажет сука, только вопить будет, – с сожалением произнес седой. – Не ровен час, набредет кто из лихих людей. В общем, думаю, кончать его надо. – Ну так и кончим, – вздохнул бандит с фонарем. – Эй, народ, айда к выходу! Шоб ни пса до здеся не осталось, пока будем мусоренка кончать! Беззлобно ворча и переругиваясь, бандиты потянулись к выходу. Вскоре в помещении остались только седой, мужик с фонарем да один из бандитов. Он держал холщовый мешок. Развернув его, мужик с фонарем быстро обмотал тело парня проводами, между которыми укрепил пакетики с взрывчаткой. – Шо вы делаете… я… – Парень забился в конвульсиях. – Христом Богом… – Заткнись, мразь! – Седой кулаком ударил его в лицо, и тот вырубился. Осев, ударился о стену, издав глухой звук. – Хотел к нам попасть, так пусть вечно сидит здесь, – высокопарно прокомментировал бандит с фонарем. – Пусть свои мусора и собирают его по кусочкам. Наконец все провода были примотаны. Третий бандит укрепил детонатор. – Давно надо было этот ход здесь закрыть, – прокомментировал седой. – Теперь есть за шо. Бандиты быстро пошли к выходу. Когда они уже были возле деревянной лестницы, ведущей к люку, и убедились в том, что все благополучно выбрались наружу, а люк открыт, человек с фонарем нажал кнопку на устройстве, к которому тянулся провод. Раздался взрыв. Они еле устояли на ногах. Камни зашатались, было похоже, что катакомбы рушатся прямо на глазах. Вокруг стоял страшный грохот, заполнивший все вокруг. Этот грохот словно захватил весь окружающий мир… Камни летели со всех сторон, буквально сметая людей ураганом из острых желтых обломков. Через минуту все стихло. – Кончено, – шепотом прокомментировал седой. – И вход завалили, – человек с фонарем пожал плечами, – и крысу расплющили. В воздухе все еще стоял отдаленный гул, когда бандиты, больше не разговаривая друг с другом, стали быстро подниматься по лестнице к выходу на поверхность. На земле они тщательно закрыли люк и разошлись в разные стороны, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вокруг было абсолютно безлюдно. Не оглядываясь, седой стал карабкаться по холмистой насыпи. 9 января 1930 года, Военный спуск Поздним вечером Таня и Туча шли по заледенелой дороге Военной балки к спуску в порт, в бывшую Военную гавань, туда, где должен был состояться сход. Здесь находилось множество входов в катакомбы. Военный спуск вообще был одним из интересных уголков старой Одессы. Эта улица, сейчас называемая Военным спуском, привлекала внимание в первую очередь потому, что никогда не имела одного-единственного названия. В разное время спуск назывался по-разному, и местные жители часто не способны были запомнить все эти названия. Спуск соединял город с Практической, бывшей Военной гаванью старого порта. Эта крутая дорога брала начало с самого центра Одессы – Дерибасовской, затем продолжалась по Гаванной улице. И спускалась в самый низ по холму. Первоначально спуск именовался просто Военной балкой. Затем, спустя некоторое время его переименовали в Военный спуск. Позже он превратился в Портовый, Гаванский, Сабанеевский, Сабанеев, Сабанский, Воронцовский, Казенный спуск. Когда-то был даже Портовой улицей, и снова вернулся к Военному. Это название укоренилось в памяти местных жителей, которые, несмотря на многочисленные изменения, всегда именовали этот интересный уголок старой Одессы именно так. Через Военный спуск проходил Сабанеев мост, построенный еще в 1828 году. И еще один, безымянный, пересекающий Ланжероновскую и Гаванную, построенный в 1810 году и по какому-то историческому капризу так и не получивший названия. Впоследствии этот мост был засыпан и землю утрамбовали для того, чтобы продолжить Гаванную. Однако частных домов в этой части города не было – на косогоре сложно было строить. Спуск шел под уклон. Кроме этого, строителей подстерегала еще одна серьезная опасность – катакомбы, которых именно здесь было больше всего. Часто дома сползали вниз прямо при постройке. Требовалось достаточно много усилий, чтобы укрепить фундамент, балки и сделать прочными стены. И все же к началу XX века на Военном спуске началось бурное строительство. Здесь принялись строить частные дома, амбары и склады. Район стал промышленным. В районе Военного спуска жить считалось не престижным, а вот иметь доходный дом и сдавать комнаты в наем – совсем другое дело. Также на Военном спуске возникло очень многой трактиров, магазинов, лавок. Близость порта делала этот район достаточно коммерческим местом. Так появились здесь тайные дома свиданий, гостиницы с сомнительной репутацией. Тут же размещались морские конторы по найму моряков, таможенных маклеров, специализированные магазины по продаже одежды для моряков и всевозможного корабельного инвентаря. Огромное количество дешевых меблированных комнат сделало Военный спуск достаточно разгульным местом, где вовсю начала процветать преступность. Грабежи, пьяные драки, разбой, ограбления подгулявших моряков были обычным делом. Поэтому приличные жители города избегали появляться здесь с наступлением темноты. С приходом большевиков к власти в Одессе страсти несколько поутихли, но основа осталась прежней. В погребках и пивнушках процветала контрабанда, продажа наркотиков, привезенных на кораблях. А район по-прежнему считался достаточно криминальным местом, уступая в этом смысле лишь Молдаванке и Слободке. Понятно, почему это место облюбовали представители криминального мира, чтобы заниматься своими тайными делами. К своему огромному удивлению, Таня получила приглашение на сход. Впрочем, она не сомневалась, что руку к этому приложил верный Туча, которому так хотелось видеть рядом с собой надежного и верного друга. По сравнению с прошлыми сходами, в этот раз все изменилось. Правила и порядки были новыми, большевики внесли свои коррективы и в этот мир, и теперь более строго, чем когда-либо, шло разделение по кастам и мастям. Приглашением на сход служили карты, поделившие всю верхушку бандитов на «черных» и «красных» с соответствующими рангами. «Черные» означали блатных, наследников далеких одесских бандитов, еще со времен Мишки Япончика и других бандитских, уличных королей. Это были те, кто жил по своим воровским традициям, поддерживая строгие правила и законы, ни разу не сходя с выбранного пути. Высшим рангом были «пиковые». Считалось за честь получить эту масть, но выпадала она не многим. «Трефовые» означали блатных, которые превратились в денежных тузов, проворачивающих коммерческие операции, больше всех остальных наполняя «общак», который воры традиционно именовали общее. «Трефы» означали деньги. «Трефовые» одной ногой стояли на криминальном дне, а другой – в коммерции, заниматься которой удачно могли только при содействии бандитов. И в бандитской среде появилось достаточно таких людей, мошенническим способом страшно разбогатевших во времена НЭПа. Но «трефовые», хоть и были блатными, считались рангом пониже и во всем подчинялись «пиковым». «Красные» масти были плохими, они означали сотрудничество с властью, тех, кто осуществлял контакт между представителями власти и блатными, «пиковыми». Таких помечали «бубной». Они не были предателями, они были новым ответвлением, которое создала советская система наушничества и доносительства. Подражая методам чекистов и перенимая тактику у них, бандиты тоже стали засылать своих людей во властные структуры. Это были посредники, которые при случае могли служить мостом между «черными» и властью. Власти знали в лицо этих посредников, но опасались их трогать, поскольку не хотели окончательно портить отношения с бандитами, «пиковыми». Появление «бубновых» страшно расстраивало старых «пиковых», хотя они и понимали: для того, чтобы не проиграть в войне, нужно изучать методы противника и действовать, как он. О выигрыше, о победе речь уже не шла. Было понятно, что большевики пришли к власти всерьез и надолго, что они стоят очень крепко, обеими ногами, на своих позициях. Выиграть у них невозможно. Оставалось только не проиграть в этой войне, хотя бы удержаться на своих позициях, которые было необходимо укреплять любым способом – в том числе и появлением «бубновых». Ну и наконец «червовые» – самая плохая масть. Это были «черви», «суки», те, кто продался большевикам, был готов доносить, а в тюрьме работал на систему, сотрудничая с властью. В новых условиях червовая масть часто означала смертный приговор. Если кто-то получал червовую карту, это означало, что на сходе такой человек будет подсудимым, и защищаться ему придется очень серьезно. Очень часто вор, получив такую карту, пытался спастись бегством, но это было абсолютно бессмысленно: сеть воровского мира обладала такой расширенной структурой, что карающая рука могла настигнуть виновного где угодно. Бегство означало смерть, в то время как храброе появление на сходе, чтобы выслушать предъяву, еще давало шанс на спасение. Карты были выбраны недаром, они были своеобразной святыней воров. В них играли абсолютно все бандиты – естественно, на деньги, и умение играть в карты повышало авторитет. Хороший вор должен был быть классным, бесстрашным игроком, это тоже придавало ему воровской доблести. В карты играли в тюрьме, на «малинах», в убежищах, в перерывах между делами и празднуя удачное завершение дела. А потому они прочно вошли в жизнь воров, придавая им масть и цвет. Туча получил пиковый туз, и едва он достал карту, Таня увидела, как он облегченно вздохнул и расслабился. Все эти дни Туча страшно мучился тем, что из-за череды неприятных событий ему могут понизить ранг и перевести в разряд «трефовых». Ранг понижался всегда путем общего голосования среди всех воров и обратного хода не имел. То есть можно было получить понижение и дальше двигаться только вниз, а вот подняться – уже никогда. Но Туча сохранил свое место, сохранил свое имя, и это означало, что его не винят в череде страшных и печальных событий. В этом была очень большая заслуга Тани, чьей идеей было скрыть недостачу в общем и быстро добыть нужную сумму, чтобы Туча мог предъявить всю сумму на сходе и доказать, что он по-прежнему сохранил свою власть. Сама же Таня, к своему огромному удивлению, получила пиковую даму. Ни на какую масть она вообще не рассчитывала и даже не думала, что ее пригласят на сход. Но, тем не менее, приглашение было получено, и было достаточно высоким, хотя сама Таня подозревала, что к этому приложил руку Туча. Ведь без его влияния и без его слова никто не позвал бы ее на сход. По традиции, идти к месту схода было необходимо пешком, оставив всю свою охрану и дорогие машины. Вот уже много лет подряд сход проходил в одном и том же месте – в катакомбах под Военным спуском. Одно из помещений было очень удобным. Оно находилось в толще ракушняка, образовалось еще в XIX веке и использовалось как военный и продовольственный склад. Расположено было во дворе дома № 18 по Военному спуску, в одном из самых колоритных дворов Одессы. А само здание в самом центре города было известно как дом Осипа Чижевича и находилось под Сабанеевым мостом. Через ходы в подземных лабиринтах можно было оказаться на разных улицах и легко, спокойно уйти от любой облавы и погони. Эти залы с высоченными потолками создавали атмосферу мрачного торжества – каждый сход был похож на некий готический спектакль. И Тане, и Туче доводилось уже бывать в этом месте. На Таню это подземелье всегда производило самое мрачное впечатление – она не любила катакомбы. А вот Туча, склонный к некой театральности, чувствовал себя как рыба в воде. Они прошли через притихший двор, все окна в котором были темны, спустились в подвал и постучали в наглухо закрытую железную дверь. Она приоткрылась – ровно настолько, чтобы пришедший мог просунуть в щелочку свой пропуск. После изучения пропуска его впускали. Заходить полагалось по рангу, поэтому первым вошел Туча, а Таня – за ним. Проверка длилась не долго. Вскоре они оказались в мрачном, тускло освещенном зале, стены которого тонули в темноте. Глава 6 Сход. Старые воры. Оправдание Тучи. Найти «крысу» Ярко горящая лампа в жестяном колпаке, вызывающем в памяти вагонные теплушки времен гражданской войны, разруху, ночные кровавые перестрелки, была подвешена за веревку к балке потолка и высвечивала на дощатом столе обширный круг, оставляя в тени лица тех, кто сидел за ним. В центре круга на тарелках лежали яблоки, апельсины, стояли бутылки с пивом. Туча поморщился, вспоминая старые воровские традиции, когда пиву нечего было делать на сходе. Но время вносило свои коррективы. И в те годы, когда сходы проводили настоящие короли, большинство тех, кто сидел за этим столом, были лишь босяками, уличными беспризорниками, дешевой и пустой воровской шпаной, которую бывалые люди с копейками гоняли за самогоном и пивом. В зале было не так много людей. То, что их лица оставались в тени, было задумано намеренно – так было всегда. С удовлетворением Таня отметила про себя, что на столе отсутствует колода карт. Появление ее было очень плохим признаком, это означало, что кого-то собираются лишить его положения, либо – что еще хуже – вынести смертный приговор. Умостившись рядом с Тучей в конце стола, Таня внимательно вглядывалась в лица собравшихся здесь, проступающие сквозь тень. Многих из них она видела впервые. Было понятно, что эти люди впервые попали на сход, это были новые воры из областей, держащие в своем подчинении деревни и областные центы. Они заметно нервничали, чувствовали себя не в своей тарелке, не знали, как себя вести, куда деть руки, что и когда говорить, а оттого ерзали на скамье, как нашкодившие школьники, которых в любой момент строгий учитель может дернуть за ухо. Таня улыбнулась про себя этому сравнению. Да нет никакого строгого учителя! Давным-давно уже нет! Был Японец, своей железной волей держащий в кулаке всю эту свору. Человек, сумевший сделать невозможное: объединить и организовать воров, навести нечто вроде порядка в этом пестром хаосе человечьих отбросов, сделать так, чтобы последние не чувствовали себя обездоленными, а первые еще больше не лезли вперед. И чтобы все вместе, и те, и другие, шли к своей общей цели – обогащению воровским путем и возможности избежать за это ответственности. Тогда даже в самых отдаленных закоулках и лабиринтах трущоб, в самых низкопробных «малинах» для последних подонков и забулдыг был порядок. Но это было тогда. Давно уже нет Японца, а место его никто не сумел занять. Оттого в бандитский мир вернулся хаос. Другой мир… Таня вдруг задумалась – где же ее место в этом мире? Неужели среди этих неумных, малоудачливых деревенских воров, выдвинуться которым, как это ни парадоксально звучит, помогла советская власть? Тупые и жадные, они начинали свою карьеру, воруя у своих односельчан, людей несчастных и обездоленных, тех, кто не знал пощады ни от банд, ни от войны, ни от советской власти, кто на голом клочке выжженной земли пытался отстоять самое справедливое и тяжелое право – право на жизнь. Никогда в те, прежние, времена их не посадили бы за этот стол. А теперь они стремились изо всех сил вверх, туда, где природная алчность, жадность и подлость расцветали пышным цветом, давая самые немыслимые плоды. Никогда не сели бы эти селюки с Тучей и с ворами старой гвардии! Но новый мир означал новые правила. И рядом с Тучей сидело такое вот тупое убоище с поросячьими глазками, украсившее свою жирную шею медальоном с цветочками. Не понимая в своей безграмотной дурости, что это не кусок золота, а женский медальон… Таня не смогла бы сесть рядом с таким! Доблесть нового времени – обирать нищих крестьян, стариков, одиноких женщин, облагать данью просящих милостыню на улицах беспризорных детей… Таня не могла, не хотела жить в этом новом мире. А раз так – где найдется место ей, и есть ли вообще ее место на земле? Тем временем за столом тек не спешный, ленивый разговор, состоящий из общих фраз. К нему можно было и не прислушиваться, Таня и без того знала его смысл. Обсуждали последние дела и аресты, да сумму, уходящую в общий котел. Этот мирный, нейтральный разговор не касался опасности, угрожавшей ее другу, и Таня могла не принимать в нем участия. А потому ничто не мешало ей погружаться в свои такие безрадостные мысли. Она не спускала глаз с сидящих за столом старых и новых воров. Старые, все как один, выглядели уставшими и сильно потрепанными жизнью.