– Завтра вечером кофе и подробный рассказ, договорились? Никита пообещал. На мгновение показалось даже, что им удастся восстановить хрупкое равновесие и снова стать друзьями, теперь уже без затаенных секретов. В сумасшедшем мире островок стабильности был бы кстати. В собственной квартире его снова ждала тишина: Даша гостила в загородном доме у однокурсницы, и Никита в который раз порадовался тому, что сестра обладает таким компанейским характером. Раньше его радовала возможность просто провести несколько дней в одиночестве, сейчас же добавлялась необходимость вести расследование, о котором сестре лучше не знать. Еще до того, как позвонила Яна с сообщением, что ее отец узнал девушку с фоторобота, Никита связался с Сашей Сатиновым, и тот отказывать в помощи не стал, пообещал узнать, где нынче проживает его предшественник и как его, собственно, зовут. Никита полагал, что участковый инспектор – не та должность, на которой обычно работают до пенсии, а потому едва ли тот участковый слишком стар. Это, конечно, не отменяет возможности, что за столько лет с ним могло что-то случиться, но он надеялся на лучшее. Саша пока не звонил, поэтому Никита мог заняться другим направлением: самостоятельно поискать информацию обо всех кризисных центрах, действовавших в то время. С ними все оказалось сложнее, чем он предполагал. На данный момент в городе действовало несколько, в том числе для помощи женщинам, пережившим насилие или оказавшимся в сложных жизненных ситуациях, но все они были основаны не так давно. Представившись журналистом, Никита созвонился с директором одного из таких центров, а точнее, директоркой (почему-то в подобных местах женщины всегда используют феминитивы, и зачастую Никита не мог понять, по какому именно принципу они образованы, но на сайте центра черным по белому было написано «директорка»). То ли директорка оказалась дамой довольно вежливой и общительной, то ли Никите даже по телефону удалось расположить ее к себе, но они беседовали не менее получаса. Никита выяснил кучу ненужных ему подробностей и главное: центру этому всего шесть лет и он был первым подобного рода в их городе. – У нас же люди только поучать горазды: уходи от абьюзера, не терпи, если тебе плохо, обратись за помощью, а где эта помощь, куда идти, никто не подсказывал, – делилась наболевшим директорка по имени Влада, судя по голосу, женщина не старше сорока. – Да и некуда им было идти. – Как вам пришла в голову мысль создать такой центр? – поинтересовался Никита. – Как-как, – Влада усмехнулась, – сама в историю влипла, как муха в мед. Вышла замуж за любящего, как думала, мужчину, а очнулась через семь лет, когда у меня не осталось ни подруг, ни профессии, ни денег. За каждую мелочь я должна была отчитываться, причем он все пересчитывал, вплоть до количества нужных мне на месяц прокладок. А если вдруг пять рублей объяснить не могла, получала по лицу. Сначала вроде бы в шутку, потом всерьез. Пока однажды сотрясение мозга не заработала. Повезло, что как раз умерла моя бабка, оставившая мне большую квартиру в центре, и мне было куда уйти. Сначала я просто сдавала две из четырех комнат тем, кому некуда было пойти, а потом создала центр. – И что, до вашего центра не было ничего похожего? – старательно не поверил Никита. – Не было, – уверенно заявила Влада. – Я ж когда открывала, кучу инстанций обошла, чтобы все согласовать, никто о таком и не слышал. Самой приходилось узнавать информацию от коллег из других городов. – Я просто слышал, что у нас было что-то похожее в Заречном районе, но давно, лет двадцать назад. – Двадцать? – Влада задумалась. – Может, больше, двадцать пять. – Не было. Я бы знала. Значит, не кризисный центр. Как минимум не зарегистрированный официально. Никита положил телефон на стол, подошел к кофемашине, нажал на кнопку. У маминой сестры, у которой они жили десять лет, была маленькая двухкомнатная хрущевка, в которой просто не помещалось несколько письменных столов, и Никита всегда делал уроки на кухне, совмещая выполнение домашних заданий с приготовлением обеда. Тетя Нина работала до шести вечера, в крохотном городке, где они жили, ни о какой продленке никто не слышал, поэтому дети приходили домой рано, и кормить младших было обязанностью Никиты. Тетка в выходные обычно готовила много, чтобы ему оставалось только разогреть, но к среде-четвергу готовая еда все равно заканчивалась. С тех пор и осталась дурацкая привычка работать на кухне. В своей квартире он специально купил большой стол с удобным стулом, но так и не смог к нему привыкнуть. В итоге стол забрала себе Даша, которая, в отличие от старшего брата, предпочитала учить уроки в своей комнате, надев на голову наушники и врубив музыку на всю громкость. Как она при этом умудрялась что-то запоминать, Никита, любивший тишину, никогда не понимал. Вот и сейчас он стоял возле кофемашины, дожидаясь, пока наполнится чашка, а сам смотрел на разложенные на обеденном столе записки и раскрытый ноутбук. Никита вдруг поймал себя на мысли, что ему не хватает Яны. Хотя бы просто как напарника по поискам. Как-то так выходило, что им двоим поручали изучение тех версий, которые не могло на полном серьезе рассматривать официальное следствие, и они всегда обменивались информацией или просто ничего не значащими фразами, даже когда сидели каждый у себя дома. Звук пришедшего в мессенджер сообщения заставил его сердце пропустить удар. Что, если Яна думала так же и решила сделать первый шаг? Было бы чудесно за один вечер хотя бы попытаться восстановить прежние отношения с обеими важными ему девушками. Однако это было бы слишком легко: сообщение пришло от Сатинова. Тот прислал имя и телефон бывшего участкового Заречного района, Петрова Геннадия Сергеевича, который, как и думал Никита, оказался еще довольно молодым мужчиной сорока пяти лет, но трудился сейчас не в полиции, а руководил частным охранным агентством. Никита забрал наконец у кофемашины чашку с кофе, сел за стол, глядя на открытое на экране ноутбука сообщение от Саши и придумывая легенду, с которой он придет к Петрову. Если представляться полицейским, то он должен бы иметь доступ к материалам, собранным ранее Петровым, а Никита понятия не имеет, есть ли вообще такие материалы. Собственно, они-то ему и нужны. Значит, не вариант. Каким-нибудь книжным червем, собирающим информацию для будущей книги? Можно, но не факт, что ныне директор охранного агентства не посчитает такой разговор пустой тратой времени. Родственником кого-то из женщин, кто был тогда в том кризисном центре? По сути, это будет даже правдой, только вот его родственница умерла двадцать лет назад, что, если Петрову об этом известно? А ничьих других имен Никита не знает, и это тоже нужная ему информация. Допив кофе, Никита решил действовать по обстоятельствам и набрал указанный номер телефона. Было еще не слишком поздно для звонка, поэтому он решил не откладывать на завтра и, быть может, хотя бы договориться о встрече, если телефонный разговор его собеседника не устроит. Петров поднял трубку быстро и рявкнул так, словно был генералом в отставке. Никита представился и выдал легенду о том, что разбирал вещи недавно почившей матери и нашел несколько предметов, принадлежавших некоей Нике, с которой его мать двадцать лет назад находилась в одном кризисном центре. Петров долго не мог понять, о каком центре вообще твердит его собеседник и при чем тут он. Никита втайне заподозрил, что в этой измененной реальности, в которой Даша никогда не умирала, и не было никакого центра. Нет, не может быть. Ведь украшения остались у мамы и после возвращения Даши, и кто-то их потом забрал из их квартиры. Значит, Ника точно была, и центр, возможно, тоже. Наконец Петров вспомнил. – А, да, что-то такое припоминаю, – проговорил он. – Я тогда понятия не имел ни о каком центре на своем участке, пока муж одной из тех дамочек не пришел с просьбой подсобить. Муж был из наших, из милиции, имею в виду, поэтому в помощи я не отказал. Сходили, дамочку забрали. В той квартире было чисто, аккуратно, явно не притон, в котором держали кого-то взаперти, поэтому вмешиваться ни во что я не стал. Имена дамочек переписал на всякий случай, но вы думаете, я вспомню, была ли среди них какая-нибудь Ника и уж тем более ее фамилию? Никита на это очень надеялся, но теперь понял, что зря. Действительно, если бы это был некий притон, доставляющий неприятности соседям, участковый был бы больше заинтересован в информации о нем, а так?.. Ну живут несколько женщин вместе, так и пусть живут, ему какое дело? Вот когда муж одной из них оказался недоволен, ту изъяли, а к остальным претензий нет. – А может, записи у вас какие-то остались? – обреченно спросил Никита. – Может, и остались, – не стал отрицать Петров. – Только точно не у меня. Я уволился восемнадцать лет назад, перспектив для себя там не видел, решил лучше бизнесом заняться. Все свои тетрадки, бумажки другому участковому передал. У меня были журналы по каждому дому, кто в какой квартире живет, где работает. Если и записал, то туда. Там и ищите. Только за двадцать лет журналов этих сменилось, поди, с десяток. Но их наверняка не выбрасывали, а сдавали в архив. По крайней мере, Никите хотелось на это надеяться. Попрощавшись с бывшим участковым, он снова набрал номер Сатинова. Если кто-то и может помочь ему достать эти журналы, то явно он. * * * Мама перезвонила поздно вечером, когда папа и Элиза уже легли спать, устав после тяжелого дня, а Яна еще сидела за ноутбуком, и потому ее мессенджер светился значком «В сети». Яна написала ей, как только вернулась из клиники, но мама не отвечала и даже сообщение не просматривала. К моменту ее звонка Яна уже успела включить режим обиженного подростка, тщетно ожидающего на день рождения хоть дурацкой электронной открытки. И если бы не важная информация, которую может знать только мама, Яна уже заблокировала бы эту женщину во всех соцсетях. Но мама перезвонила, и Яна вдруг поймала себя на мысли, что вся обида мигом улетучилась. – Прости, дорогая, я только вернулась с работы, – неумело соврала мама. Даже разница в один час не объясняла такую долгую задержку на работе, поэтому Яна ей не поверила, но решила не заострять внимания. Гораздо важнее сейчас получить необходимую информацию. Маму, правда, ее вопрос сильно удивил. – Ты что, беременна? – спросила она, хотя они встречались меньше двух месяцев назад, и она прекрасно видела, что Яна вовсе не беременна. – Мама, мне девятнадцать! – не удержалась та. – В этом возрасте я уже была беременна тобой, – напомнила мама. «И я учла твою ошибку», – мысленно хмыкнула Яна. – Просто обычно девочки начинают интересоваться подробностями собственного рождения накануне того, как им самим предстоит пройти через роды, – пояснила мама. – Я просто собираю материалы о своей семье, – почти не соврала Яна. – Для научной работы. – Сейчас же июль. – Задание на лето. Если мама и не поверила, то ничего выяснять все равно не стала. – Я уже всего и не помню, – начала она. – Знаешь, все эти боль и страх забываются сразу после того, как тебе на руки дают сладкий кулек. Иначе ни одна женщина не рожала бы следующих детей, и я бы тоже на Мишку никогда не согласилась. Впервые на Яниной памяти мама произнесла имя брата просто, без дрожащего голоса. Во время встречи полтора месяца назад они его не вспоминали, а тогда, девять лет назад, когда мама посадила ее на самолет к отцу, прошло еще слишком мало времени после Мишиной смерти, чтобы она с этим смирилась. Яна была рада, что спустя годы мама все-таки отпустила его. – То есть в принципе между моим рождением и рождением Миши не было никакой разницы? – уточнила она. – В целом нет. Не считая того, конечно, что с Мишкой все было гораздо быстрее. Часа за три его родила, а с тобой мучилась сутки. Да и не так страшно уже было, второй раз понимаешь, что к чему. С тобой это ведь было впервые, я сама почти ребенок. Повезло, что персонал попался хороший, заходили часто, проверяли, как я. Даже когда свет пропал, притащили ко мне кучу свечей, чтобы не лежала в темноте. Яна даже в кресле села прямее. – Свет пропал? – переспросила она. – О, это целая история! – оживилась мама, минуту назад утверждавшая, что уже не помнит подробностей. – Дело шло к ночи, за окном давным-давно стемнело, в конце ноября в Питере почти и не рассветает. Часы показывали около десяти, я уже почти сутки со схватками, то в сон проваливалась, то сознание теряла, каждую секунду на часы смотрела, все надеялась, что скоро рожу. И тут вдруг гаснет свет, начинает пищать аппаратура. Слышу, в коридоре все забегали, засуетились, крики какие-то. Я в родилке сама была, сил встать и посмотреть, что произошло, уже не было. Хорошо еще, что погода ясная стояла, полнолуние как раз. Луна так ярко светила в мое окно, что я все видела. Вскоре и акушерка заглянула, сказала, что обесточился весь район. В роддоме, конечно, есть генераторы, но по какой-то причине половина не заработала. Реанимацию запитали, а остальные должны своими силами справляться. Свечей мне принесла кучу, так я при свечах и рожала! Яна была уверена, что электричество в ту ночь пропало не просто так. Это было тем самым странным происшествием, о котором и говорил Никита. И теперь у нее не было сомнений в правильности их выводов: именно в ту ночь они получили свой дар на двоих. Попрощавшись с мамой, Яна еще несколько минут сидела, глядя в темное окно и раздумывая, выпить чаю или лечь спать, как вдруг опять услышала скрежет. Мурашки побежали по спине, запутались в мягких волосках на затылке, холодя кожу. Яна снова не могла понять, откуда доносится скрежет, когда к нему добавился еще один звук: скрип открываемой двери шкафа. Дверца давно скрипела, Яна все забывала сказать об этом папе. И теперь кто-то медленно приоткрывал ее, словно не решаясь распахнуть быстро. Так школьники на контрольной вырывают листы из тетрадки. Яна медленно повернула голову к шкафу, убеждаясь, что дверца на самом деле открывается. Комната освещалась только экраном ноутбука, и Яна провела пальцем по тачпаду, чтобы экран не погас в самый неподходящий момент, оставив ее в темноте. Этого она могла не пережить. Сердце билось как сумасшедшее, но Яна поднялась со стула, медленно направилась к шкафу. Орать и выбегать из комнаты она не станет, уже немало видела, чтобы так себя вести. Дверца продолжала открываться, но из глубины шкафа так никто и не показался. Яна наконец дошла до него, на секунду замерев, протянула руку к ручке, а затем резко распахнула дверцы. В шкафу, кроме ее одежды, ничего не было. Яна раздвинула вешалки в одном, потом в другом месте, убеждаясь, что никто между ними не прячется. Может быть, просто петли ослабли? Яна не сказала папе, тот не смазал их, и теперь они ослабли настолько, что дверцы стали самопроизвольно открываться? Яна поверила бы в эту версию, если бы в следующую секунду не увидела еще кое-что: на внутренней стороне обеих створок протянулись длинные глубокие царапины. Яна уже видела такие на подоконнике и у себя, и у бывшей жены Антона Девятова, владевшего когда-то ее украшениями. Такие царапины оставлял демон, забираясь в окно к тем, кого собирался убить. Именно этот скрежет она и слышала? Демон пытался выбраться из шкафа? Уже начавшее было успокаиваться сердце снова заколотилось. Но почему? Она ведь никому не давала украшения! Яна поднялась на носочки, принялась рыться на верхней полке, где за шарфами и перчатками был спрятан холщовый мешочек. Вытащила его, дрожащими пальцами развязала алую ленту. И браслет, и медальон – кандалы и ошейник, как назвала их одна ведьма – лежали на своем месте. Никто не трогал их, Яна по-прежнему оставалась единственной владелицей. Краем глаза Яна заметила какое-то движение сбоку. Ей показалось, что что-то большое и темное сидит в глубоком кресле у кровати, но, когда она выглянула из-за дверцы, кресло оказалось пустым. Новый звук опять заставил ее вздрогнуть, однако на этот раз Яна быстро определила, что доносится он с улицы. Тут же послышался и громкой одиночный «гав» крупной собаки. Быстро спрятав украшения обратно в мешочек и сунув тот на верхнюю полку, Яна бросилась к окну. На улице ее ждала черная собака, будто утром она так и не довела Яну до того места, куда хотела, и собиралась сделать это сейчас. И Яна не думала отказываться. Вытащив из шкафа коробку с первой попавшейся обувью – ею оказались теплые зимние ботинки, – Яна схватила со стола телефон, распахнула окно и выскользнула на улицу. Собака зарычала, увидев ее, будто предупреждала, что в этот раз не позволит ей сбежать, а потом рванула в кусты у забора. Очевидно, пользоваться калиткой она не собиралась, и Яне ничего не оставалось, только как побежать за ней. Среди деревьев темнота была полной. Если бы не фонарик в мобильном телефоне, Яна бы не только потеряла пса из виду, но и заблудилась. Что было бы крайне обидно, если учесть, что домик папы находился не так и далеко. Но в ярком пятне света то и дело мелькала темная спина собаки, и Яна следовала за ней. По ее прикидкам, они отбежали от дома не меньше чем на километр, но на дорогу, по которой дважды в день ходит рейсовый автобус из города, пока не вышли. Либо же шли в другом направлении, а Яна окончательно потеряла ориентиры в ночном лесу. Пес остановился. Яна, бежавшая за ним слишком долго, не сразу это заметила, поводила фонариком по сторонам, успела испугаться, что собака снова исчезла, когда наконец увидела ее. Пес стоял под большим дубом и рыл землю мощными длинными лапами. Если бы собака была настоящей, она вырыла бы уже приличную яму, но заняться этим в реальности пришлось Яне. Догнав собаку, она прислонила телефон к стволу дерева таким образом, чтобы фонарик светил на то место, где минуту назад рылся пес, и принялась разгребать прелые листья и сухую землю самостоятельно. Пес же теперь сидел чуть поодаль, внимательно наблюдая за ее действиями, будто хотел убедиться, что она сделает все правильно и не уйдет, пока не раскопает нужное, иногда рычал, когда ему казалось, что Яна работает слишком медленно. Почти сразу Яна поняла, что в этом месте недавно кто-то рылся. Земля была слишком мягкой и рыхлой для годами слежавшегося дерна. Наверное, в глубине души Яна даже догадывалась, что именно найдет под землей, но продолжала рыть, ни о чем не думая, пока пальцы не наткнулись наконец на что-то твердое. Теперь землю она разгребала аккуратнее, а когда поняла, что наткнулась на человеческую голову, испуганно отпрянула, шлепнулась на пятую точку, едва сдержав вскрик. На мгновение ее захлестнуло дежавю, но почти сразу уступило место страху. Уже не глядя на то, что делает собака, и не отрывая взгляд от спутанной мочалки волос, Яна потянулась к телефону, покосилась на экран, выбирая нужный номер. Первым она наткнулась на номер следователя Воронова и позвонила ему. Искать в телефонной книжке Никиту не было никаких сил. Воронов поднял трубку не сразу, а когда ответил, голос его был недовольным и заспанным. – Кому не спится в ночь глухую? – проворчал он в телефон. – Петр Михайлович, это Яна Васильева! Я нашла труп! – выпалила Яна. – Что ж ты за человек, Яна Васильева? – вздохнул следователь на этот раз гораздо более бодрым голосом. – Почему ты, как любая нормальная девчонка в твоем возрасте, не можешь найти что-то более приятное? Яна слышала шорохи в трубке и поняла, что следователь, разговаривая с ней, уже одевается. – Чей труп, где нашла? – Чей не знаю, в лесу нашла. Пес меня к нему привел. Воронов процедил сквозь зубы какое-то ругательство, но постарался сделать это так, чтобы Яна не поняла, какое именно. Пусть и будущая коллега, а все равно девушка. – Говори, где тебя искать.