Сержант вздохнул. Повернулся к сидящему на танке серокожему человеку. Крикнул: – Товарищ лейтенант! Что ж вы кашу пустую едите? Может вам тушёнки притащить? Лейтенант резко покачал головой. Сказал суховатым безэмоциональным голосом: – Спасибо, боец. После того, что видел, меня на тушёнку не тянет. И продолжил есть кашу. Сержант подмигнул мне. Видимо, отвращение спасшегося лейтенанта к мясу было уже известным фактом. – Может он и говорит, – сказал я, глядя на лейтенанта. – И мясо не ест. Только это трупак. Я пошёл к штабу, стараясь держать лейтенанта на танке в поле зрения. Не было у меня доверия к этому «переболевшему». Трупак он и есть трупак, я их нутром чую. Кваzи-людьми их начали называть только через пару недель. А потом – просто кваzи. Я был уверен, что Михаил поведёт меня в какой-то центр кваzи по учёту населения. Или в управление здравоохранения – есть же здесь живые люди, значит, есть и больницы, и «скорая помощь». А как ещё искать «красивую женщину, предположительно работавшую на “скорой”»? Но мы, неспешно прогулявшись по центру – мне показалось, что Михаил пытался отследить шпиков и вёл меня не самым прямым маршрутом, прошли по набережной Фонтанки, перешли через мост Белинского и через полчаса оказались в Басковом переулке, возле жилого дома номер 12. Обычный старый питерский дом, которому лет полтораста. Ну то есть в Москве он стал бы украшением улицы и все восхищались бы тем, какой он дряхлый и облезший, какие у него разные по форме окна, какой красивый подъезд, простите – парадное, жаль, что решёткой перекрыто и надо входить через дверь для прислуги, радовались бы, что ни коммунисты, ни капиталисты по какой-то удивительной причине дом не снесли. А в Питере таких домов в три этажа – хоть на завтрак ешь. – Басков – в честь певца? – блеснул я эрудицией. – Нет, в честь народа в Испании, – ответил Михаил. – В царское время тут находилось их консульство, пока большевики в угоду дружественному испанскому правительству не разорвали с басками отношения. Всё-таки у кваzи очень плохо с чувством юмора. Я-то пошутил про Баскова, а он мне в ответ начал историческую лекцию читать. Мы вошли в подъезд – тут был домофон, но, видимо, в городе кваzи отпала нужда держать подъезды запертыми. Да и впрямь, зачем? Алкоголь они не пьют, сексом практически не занимаются, писают очень редко. Вот и отпали три основные причины, по которым живые люди заходят в чужие подъезды. Поднявшись на второй этаж (подъезд был на удивление светлый, чистенький, подремонтированный), мы остановились перед одной из квартир. Михаил почему-то проигнорировал кнопку звонка и негромко постучал. Секунд через десять дверь открылась, и мы увидели хозяина – высокого седовласого старика в безукоризненно выглаженных чёрных брюках и белой рубашке. Я даже скользнул взглядом по ногам, но напрашивающихся лакированных туфель не обнаружил, вместо них были старые шлёпанцы. При виде Михаила старик доброжелательно улыбнулся, но на меня посмотрел строго, изучающе. Я обратил внимание, что звука отпираемого замка не было. Михаил, как выяснилось, тоже. – Аристарх Ипатьевич, – с укоризной сказал Бедренец. – Вы опять не закрываете дверь! – Михаил Иванович! – с достоинством ответил старик. – Не приучен я двери закрывать. Не стоит обо мне беспокоиться. – Отнюдь не о вас я беспокоюсь, но о ваших соседях, – твёрдо сказал Бедренец. – Здоровье ваше хорошее, однако внезапный сердечный приступ никого не щадит. А что как восстанете и пойдёте по соседям пировать? – Вы зря подозреваете меня в безрассудстве, – старик поднял тощую руку и продемонстрировал выглядывающий из-под манжеты рубашки (безукоризненно чистой, но уже застиранной, лохматящейся нитками) браслет «мёртвой руки». – Умру – сразу же пойдёт сигнал в органы… – Аристарх Ипатьевич посмотрел на меня и уточнил: – К его коллегам! – Откуда такой вывод? – восхитился я. – Я старый диссидент, – с гордостью сообщил старик. – Мне ли не знать вашего брата? – Стрижка, выправка и характерный взгляд… – пояснил Бедренец. – Мы так и будем стоять на пороге? – Входите, прошу, – старик сделал шаг в сторону. – Вы сами, Михаил Иванович, набросились на меня с претензиями! Поэтому обвинения в негостеприимстве я отвергаю! Квартира Аристарха Ипатьевича совершеннейшим образом отвечала моим представлениям о жилище старого питерского интеллигента и диссидента. Была она слегка запущена, перегружена старыми книжными шкафами и поставленными одна на другую книжными полками. Узкий коридор (разумеется, тоже уставленный полками) вёл в единственную комнату, где стояли книжные шкафы, узкая кровать (так и подмывало её назвать койкой) и половинка письменного стола. Да-да, именно половинка – стол был древним и изначально столь огромным, что для этой комнаты оказался велик. Так что стол распилили пополам, доведя до нормального офисного размера и с той стороны, где не было ножек, прикрутили металлическими скобами к книжному шкафу. На столе стоял какой-то древний компьютер со здоровенным системным блоком, я даже затруднился опознать его возраст. Умели же раньше делать технику, не то что сейчас. При нехватке метража квартира имела великолепную кубатуру, поскольку потолки были высотой метров в пять, как и положено в старом питерском доме. На месте Аристарха Ипатьевича я бы как минимум мезонин тут организовал. Правда пришлось бы куда-то девать огромную хрустальную люстру, свисающую с потолка на цепи. Люстре было лет полтораста как минимум. Наверное, изначально в ней горели свечи. – Присаживайтесь! – Старик гостеприимно указал на свою кровать. Мы с Михаилом чинно сели рядом. Я решил называть ночное пристанище Аристарха Ипатьевича всё-таки койкой, а не кроватью – уж больно твёрдая, будто не матрас, а голые доски. Сам хозяин сел на единственный стул в комнате, прочный, с высокой прямой спинкой. Вопросительно посмотрел на нас. – Даже чайку не предложите? – спросил Михаил. – Вам-то уже поздно чаи гонять, – ворчливо ответил старик. – Воды могу налить. Из-под крана, не обессудьте. Да, что-то это не походило на дружеский приём. – Аристарх Ипатьевич, я был не прав, – неожиданно сказал Бедренец. Старик удивлённо приподнял одну бровь. Поглядел на кваzи, будто ожидал, что тот сейчас демонически рассмеётся. – Драный Лис признал ошибку? – Иногда я умею это делать, – уклончиво сказал Бедренец. – И? – уточнил старик. – Ваша идея о реорганизации системы «скорой помощи» была совершенно справедлива. Кваzи включены в состав каждой бригады в обязательном порядке. Это позволило сократить число безвозвратно погибших до одного-двух случаев в год. – И стоило ли спорить? – спросил старик, картинно разведя руками. Вздохнул. – Что ж мы тут сидим? Идёмте пить чай. У меня есть замечательный владивостокский мармелад. Даже вам его можно, Михаил Иванович! Он без желатина, на агар-агаре, совершенно, знаете ли, веганский, как молодёжь говорит. И чай у меня особый, с травами, сам собирал прошлым летом. Вскоре мы уже сидели на кухне, которая была едва ли не просторнее комнаты и пили «особый» чай с «веганским» мармеладом. Мармелад мне действительно понравился, особенно ананасовый с кунжутом (откуда же они на Дальнем Востоке ананасы берут? Из Китая, вероятно). А вот чай был слишком странный. Не люблю, если честно, все эти удивительные домашние сборы, которые у нас так любят. «Ах, чай с чабрецом! Чай с мятой! Со смородиновым листом! С берёзовыми почками! С апельсиновыми корочками, чистый бергамот!» Чай – он сам по себе хорош. Он должен быть чистый. Хоть чёрный, хоть зелёный. Но я пил и нахваливал, как из желания порадовать пожилого хозяина, так и из более низменных соображений – получить от него помощь. Чай, кстати, был в гранёных стаканах, «одетых» в почерневшие серебряные подстаканники. Это вполне подходило и хозяину, и квартире. Как и сливочное масло, которое плавало в банке, наполненной водой – холодильника в квартире вообще не было. Интересный человек, что говорить. Практически ушедшая натура. – Маловероятно, Михаил Иванович, что вы с приятелем зашли ко мне выпить чая и признать давнишнюю ошибку, – разлив чай по второму кругу, произнёс старик. – Что вас интересует? – Мы ищем женщину, которая, предположительно, работала на «скорой». Я с удивлением посмотрел на Бедренца. Он что, всерьёз? Аристарх Ипатьевич, похоже, к скорой медицинской помощи имел самое непосредственное отношение. Но даже если наша догадка верна, и женщина имела отношение именно к питерской «скорой» – как дедушка её опознает? – Память у меня уже не та, – сказал старик. Бедренец хмыкнул. – Давайте фото, – продолжил Аристарх Ипатьевич. – Фото нет, есть фоторобот. – Бедренец достал из пиджака и протянул старику распечатку. Я и сам ещё не видел окончательного результата своей получасовой работы со специалистом по созданию фотороботов. Нет, то, что получилось на экране ноутбука, и впрямь очень на неё походило, но любой подобный портрет теперь обрабатывается специальными программами, которые устраняют слишком маловероятные сочетания губ – глаз – ушей, подгоняют первоначальный вариант к типовой человеческой внешности. Я привстал и посмотрел на распечатку. Фоторобот и впрямь впечатлял. Моя случайная знакомая и, как ни жалко это понимать, безжалостная убийца выглядела как живая. Программа превратила её портрет в реалистичное фото, хоть в паспорт вклеивай… Стоп, а зачем же тогда мы пришли? В базах данных есть фотографии всех живых граждан… да и неживых тоже. Запусти сравнение – и тебе выбросит сотню наиболее подходящих кандидатов с процентным указанием вероятности совпадения. – А как же ваши компьютеры? – насмешливо спросил Аристарх Ипатьевич, беря фотографию. – Пока совпадений нет. Возможно, старые базы, сейчас первую выборку проверяют вручную. – Живая хоть? – спросил старик. – Без сомнения, – ответил я, вспомнив её прохладную руку. Старик отставил плотный листок бумаги на расстояние вытянутой руки и некоторое время всматривался в него. Очки, надо полагать, он считал такой же новомодной забавой, как и холодильник. Удивительно, что компьютер у него стоит на столе, арифмометр или абак были бы уместнее. – Ну как? – спросил Бедренец. – Любуюсь, – сказал Аристарх Ипатьевич. – Красивая, зараза. И раньше-то была хороша, а как в зрелость вошла – совсем похорошела. Только рыжие волосы ей не идут. И скулы не её, татарча-татарчой выглядит. Маскировалась, может быть? Что она… Тут он замолчал и впервые посмотрел на Бедренца с удивлением и даже испугом. – Да, курсанты, – сказал Бедренец. – Нет, точно мы не знаем, но имеем серьёзные основания подозревать. – Маша Белинская, – продолжая смотреть на фотку, сказал Аристарх Ипатьевич. – Родилась в одна тысяча девятьсот девяносто втором году. Мать врач-гинеколог, отец – капитан… вначале ВМФ, потом круизный теплоход по Неве водил. Маша совместила родительские мечты. В две тысячи восемнадцатом закончила военно-медицинскую академию имени Кирова. Красный диплом, самые лучшие отзывы. Два года отработала на «скорой», объясняла это желанием лучше научиться неотложной помощи. Потом ушла в клинику, но через год вернулась. После Катастрофы исчезла. Я полагал, что она мертва.