Амбал, не отрываясь от баллона с водой и не глядя на пленного, лишь коротко кивнул, и лейтенант принялся связывать пленного заново. – Можете не связывать, – угрюмо заявил пленный. – Не убегу! Я не знаю, где мы, и меня через двадцать минут скрутит! – Остальных скрутит через пять, – мстительно парировал Хам, орудуя грязной разлохмаченной веревкой. – Что же тогда дергался с самого начала?! Лежал бы тихо! Нам сюрпризы не нужны! Но пленный не обратил на его слова внимания. Он вновь повернул голову, всматриваясь в закупоривающего баллон Порфирьева, и спросил: – Ты Порфирьев Олег Олегович? Радиопозывной «Варяг»? – Нет, – невозмутимо ответил капитан-мизантроп. – Понятия не имею, кто это. – Я смотрел, как ты стал чемпионом в две тысячи сто восьмом, – пленный прокашлялся, избавляясь от хрипоты. – У меня там друг соревновался, привозил записи поглядеть. Сам он вылетел в одной восьмой, не прошел Абрека. Зато ты круто его в финале сделал. У него не было шансов. – Шансы есть всегда, – Порфирьев флегматично пожал плечами и еще раз кивнул вопросительно глядящему на него лейтенанту: – Связывай! Потом развяжу, когда его интоксикацией скрючит. Пленный умолк, и Антон поспешил к санузлу, чтобы успеть прежде, чем образуется очередь, но опоздал. Возле ширмы уже стояли двое солдат и не приходилось сомневаться, что все остальные влезут в очередь вперед Овечкина. Потому что у него интоксикация начинается позже. Пришлось терпеть и сначала пропустить вперед всех представителей военной хунты, а потом еще и половину грузчиков, потому что им до интоксикации оставалось еще меньше. От боли в мочевом пузыре Овечкин с трудом сдерживал негодование. Вот только грузчиков ему не хватало! Осталось пропустить вперед себя пленного, он ведь тоже силовик, хоть и не военный! Спасибо, что у пленного интоксикация начинается позже всех, не то именно так бы и было! Тем более что он оказался знаком с Порфирьевым. По крайней мере, в одностороннем порядке. Это что, некая ирония судьбы?! Все выжившие силовики должны обязательно знать, кто такой Порфирьев? Он что, такая выдающаяся личность в среде дуболомов? Видимо, так и есть, потому что в интеллектуальной среде все хэдлайнеры были Антону хорошо известны, и никто из нынешней грязи, пролезшей в князи на волне насилия и кровавого беззакония, к ним никогда не относился! Наконец очередь в санузел все-таки дошла до Овечкина, и ему стало легче. Раздражение начало стихать, потом интоксикация начала косить людей одного за другим, и стало не до того. Порфирьев, как обычно, таскал его за собой от одного корчащегося в рвотных судорогах человека к другому, и пока амбал оттаскивал бьющихся в конвульсиях людей друг от друга и снимал гермошлемы с тех, кто не успел этого сделать, Антон собирал разбросанное по палатке снаряжение. Потом его самого скрутило приступом острой тошнотной рези, и мир в очередной раз утонул в пучине бесконечной мучительной боли. Очнулся он от ощущения нестерпимой жажды в полной уверенности, что адаптация к антираду покинула его, и на этот раз жесточайшие мучения терзали его часов двенадцать. Как он не сошел с ума от боли, понять было невозможно, не иначе еще одна злая ирония судьбы… Но хронометр скафандра показывал шесть утра сто одиннадцатых суток, и это означало, что адаптация действовала, и страдал он три с половиной часа, как и должно быть. Антон пошевелился, пытаясь подняться, и к жжению жажды присоединилась боль в поломанных пальцах. Он слабо вскрикнул, запоздало переставая налегать на травмированную руку, и понял, что гермошлем уже надет на голову. Судя по неприятному ощущению в шее, Порфирьев ставил ему укрепляющую капельницу от Снегирёвой. Но от першения в легких она не спасала, и Овечкин сухо закашлялся. – Оклемался? – рычание амбала раздалось откуда-то из противоположного угла, и Антон заметил расплывчатый силуэт возле корчащегося в муках пленного. – Аккуратнее с рукой, надо переналожить шину, ты сильно бился в конвульсиях, даже перчатку сбросил. Пришлось наспех натягивать. Засыпь химию для обеззараживания в четыре баллона, я потом сам их встряхну. – Почему так больно… – Антон, стеная, побрел к приготовленным баллонам с водой. – У меня же адаптация… должно быть легче… – Тебе и легче, – прорычал Порфирьев. – Раньше тебя ломало гораздо сильнее. – Ощущения такие, словно наоборот, – пожаловался Овечкин, пытаясь одной рукой отвинтить крышку у баллона с водой. – Пить хочется ужасно… есть готовая вода? – Только во флягах, – капитан указал на сложенную возле печки стопку армейских фляг. – Старайся экономить, воды мало, мы рассчитывали, что в обратный путь возьмем воду в Росрезерве, поэтому остался только НЗ. – Разве нам не хватит? – насторожился Антон, подозревая недоброе. – Мы ведь возвращаемся в Центр, да? Росрезерв захвачен врагами, бункер Брилёва мы нашли, нужно возвращаться назад! – Посмотрим, – Порфирьев принялся протирать мокрой тряпицей лицо судорожно дышащего пленного. – Будет зависеть от того, что он расскажет. – Но что это может изменить? – тяжелые предчувствия охватывали Овечкина еще сильнее. Порфирьев же не собирается начать войну или спускаться в уничтоженный бункер, ведь так? – Нас мало, воды не хватает, а их много и у них Лазерная Установка! Мы сделали все, что в наших силах, Олег! Надо возвращаться в Центр и там принимать взвешенное решение в спокойной обстановке! – Посмотрим, – уклончиво повторил асоциальный брутал, и это испугало Антона не на шутку. – До следующего цикла антирада почти двадцать часов, времени хватает. Больше Порфирьев ничего не говорил, лишь молча возился со страдающими людьми. Вызывать его на разговор Овечкин не стал, боль в поломанных пальцах и нарастающее першение в легких пугали и утомляли одновременно. Он засыпал в баллоны с водой химические препараты и поковылял в свой угол. Потом Порфирьев начал менять ему повязку и перенакладывать шину, это оказалось больно настолько, что Антон едва не выл от мучений, упрашивая его вколоть какое-нибудь обезболивающее. Но капитан-мизантроп лишь заявлял, что сразу после интоксикации лучше обойтись без фармакологических препаратов, потому что биохимия организма и так нарушена, плюс вода с химическими реагентами, как бы не стало хуже, поэтому придется потерпеть. Скорее всего, асоциальному бруталу просто доставляло удовольствие мучить Антона, но выхода не было и приходилось страдать и терпеть. Потом, когда экспедиция вернется в Центр, он обязательно выяснит этот вопрос у Снегирёвой. И попросит ее освободить его от экспедиций хотя бы на время лечения руки. Сильно это его не спасет, биорегенерация полностью излечивает мелкие переломы за несколько сеансов, через две недели он будет здоров, но хотя бы так! Если военная хунта бросится воевать с ФСБ-шниками немедленно, у него есть шанс не попасть в эту мясорубку по состоянию здоровья! К тому времени, когда Порфирьев закончил с повязкой, Антон взмок от перенапряжения и воспринял окончание перевязки как благодать божию. Едва капитан-мизантроп оставил его в покое, изможденная психика Овечкина мгновенно провалилась в сон. * * * Проснулся Антон от запаха разогретых мясных консервов и вызванного им голода. Оказалось, что он проспал больше двенадцати часов, за это время интоксикация закончилась у всех, включая пленного, люди проснулись, и Порфирьев приказал провести прием пищи. – Антон, держи! – Хам по традиции протянул Овечкину обеденную порцию самому первому. – Ты как себя чувствуешь? Сегодня ты спал очень долго. – В легких першит все сильнее, – пожаловался Антон, – и поломанные пальцы ноют. Для большей наглядности он забрал протянутую пищу одной рукой подчеркнуто неуклюже. Пусть все видят, что здоровью Инженера угрожает опасность. Может, хоть тогда у кого-нибудь из вооруженных буратин в деревянной голове возникнет мысль, что пора бы прекратить рисковать уникальным специалистом. – Ничего, вернемся домой, док поставит тебя на ноги, – успокоил его лейтенант. Иного от вояки Антон услышать и не ожидал, поэтому лишь кивнул в ответ и принялся за еду. Остальные последовали его примеру, и Хам выдал пищу пленному. Тот сидел отдельно от всех на видном месте, там же, куда Порфирьев оттащил его во время интоксикации, и выглядел совсем не бодро. Было нетрудно заметить, что интоксикация дается ему тяжело, значит, никакой адаптации к антираду у него нет. Более того, если не принимать во внимание армейский противорадиационный скафандр, вид у пленного был удручающий: рыжая неуклюже подстриженная всклокоченная борода и такая же шевелюра отдавали сальным блеском давно немытых волос, на лице размазанные пятна грязи, карие глаза смотрели замученно-угрюмым взглядом, из-за чего казались почти черными. Пленный тихо пробурчал «спасибо», взял консервы и принялся есть. – Что мы планируем делать теперь? – кто-то из грузчиков задал интересующий всех вопрос. – Командный Пункт Брилёва найден, на склады не попасть… Все вопросительно посмотрели на Порфирьева, и тот, покосившись на пленного, флегматично прорычал: – По поводу складов мы после обеда побеседуем с нашим гостем. А насчет КП… по уму стоило бы спуститься внутрь, раз уж мы здесь, и посмотреть, может, там уцелело что-нибудь полезное. – Это опасно! – немедленно заявил Антон, заранее готовившийся к подобному повороту событий. – Лифтовая шахта наверняка повреждена постоянными землетрясениями! Она может рухнуть вместе с нами с высоты в полтора километра! Все мгновенно насторожились, даже военные, и вновь перевели взгляды на амбала. Но тот лишь безразлично пожал плечищами: – Для начала запустим лифт вхолостую. Затащим на платформу несколько обломков потяжелее, пусть спустится и поднимется без нас, а мы посмотрим. Если ничего не рухнет, то следующим рейсом спустим вниз досмотровую подгруппу. – Там, внизу, эпицентр термоядерного взрыва! – не сдавался Антон. – Там смертельно опасно! У нас даже нет необходимой защиты! Мы в скафандрах МЧС, они не рассчитаны на такое! И твое снаряжение, Олег, тоже не предназначено для противодействия радиации такой силы, ты же знаешь! Недаром команда Брилёва поспешила убраться оттуда как можно скорее! – Если бы эпицентр был прямо там, никто из отряда Брилёва бы не выжил, – лениво парировал Порфирьев. – Возвращаться сюда все равно придется. Нужно хотя бы выяснить, с чем придется столкнуться. Даже просто замерить радиационный фон и степень химического отравления уже будет огромным подспорьем. Будем знать, к чему готовить следующую экспедицию. Проведем короткую разведку силами тех, кто в нормальных скафандрах, это не займет много времени. – А если что-то пойдет не так и они застрянут на глубине в полтора километра? – уточнил Антон. – Я осмотрел помещение, в котором мы находимся, здесь нет никаких механизмов, только пульт управления лифтом. Вся механика находится внизу, так что если лифт сломается или застрянет, мы ничем не сможем им помочь! – Значит, Инженер и техники будут в составе досмотровой группы, – Порфирьеву было плевать на разумные доводы. – Они не полезут в КП и останутся возле лифта заниматься подъемными механизмами. – Но лифт может застрять вместе со всеми где-нибудь посредине шахты! – Слова капитана привели Антона в ужас. – Что тогда?! – Тогда ты спрыгнешь вниз и все починишь, – асоциальный брутал не скрывал иронии. – А мы потом за тобой спустимся. Заканчивай ныть раньше времени. Тебя послушать, так проще сразу умереть, сложа лапки на груди. Ты у нас Инженер, вот и думай, как сделать! А как не сделать – тут генераторов идей и без тебя хватает. Весь Центр забит бесполезными дармоедами. Поэтому они там, а мы здесь. – К иронии в его голосе добавилась насмешка: – Ты выживать планируешь или как? Естественно, все вокруг уставились на Антона укоризненными взглядами, еще бы! Порфирьев же сказал, что все будет хорошо, значит, вопрос решен! Он же у нас супермен и запросто способен заставить двигаться застрявший лифт силой собственного самомнения! – Я лишь описываю варианты! – Антон поспешил оправдаться в глазах безмозглой общественности. – Мы должны четко понимать, на что идем! Если с нами что-нибудь случится, то из Центра нам на помощь никто не придет! Они даже не смогут нас найти, раз дали неточные координаты входа в собственный бункер! Мы искали его больше часа! – Координаты они дали точные, – невозмутимо возразил Порфирьев. – Это у меня карта привязана к местности с погрешностью. Я при тебе ее привязывал, на глаз, по трем точкам: метро «Смоленская», Национальный Центр Управления Обороной и бомбоубежище, в котором все прикинулись вакуумом. В первом случае контрольная точка была стопроцентно верной, в третьем погрешность составляла несколько метров, а во втором – несколько десятков метров. До Росрезерва мы дошли уверенно, там было недалеко, а вот на удалении в пятьсот километров от Москвы до «Подземстроя» эта погрешность дала немаленькое отклонение. У группы Миронова карта была привязана точнее, они с самого начала имели идеальные координаты двух точек и очень точные координаты третьей. Поэтому моя карта совпадает с их картой не полностью. – Так почему же мы тогда не используем их карту? – Антон задал более чем резонный вопрос. – Если она точнее? – Почему же, – Порфирьев был по-прежнему невозмутим, – все пользуются их картой, включая фиксирующие путь системы нашего транспорта. Моя карта есть только у меня, и я иду по ней, когда веду вездеход. – Но к чему такие сложности? – не отступал Антон. Раз мегамозги Миронова вновь оказались непогрешимыми, то он хотя бы развенчает миф о непогрешимости Порфирьева. – Почему ты используешь неточную карту? – Мне так удобнее, – без обиняков заявил капитан-мизантроп. – Потому что у меня маршрут от Росрезерва до Центра был проложен еще до того, как мы его нашли. И, если ты помнишь, после того он был дважды уточнен еще до того, как нас туда впустили. И после этого, в последующих экспедициях, обычно я вел головную машину. Чем больше скорость, тем меньше времени на поверхности и больше шансов выжить. Но при этом больше шансов врезаться во что-нибудь в этой пыли и темноте. Поэтому я иду по своему курсу, который уже много раз уточнен и проложен в обход пробок, а также торчащих в черной ночи из-под черного снега черных препятствий. – Но ты мог бы переложить его на общую карту! – Антон демонстративно непонимающе нахмурил брови. – Для Инженеров это не сложно! Дай им данные! Они совместят твою карту с правильной! – Зачем? – Порфирьев передразнил Овечкина, копируя демонстративно непонимающее нахмуривание бровей. – К чему такие сложности, если во всех наших машинах загружена их карта и гирокомпас фиксирует маршрут в реальном времени? Я иду по своему курсу по своей карте, она выведена у меня на лицевой щиток, так удобнее действовать в экстренной ситуации, и менять что-либо смысла нет, только зря увеличивать риск. А бортовое оборудование записывает маршрут на правильные карты. Весь маршрут этой экспедиции уже зафиксирован во всех трех машинах. Любой, кто умеет водить без автопилота, сможет добраться до Центра. Разве что не так быстро, как я, но это дело опыта. Так что все карты уже уточнены, и не надо вскрывать сложное и дорогостоящее спецоборудование. Он красноречиво постучал пальцем себе по шлему, и все засмеялись, понимая намек. Пришлось смеяться вместе со всеми, чтобы не оказаться всеобщим врагом еще и для грузчиков. Пусть этот фан-клуб Порфирьева делает, что хочет, лишь бы не угробили его, Овечкина, прежде, чем он найдет способ навсегда отделаться от этих суицидальных экспедиций! Но раз уж всего одна интоксикация ничему не научила этих болванов, то Антон считает своим долгом обратить их внимание на лежащий на поверхности факт. – Все, что ты сказал, вполне логично, не спорю, – на всякий случай подстраховался Овечкин. – Но я имел в виду другое: из-за несоответствия карт вам пришлось несколько раз выходить из машин и искать вход в условиях смертельно опасной радиации. Если бы ты вел нас по правильной карте, этого можно было бы избежать, разве нет? – Искать все равно бы пришлось, – покачал головой амбал. – Карта Миронова не идеальна, она точнее моей, но погрешность у нее есть. Без единой системы геопозиционирования и без компасов это неизбежно. Мы добрались сюда по их координатам, я тут никогда не был. Но засыпанную битым лесом и снегом дыру в земле просто так глазами не увидишь. Мы час кружили по узкому пятачку и копошились в снегу в поисках выхода, а в результате нашли не то место, где они выбрались, а дыру в потолке, потому что в нее провалился Хам. Но если ты считаешь, что справишься с поисками лучше, то я не против: в следующий раз поисками будешь заниматься сам. – Я такого не говорил! – поспешил заявить Овечкин, мгновенно приходя в ужас. Мизантроп в погонах хочет расквитаться с ним за конструктивную критику путем отправки Антона на смерть! Если кроме Овечкина демократия здесь никому не нужна, то к дьяволу ее! Умирать за свободу слова Антон не собирается. Он вообще не собирается умирать, он должен выжить, он не для того вынес столько страданий, чтобы погибнуть уже после того, как появились все шансы жить! – Просто выразил мнение, и все! Я услышал твою позицию и нахожу ее логичной! Делай так, как считаешь нужным, у меня нет опыта работ в условиях ядерной зимы, я Инженер, а не спасатель! – У спасателей такого опыта тоже нет, – хмыкнул пожарный Александр, не скрывая ухмылки. – Ядерной зимы раньше не было. Так что, если подумать, у тебя в этом опыта больше, чем у любого довоенного спасателя. – Не спорю! – Антон изо всех сил подавил панику. Они все заодно, стоило бы учесть это, прежде чем ввязываться в дискуссию! Обычно в таких случаях порфирьевские безропотные блондины молчали, но сейчас каждый понимает, что сюда придется возвращаться, и потому ищет способы избежать направления на работы в эпицентре ядерного взрыва! А лучший способ сделать это – отправить вместо себя кого-нибудь другого! Например, того, кто только что оспорил компетентность их незабвенного лидера! – В общем, все поняли, что я хотел сказать. – Овечкин поспешил перевести разговор в другое русло. – Лучше Олега никто не может делать это! Он имеет командную подготовку! У Инженера другие задачи! Мое дело – высокотехнологичная техника! – Значит, с лифтом ты точно справишься, – невозмутимо заявил Порфирьев. – Ничего высокотехнологичного в нем нет. Раз люди Миронова справились, то и ты сможешь. Ты ведь сам говорил, что ничем не хуже? – Я имел в виду оборудование связи! – Овечкин внутренне ужаснулся. Они уже все решили! Его неминуемо отправят вниз, в эпицентр! – Да, устройство лифта гораздо проще, но с одной рукой я мало что могу! – Не переживай, тебе помогут гайки крутить. Твоя задача показывать, какие именно! – Порфирьев всем своим видом продемонстрировал, что разговор окончен, и продолжил ковырять ложкой в консервной банке. – Я могу помочь с лифтом, – неожиданно подал голос пленный. – Я инженер-механик. Имею опыт работы с подъемными механизмами. Все, не сговариваясь, обернулись в его сторону, и Порфирьев скептически заявил: – И что ты делал в окопе, инженер-механик? – Охранял вход, – потупился тот. – Ах ты еще и вход охранял! – восхитился асоциальный брутал. – Сидя в углу спиной к направлению вероятного появления противника? Если ты инженеришь так же, как охраняешь, то мы точно разобьемся на хрен! – Я не полевой боец, – хмуро заявил пленный, – я вообще гражданский ВУЗ заканчивал… После универа долго работу не мог найти. Я миксфайтом увлекался, юниорские чемпионаты выигрывал… После одной победы знакомые предложили в ФСБ послужить, за контору на соревнованиях выступать. Я согласился. Позже меня перевели по специальности, инженером в эвакуационный бункер. Я в мастерских обычно работаю или с механикой вожусь.