Услышав от меня это, он как-то даже успокоился и стал рассказывать: — Утром четырнадцатого апреля я пришел на работу в три часа ночи и, получив все необходимые документы у начальника охраны предприятия, поехал на станцию Лагерную. Я почти каждый месяц отвожу контейнера на эту станцию, и для меня не было ничего необычного. Были ли опечатаны контейнера, не знаю. Я за это не отвечаю. Я, как всегда, приехал на станцию, сдал сопроводительные документы, разгрузился и уехал на фабрику. Ни по дороге на станцию, ни оттуда каких-либо происшествий не было, за исключением того, что проехал перекресток на красный свет. Вернулся на фабрику, поставил в каптерке чай, дождался, когда начнется рабочий день, и отдал все документы, как положено, в отдел сбыта. С каждым словом он говорил все увереннее. Я опустил взгляд — дрожь в его руках прекратилась. Я вызвал Балаганина и дал команду на разработку Вагапова. Стас при мне выписал все необходимые документы и отправил Вагапова под конвоем на «Черное озеро». * * * Что делать дальше — я пока не знал. Вагапову не верил, но доказать ничего не мог. «Кто такой Вагапов? — спрашивал я себя. — Участник преступной группы или до смерти запуганный водитель? Как можно напугать уже немолодого мужчину, чтобы у него пропал страх перед законом? Пока ясно только одно, что он отказывается от сотрудничества со следствием, и наша задача заключается в том, что бы его разговорить». Вечером у себя в кабинете я слушал итоги работы оперативной группы. Обнадеживающих результатов не было. Меня по-прежнему мучил вопрос, на каком этапе исчезли меха из закрытых контейнеров? — Последними, кто закрывал и опечатывал контейнеры, были работники склада и охрана. С момента опечатки и отправки прошло более семи часов. Могли ли в этот момент перегрузить меха из контейнеров на глазах работников охраны — явно нет. Ни один вор не пошел бы на такой риск, если нет сговора с охраной. Но договориться со всеми охранниками просто невозможно! Кстати, контейнеры необходимо вновь опломбировать. Где взять пломбир? Для этого надо проникнуть на склад, а склад под охраной. И снова охрана? Всех не уговоришь, а это значит, что проще завладеть мехами, напав на машину. Я вновь и вновь проходил по этой цепочке и все больше убеждался, что Вагапов знает о нападении, но не хочет говорить. Следующий день был посвящен допросам охраны. Наши сотрудники вызывали их одного за другим, но реальных результатов добиться не смогли. Мое решение о задержании Вагапова было воспринято коллегами неоднозначно. Следователь и другие сотрудники, входящие в состав опергруппы, были категорически против задержания, так как считали, что у нас для этого нет прямых оснований. Все опасались прокурорской проверки, и никто не хотел получать выговор за мое решение. Следователя я попросил, чтобы он связался с прокуратурой и получил санкцию на обыск в квартире Вагапова. Лицо следователя перекосилось. — Виталий, в чем дело? — спросил я его. — Ты не хочешь просить прокурора о санкции? Но это твоя работа! — Если это моя работа, то я и должен принимать решения, а не вы. Если вы самостоятельно решаете, то сами и просите, — отрезал следователь. Я закончил совещание и попросил остаться Станислава. — Стас, как он там? — спросил я его. — Все нормально. Думаю, к вечеру будет результат. * * * Утром группа сотрудников уголовного розыска проводила обыск в квартире Вагапова. Он проживал в девятиметровой комнате малосемейного общежития с женой и семнадцатилетним сыном — студентом химико-технологического техникума. Тщательно осмотрев небольшую комнату, сотрудники не нашли ничего, что могло бы их заинтересовать. Судя по обстановке, семья жила в среднем достатке и никаких излишеств не имела. После обыска жену Вагапова доставили в МВД на допрос к следователю. Беседа с ней не внесла никакой ясности. Она подтвердила, что четырнадцатого апреля муж ушел на работу рано утром, где-то часа в три. Пришел, как обычно, вечером, ни о каких происшествиях не рассказывал. Все было обычно, и этот день ничем не отличался от других. Сам Вагапов вел себя на допросах спокойно, повторял уже не раз сказанное, не отходя ни на шаг от первоначальных показаний. В камере держался также спокойно, в контакт ни с кем не вступал, на все попытки его разговорить отмалчивался и, отвернувшись к стене, тихо плакал. Его поведение в камере было вполне естественным для человека, ни за что задержанного сотрудниками МВД. Необходимо было что-то предпринять, чтобы его расшевелить. Переговорив со Стасом, мы ввели нового человека в разработку Вагапова. Мы перевели их обоих в свободную камеру и стали ждать. Истекали третьи сутки пребывания Вагапова в камере предварительного заключения. За все дни он по-прежнему держался своих показаний, что делало его дальнейшее пребывание в камере бесперспективным. Я вынужден был поехать в прокуратуру района и попросить у прокурора продлить задержание еще на двое суток. Прокурор был против, и мне стоило больших усилий убедить его в необходимости этого. Всю ответственность за это задержание я брал на себя, и моя внутренняя уверенность в том, что водитель причастен к налету, склонили чашу весов в мою пользу. Прокурор подписал постановление о дальнейшем содержании в ИВС, и я с облегчением вышел из его кабинета. Я вызвал конвой и через три минуты они доставил Вагапова ко мне. Внешне он оставался невозмутимым, но я интуитивно почувствовал, что с ним что-то произошло и, по всей вероятности, совсем недавно, может быть, минуту-две назад. Он впервые поинтересовался, что будет с ним, если он признается в том, о чем постоянно его спрашивают. — Давай, не мудри, — сказал я ему. — Мы сейчас с тобой вдвоем в кабинете, и никто никогда не узнает, что ты мне расскажешь. А там будет видно, как тебя вывести из разработки. От тебя зависит, кем ты пройдешь по делу — свидетелем или обвиняемым. Решай, Вагапов, тебя дома ждут дети и жена. Допрос пришлось прервать — меня вызывал Владимир Алексеевич Носов. Время было около шести вечера, когда позвонил Станислав и сообщил неожиданную, но приятную новость: — Ты знаешь, шеф, после твоей беседы с Вагаповым он вошел в камеру, лег на шконку и зарыдал. Чем ты его так зацепил? Что было дальше, ты не поверишь! Вагапов рассказал сокамернику, что когда его вели на допрос, он в коридоре МВД увидел одного из участников нападения на машину и решил, что их уже поймали. Это была большая наша удача, пусть и случайная. Если бы я освободил его, то этой встречи не было бы, и мы до сих пор только и догадывались о том, что было разбойное нападение на машину. Утром мы со Станиславом решили провести небольшую оперативную комбинацию. Ее суть сводилась к тому, чтобы заверить задержанного, что милиция уже поймала всех участников нападения и полностью владеет картиной преступления. Вагапова ввели ко мне в кабинет под усиленным конвоем. Я сухо предложил ему присесть и, не поднимая головы, продолжал писать. — Ну что, Вагапов, — спросил я, — вы еще не хотите рассказать о событиях четырнадцатого апреля? Он начал уверенно рассказывать то, что мы уже слышали не один раз. Я его прервал: — Готовы ли вы и дальше повторять это? От этого сейчас зависит ваше будущее. Мои слова насторожили его, и вдруг неожиданно в кабинет вошел Станислав, положил мне на стол исписанный мелким почерком лист и с нескрываемой радостью сообщил, что задержанный Семенов написал явку с повинной — как они напали на машину и завладели мехами. Я взял в руки лист и, сделав сосредоточенный вид, стал читать какую-то чушь, написанную там. Чем дольше я читал, тем труднее мне было сдерживаться от смеха. Я начал уже открыто улыбаться, а на лицо водителя больно было смотреть. Закончив читать, я поблагодарил Станислава за хорошую работу и попросил его отвести водителя в камеру, так как он с его показаниями уже не нужен: — За него уже все рассказали. А он теперь получит, как минимум, десять лет лагерей. Дальше происходило то, что было задумано по сценарию. У водителя началась истерика, и он, схватившись за край моего стола, стал отказываться уходить и требовал, чтобы я допросил его снова. Он плакал и клялся, что все расскажет, как происходил налет. Я позвонил следователю и попросил его зайти. * * * Вагапов сидел и подробно рассказывал о нападении на его машину. Иногда его рассказ прерывал следователь, требуя более подробно осветить те или иные моменты, Вагапов на минуту останавливался и вновь продолжал свой рассказ. Закончив допрос, я с копией протокола направился в кабинет Носова. Кабинет был закрыт, и я пошел к начальнику управления. У него я застал их обоих. Кратко доложив о результатах, я протянул начальнику протокол допроса. Он читал медленно, перечитывал отдельные предложения и уточнял их у меня. — Молодцы, — поблагодарил он. — Передайте мою благодарность другим сотрудникам за проделанную работу. — Ты понимаешь, Абрамов, — вновь обратился он ко мне. — Это только часть работы, основная работа — найти налетчиков и вернуть государству похищенные меха. Ты понимаешь? Я собрал у себя всех сотрудников отдела, довел до них приметы налетчиков и попросил, чтобы они встретились со своей агентурой и доверенными лицами и передали приметы нападавших. — Ребята, — обратился я к ним. — Прошу обратить ваше внимание, а вы в свою очередь — агентуры, что у одного из нападавших водитель видел нож, нож своеобразный, похожий на трофейный немецкий, так как имеет на рукоятке орла, держащего свастику, а на лезвии черную гравировку на немецком языке. Это редкий нож, и не исключено, что кто-то из вашего подсобного состава мог видеть такой. Эту информацию я попросил довести до всего оперативного состава уголовного розыска республики. Теперь оставалось ждать результатов и рассчитывать на удачу. * * * Сегодня Володя Новиков встречался с сотрудником уголовного розыска Кировского РОВД, который довел до него информацию о разбойном нападении на контейнеровоз. Новиков не поверил ему, что похищены меха на столь большую сумму, ему показалось, что оперативник просто врет и нарочно завышает сумму. Опер рассказал ему и том, что у одного из нападающих был нож, не исключено, что трофейный, оставшийся на руках после войны. Володя уже как-то писал, что его знакомый по имени Андрей имеет похожий нож, но сотрудники уголовного розыска никак не отреагировали на это. — Стоит ли сейчас напоминать им об этом? — подумал Новиков. Он в последнее время очень боялся Андрея и считал, что если тот узнает, что он донес милиции о ноже, то точно убьет его. — А сколько будет стоить эта информация? — тихо спросил Володя.