Папа встал и подошел ко мне: — Ты ведь любила его. Я думал вы вместе... — начал папа, — тебе больно, как будешь готова, мы поговорим. — Папа, он гей! Был... — сквозь слезы произнесла я и убежала в комнату. Ну, вот и все... Вот так я потеряла всех, кто мне был так дорого. Боль, гнев, отрицание и новая глава жизни Я положила ручку и собрала все написанные листы в стопку. В дверь постучали. — Катюш, я знаю, ты не хотела, чтобы тебя отвлекали, но тут родители Миши, они зовут на поминки, — услышала я голос папы. — Иду, — я вытерла слезы. Родители Миши меня обняли: — Ну, раз Миша считал тебя своей сестрой, ты теперь и наша дочка, — шепнула на ухо мне мама Миши. — Пошли теперь к моему зятю, — сказал Мишин папа. Шутку оценила только я, слегка улыбнувшись. — К кому? — не поняла мама. — К Александру Вадимычу, — пояснил отец Миши. Мама так и не поняла, решив не уточнять. Родители Миши постучались к Саше. Мои же спустились вниз. — Добрый день, еще раз соболезнуем, — открыл дверь папа Саши. — Добрый! Пора, вы готовы? — Мы не поедем, вы нас извините, но Саша, он все еще скорбит. — Для этого поминки и существуют, собирайтесь. — Он все еще винит себя, ему стыдно. — Что за глупости, он не виноват, — говорил папа Миши, входя в квартиру Саши. Мы с мамой Миши спустились вниз. Через некоторое время спустилась и семья Саши с Мишиным отцом: — Вы езжайте, я с Сашей поеду, — махнул нам тот. Мы сели в машину. — Мы попросили Машу позвать на поминки друзей Миши, мы никого из них не знаем, но думаю, он был бы рад, — прервала неловкое молчание мама Миши. — Он и рад, смотрит с небес на нас... — моя мама была глубоко верующей и пыталась обратить в религию любого. — Возможно... Возможно, — тактично сказала Мишина мама. — Вы, как вообще? — решила спросить я. — Тяжело, Катенька, тяжело... Мы Мишу не видели неделю до... Кто бы мог подумать? Мы хотели сделать все, чтобы он ни в чем не нуждался, много работали, а он нуждался в нас. Плохие мы родители. Повисло молчание. — Я думаю дело не в этом. Я думаю... просто он потерялся... Не смог найти поддержку. Его отвергли, и он не смог смириться, — начала я. — Катя, перестань винить Сашу. Такие решения мгновенно не принимаются, — возразила мама Миши, — ему очень тяжело, тяжелее, чем нам всем. Не хватало только, чтобы еще и он... — прервалась мама Миши. «Не прощу...» — играло у меня на повторе в голове. — Я не пойму, а причем здесь Саша? — спросила мама. — Не причем! Катя, я тебе дам прочитать записку Миши, тебе все станет понятно, — произнесла она. Мы приехали в любимый ресторан Миши. — Я не знала, что они проводят похороны, — удивилась я. — Не проводят, но для любимого, постоянного клиента они сделали исключение. Мы зашли, атмосфера мрачная, все скорбят. На столе все стандартно: пироги, кутья, водка. Сразу за нами зашли семья Саши и отец Миши. — Присаживаемся, — произнес Мишин папа. В центре ресторана стоял длинный стол, все стремительно рассаживались. Несколько мест остались пусты. Официанты разносят салаты каждому гостю и даже тем, кого нет. Во главе стола сидели родители Миши, а рядом с ними стояло огромное фото Миши с черной лентой. На нем он был счастлив, улыбался, его глаза светились. — Последняя воля Мишенки, на его похоронах никто не должен плакать. Всем нам тяжело, но давайте оставим слезы для дома, — произнесла мама Миши. Все начали тихо кушать. — Извините за опоздание... — в ресторан вошли Эд, Маша и несколько человек с кладбища. В руках Эда ящик шампанского, того самого с похорон. — Простите за дерзость, взял на себя право немного внести свой вклад в сие мероприятие, — Эд начал выставлять бутылки на стол. Закончив, он подсел ко мне, с другой стороны села Маша. — Ты прочитала? — тихо спросила она. — Нет... — ответила я. — Понятно. — А тебе он не написал? — спросила я. — Он мне лично все сказал. Но я думала, это просто слова, что он депрессует. Я и подумать не могла... Повисла тишина, было слышно только ложки, которые бились о тарелки. — Хм-хм. Уважаемые, разрешите мне сказать, — отец Миши кивнул стоящему Эду, который вдруг начал говорить, — это огромная утрата, для всех нас. Но Майкл, Миша... Он хотел бы, чтобы мы вспоминали о нем только как о веселом, общительном парне, а не как о депрессивном суициднике. Он любил каждого из нас! Пусть, кто-то и думает, что это не так. А мы любили его. Он был творческий человек. Кто-то еще знает, что он писал сценарий? Сценарий для своего фильма. Он хотел его сам режиссировать. У него было много планов, которым так и не суждено сбыться... Он мне был дорог, как и всем здесь! Миша был благодарен своим родителям, своим друзьям, своим близким, за все. Пусть это было просто «Привет» с утра или вечер наедине. Он был отличный друг, чуткий парень и отличный... Как-то раз, сидя ночью на крыше и выпивая это самое шампанское он сказал мне, что хочет себе идеальные похороны. Майкл, я не забыл! Он делал много намеков, но мы их пропустили. Ты хотел не зависеть ни от кого, принимать решения сам. Так пусть это будет твое последнее самостоятельное решение, и мы его принимаем, как бы больно всем нам не было. Мы научимся жить без тебя, но это будет совсем не та веселая жизнь, которая могла бы быть вместе с тобой! Не жди меня быстро, я еще не все дела завершил, но когда мы все же встретимся там, это будет грандиозное воссоединение! Аминь! — Аминь! — произнесли многие. Эд сел. Повисла тишина, но ее разбавил небольшой гул разговоров. — Я написала, как ты и советовал, — обратилась я к Эду. — Уже? Вот это ты быстрая, — улыбнулся он мне, — а с этим, — показал он головой невзначай на Сашу, — гомофобом, помирились? — Он не... Хотя кого я обманываю! Нет, я его не прощу. Никогда. — Не простишь заааа что? — За то, что из-за него Миша... прыгнул... — Пх... Из-за него... ты серьезно? Узко мыслишь, дорогуша, Миша знал, что он его не поймет. — А ты знал? — Что он его хочет? Знал... Дурь, правда? Как-будто своих мальчиков хорошеньких нет. Он, конечно, ничего такой, — Эд взглянул на Сашу, — но вкусы у нас с Майклом не совпадали. Я больше люблю плохишей, хорошие мальчики по его части были. Мне стало неловко.