Творилось что-то непонятное. Носов собирал на меня и моих коллег компромат. Ему хорошо были известны настроения сотрудников отдела, их высказывания в его адрес. Эти сведения, передаваемые ему кем-то из наших, постоянно подогревали себялюбие Носова, который считал, что источником этих высказываний являюсь я, Балаганин и Зимин. Я вызвал этих двоих, вкратце обрисовал ситуацию. Было ясно, что кто-то из наших регулярно докладывает Носову о психологической обстановке в отделе, о высказываниях сотрудников в его адрес, а главное, что этот человек порой просто врет, выгадывая какой-то свой интерес. — Вот что, присмотритесь к своим и постарайтесь вычислить, кто это, — попросил я. — Он не знает или не совсем понимает, что делает. За все время работы в управлении уголовного розыска я впервые столкнулся с подобной ситуацией и по-честному не знал, как себя вести. Доказывать Носову, что его умышленно вводят в заблуждение, я не хотел, так как не рассчитывал, что он поймет меня. Жаловаться и выносить весь этот сор на обсуждение руководства я тоже не хотел, у меня даже не было фактов, которые склонили бы чашу весов в мою пользу. Я просто решил выждать время. Этот человек все равно проявится, и вот тогда я смогу что-либо сказать Носову. — Слушай, шеф, — воскликнул Балаганин. — Я знаю, это Семенов. Предположение меня удивило. — Когда обострились у тебя отношения с Носовым? Прикинь, я думаю, особенно в последние три недели? Правильно? Я кивнул. — Когда поступил на работу Семенов? Три недели назад! Он сейчас стажируется, и это позволяет ему свободно ходить по всем кабинетам отдела. Вот тебе и информация о высказываниях сотрудников и так далее. Ты понял меня, шеф? Выслушав Балаганина, я предложил ему более плотно поработать с ним. Как Стас умеет «плотно работать» — все сотрудники нашего отдела хорошо знали. * * * Через три дня он доложил мне, что имеется весьма интересный факт. При этом его лицо приобрело какое-то таинственное выражение. — Что ты накопал? Не томи, рассказывай. — Дело вот в чем, — начал Балаганин, — Семенов буквально два дня назад, используя свое служебное положение, ссылаясь на оперативную необходимость и решение руководства отдела, договорился с одним потерпевшим о передаче ему автомашины и видеомагнитофона для оперативных целей. Эта машина и видеомагнитофон были изъяты у преступной группы с «Адельки» и как вещественные доказательства до суда были переданы потерпевшему на ответственное хранение. В настоящее время на этой машине разъезжает Семенов. Я не думаю, что вы давали ему подобное разрешение, — закончил Стас. Такой вопиющий случай впервые отмечался в нашем подразделении и явно подпадал под категорию чрезвычайных. Я собрал личный состав отдела. Места было маловато, но никто на эту тесноту не сетовал. Последним с веселой улыбкой в кабинет вошел Семенов. Явно не подозревая, что речь пойдет лично о нем. Я начал издалека: — В МВД поступило письмо от одного из потерпевших, в котором последний сообщал о вопиющем для УУР МВД факте, когда сотрудник управления уголовного розыска, который должен был передать потерпевшему изъятую у преступников машину и видеомагнитофон, под благовидным предлогом забрал эти вещи себе. Предлогом послужила якобы оперативная необходимость, и данный факт был якобы согласован с начальником отдела, то есть со мной. Этот сотрудник длительное время использует машину и видеомагнитофон в личных целях. Единственное, о чем не сообщает заявитель, это фамилия сотрудника. Я сделал небольшую паузу, внимательно посмотрел на лица присутствующих и заметил, как лицо Семенова сперва побелело и стало чем-то напоминать восковую маску, а потом приобрело цвет ягоды-малины. Сотрудники стали обсуждать этот случай и старались убедить меня в том, что среди наших подобный случай невозможен. — Я обращаюсь к этому сотруднику, который своим поступком запятнал честь нашего отдела, чтобы он самостоятельно принял необходимое в таком случае решение, не доводя до того, что я передам эти материалы в инспекцию по личному составу. В этом случае не удивлюсь, если будет возбуждено уголовное дело, — в заключение посоветовал я. Оставшись вдвоем, мы со Стасом обсудили результаты нашей оперативной комбинации и решили подождать развязки. * * * Вечером следующего дня меня вызвал Носов и поинтересовался причиной увольнения Семенова. Я решил прикинуться простачком и сделал удивленное лицо, словно не догадываясь о возможных причинах. — Извините меня, вы назвали сотрудника Семенова, но я не только не знаю о причине его увольнения, но и впервые от вас слышу эту новость. Он ко мне не заходил и его рапорта об увольнении я не видел. Владимир Алексеевич выказал свое недовольство тем, что я не знаю о причине увольнения перспективного сотрудника, подававшего неплохие надежды. — Понимаешь, Абрамов, хорошими людьми разбрасываться нельзя. Их надо ценить и беречь, — назидательно произнес Носов. Его слова об индивидуальном подходе к каждому, об уважении к личности и так далее явно не сочетались с его собственной политикой. Другой бы на моем месте промолчал, но только не я. Сколько раз я ругал себя за несдержанность, сколько раз я был наказан за свой язык, знает только один Бог. Я опять полез в драку, вновь и вновь попытался возразить ему, но он резко прервал меня на полуслове и бросил чуть ли не в лицо рапорт Семенова. На рапорте имелась резолюция, написанная красными чернилами: «Не возражаю». Мне ничего не оставалось, как взять рапорт и поставить аналогичную резолюцию. Не знаю, как это звучит по-научному, но мне всегда было интересно наблюдать за лицами людей, за их реакцией. Вот и сейчас, докладывая замначальнику о Семенове, я с нескрываемым интересом наблюдал за его мимикой — надменность по ходу моего рассказа быстро превращалась в растерянность, и мне на миг стало даже жаль его. Чем дальше я рассказывал, тем сильнее менялось его лицо. В его глазах я прочитал страх и панику, не совсем понятную мне. Только потом я понял, что Семенов действовал с прямого разрешения Носова. Именно он разрешил ему забрать у потерпевшего автомобиль и видеомагнитофон. От волнения у Носова пересохли губы, и он без конца облизывал их. Закончил я на минорной ноте, мол, вы как заместитель начальника управления, конечно, не знали об этом факте, иначе не стали бы говорить об этом сотруднике так много хорошего. Эти слова прибили его окончательно. Он взял у меня рапорт Семенова, перечитав, опять передал мне. Когда выходил из кабинета, я вновь посмотрел на лицо руководителя — страх и растерянность по-прежнему отражались на его лице. * * * Максим Марков собрал у себя друзей. Каждый из них, как умел, доложил о готовности. Андрей из спортивной сумки достал пистолет «ТТ» и патроны. — Это тебе, — передал он Олегу. Достав из сумки свой старый обрез, молча передал Алмазу. — За чем он мне, — удивился тот и отказался брать. — Ты что? Не с нами? — Максим вопросительно посмотрел на друга. — Зачем мне обрез, я все равно стрелять не буду. Да и лишний срок, если что, за обрез мне не нужен. Разве не достаточно у нас оружия? У Андрея пистолет, у тебя, у Олега, разве этого не достаточно? — возразил он. Но, увидев реакцию друзей, все же взял обрез и положил в сумку. Максим рассказал о поездке в Москву, о прошедших переговорах. Все остались довольны. Единственным человеком, кто задал Максиму вопрос, был Андрей. — Ты этим людям веришь? Надежные? Не кинут нас с деньгами? Максим заверил всех в надежности покупателя, при этом сообщил, что сам поедет с московской машиной в Москву и лично привезет деньги. Андрей рассказал, что нашел безлюдный двор на улице Кирова, имеющий два заезда, один со стороны Кирова, другой — с Левобулачной. В тех домах, кроме бомжей, давно никто не живет, и если вечером бомжей пугануть, то двор будет безлюдный и там свободно можно разгрузить машину. Все посмотрели на Олега. Именно от него теперь зависели сроки акции. Олег поежился. Операция началась, и теперь уже ничто не может ее остановить. * * * Олег пил чай на складе, наблюдая, как сотрудники технического контроля фабрики сортировали шкурки. Он обратил внимание, что кладовщиками и работниками ОТК отбирались только шкурки высшего и первого сорта. Все шкурки аккуратно упаковывались в картонные коробки, которые оклеивались специальной лентой. В каждой коробке было от трехсот до пятисот шкурок, в зависимости от того, шкуры какого зверя это были. — Валя, Валь, — крикнул Олег. — Зачем вы пакуете их в коробки, я раньше что-то не видел. Это новое требование ОТК? Валя, молодая, интересная женщина лет тридцати пяти, как бы между прочим спросила: — А как ты загрузишь контейнер мехами? Думай немного головой! Не для себя пакуем, для отправки в Кемерово. Олег больше не стал спрашивать, а стал искать график отгрузки мехов. Он висел на стенке шкафа и там было написано, что груз для Кемерова должен быть отправлен четырнадцатого апреля, и это, ни много ни мало, три железнодорожных контейнера. Он вышел из склада и направился в административное здание. «Вот и дата известна. Теперь надо узнать время отгрузки и номер машины, которая повезет контейнера». Но как и у кого узнать — надо было еще подумать, есть опасность вызвать подозрение своим любопытством. Олег потратил весь остаток дня, но время отправки и номер машины узнать так и не смог. Вечером он позвонил Максиму: — Слушай, будет три контейнера, один с норкой, другой с соболем, третий, по всей вероятности, с горностаем. Груз будет отправлен рано утром четырнадцатого апреля, так как контейнеры должны встать на платформу товарняка в семь тридцать утра. — Четырнадцатого апреля, — вслух подумал Максим, — значит, у нас есть еще пять дней. Он посмотрел на календарь, четырнадцатое апреля выпадало на понедельник. Максим позвонил в Москву и попросил Артура связаться с Борисом Константиновичем — передать ему, что груз будет отправлен из Казани утром четырнадцатого апреля. — Передай, пожалуйста, необходимо, чтобы московская машина прибыла в Казань не позже вечера тринадцатого апреля. Водителю сообщи мой номер телефона, я буду ждать звонка. Максим позвонил Олегу и попросил собрать ребят. Вечером все собрались на стройке, недалеко от дома Максима. Олег еще раз сообщил, что отгрузка будет четырнадцатого. Посовещавшись, друзья решили, что ждать машину надо всю ночь, потому что точное время выезда с фабрики контейнеровоза неизвестно. Андрей предупредил, чтобы все взяли с собой оружие — вдруг охрана будет сопровождать машину. После того как все разошлись, Андрей достал деньги и золотые украшения, которые они с Олегом добыли у Ермишкина и отдал Максиму. Деньги тот поделил пополам и передал Андрею: — Второю часть отдай Олегу. Я думаю, что он рисковал не меньше тебя. Остальное — ювелирные изделия, икону и крест Максим забрал себе.