– Что именно? – Не знаю. Может быть, прядь волос твоего отца. Или лоскут малинового шёлка, чтобы он напоминал тебе о платье, которое твоя гувернантка не позволила купить. – Но зачем мне хранить нечто подобное? Грейс рассмеялась над искренним замешательством Изабель. Так же как и её отцу, сентиментальные чувства ей были чужды. – Хочешь верь, хочешь нет, Изабель, но, возможно, когда-нибудь ты посмотришь на малиновый лоскут, вспомнишь тот первый день, когда мы ходили по магазинам, и посмеёшься, удивляясь, с какой стати тебе вообще захотелось ручную ящерицу. В нашей жизни происходит много событий, которые поначалу кажутся незначительными, но спустя время, когда мы оглядываемся назад, то радуемся, что они произошли, и воспоминание о них делает нас счастливыми. Изабель указала на предметы на столе. – Они вас делают счастливой? – Некоторые. – Грейс взяла золотую кисточку и повертела её в пальцах. – Она от платья, которое я надевала на бал во дворце Шёнбрунн. – Грейс рассмеялась, вспомнив ту ночь. – Я танцевала все вальсы. – Вы танцевали вальс во дворце Шёнбрунн? – изумилась Изабель. – С кем? – С мужем. Все говорили, что супружеской паре не пристало танцевать только друг с другом. Нам было всё равно. Мы с удовольствием шокировали аристократов. – У вас и правда был муж? Вы его не выдумали? Немного удивившись, Грейс склонила голову набок, пристально глядя на Изабель. – Да, у меня был муж. Он умер два года назад. С чего ты взяла, что я его выдумала? – У некоторых женщин нет мужей, но они говорят, что есть, чтобы их считали респектабельными. – Изабель! – воскликнула Грейс, гадая, рассмеяться ей или пожурить подопечную за столь дерзкое замечание. Ребёнок знал чересчур неожиданные факты. По обыкновению, Изабель пропустила упрёк мимо ушей. – Вы ничего не рассказывали о муже, и мне просто стало любопытно. Очень жаль, что он умер. – Она опустила голову, разглядывая предметы на столе. – Вам... – Изабель замялась. – Мне? – подсказала Грейс, гадая, о чём хочет она спросить. – Вам когда-нибудь бывает одиноко, миссис Шеваль? Одиноко? Грейс закрыла глаза, почувствовав тяжесть в груди. – Иногда. – Мне тоже. Грейс открыла глаза и посмотрела на Изабель, которая так и стояла, не поднимая головы. На глаза ей падали волосы, а плечи поникли. Грейс протянула руку и убрала волосы от её лица. – Всем бывает одиноко, Изабель. – Я знаю. – Маленькая девочка замолчала, затем проговорила тихим, доверительным шёпотом: – Я не имела в виду, того, что сказала. – Увидев озадаченный взгляд Грейс, она добавила: – Я вас не ненавижу. – Рада это слышать, потому что я как раз имела в виду то, что сказала. Ты мне очень нравишься. – Правда? – Изабель вдруг улыбнулась, демонстрируя внезапную смену настроения, которая была присуща и её отцу. – Значит, вы больше не будете заставлять меня вышивать? – Не буду, – тут же ответила Грейс, – если перестанешь жаловаться на уроки немецкого. Изабель скорчила гримасу, затем сдалась, и её лицо просветлело. – Полагаю, знание немецкого поможет мне лучше понимать оперы Вебера? – Верно, – рассмеявшись, согласилась Грейс. Жаль, что ей с самого начала не пришло в голову указать на этот факт. – Однозначно. Изабель кивнула на синий бархатный мешочек на столе. – Что это? – спросила она. – А. – Грейс отложила золотую кисточку и взяла мешочек. Развязав шнурок, она вытащила мужскую белую перчатку и протянула её Изабель. – Она принадлежала Ференцу Листу. – Не может быть! – изумилась Изабель, но перчатку взяла. – Вы меня разыгрываете. – Не разыгрываю. Она досталась мне в прошлом году, когда Лист давал концерты в Париже. Он там живёт, кстати. – Он сорвал перчатку, как, по слухам, делает перед тем, как начать играть? – Да. Я играла в оркестре и видела это своими глазами. – Вы играли в одном оркестре с Листом? Правда? – Да. Три раза. Это явно произвело впечатление на Изабель. – Однажды я видела его портрет, – сказала она. – Он действительно так красив, как выглядит на картине? – Да, он довольно привлекательный мужчина. Наверное, самый красивый из всех, что я видела. – Но не красивее папы! – Ты же моя верная девочка! Грейс и Изабель подняли глаза, услышав голос. В открытые двери музыкальной комнаты вошёл Дилан, удивив их обеих своим неожиданным появлением. – Ты вернулся, – сказала Изабель, на этот раз не побежав навстречу к отцу. Она повернулась к нему спиной и села за стол, скрестив руки на груди. – Ты сказал, что тебя не стоит ждать рано. – Я передумал. – Он отвёл взгляд от дочери, на его лице промелькнуло виноватое выражение, которое Грейс не ожидала увидеть. На её губах заиграла улыбка. Он это заметил и явно не обрадовался. Дилан нахмурился, внезапно заняв оборонительную позицию. – Встречи закончились раньше, чем я ожидал, – сообщил он ей. – И только. Грейс захотелось отметить, что ни она, ни Изабель не просили у него объяснений. – Конечно, – сказала она, улыбнувшись ещё шире. – Вполне объяснимо. Дилану не нравилось, когда его дразнили. Он отвернулся, снял пиджак и бросил его на спинку стула. Подойдя к роялю, он склонился над клавишами и принялся изучать ноты своей симфонии, разбросанные по полированной поверхности из орехового дерева. Грейс строго сказала себе, что она не из тех женщин, которые беспардонно глазеют на мужчин. Но это не помешало ей воспользоваться моментом. Она медленно и пристально оглядела его фигуру. Белая льняная рубашка, жилет в чёрно-золотую полоску и чёрные брюки заостряли внимание на его мощном телосложении. Её взгляд задержался на облегающих брюках. Нужно быть слепой, чтобы не оценить подобное зрелище. "Вам когда-нибудь бывает одиноко, миссис Шеваль?" Одиноко? Боже, она изнемогла от одиночества. Грейс вспомнила, как он стоял полуголый в своей спальне. О да, она не забыла ни одной мельчайшей детали. В память врезалось очертание каждого мускула и сухожилия на твёрдой, широкой груди и плечах. Синяки только подчёркивали его мужественность и силу. Разглядывая стоявшего у рояля Дилана, Грейс напомнила себе, почему нельзя воображать его нагим. Она знала, куда могут завести подобные фантазии. По её телу разлилось приятное тепло, стоило ей представить, как она прикасается к его обнажённому телу, а в ответ Дилан прикасается к её. Она заставила себя отвести взгляд и переключила внимание на свой памятный альбом. – Я подумал, – сказал Дилан, – ненадолго вернуться домой и провести время со своей дочерью, прежде чем она ляжет спать. Грейс взглянула на Изабель, та всё ещё сидела, скрестив руки на груди и плотно сжав губы. Было не похоже, что она готова простить отца. Грейс перевела взгляд на Дилана и обнаружила, что он смотрит на неё, а не на дочь. О чём он думал? Что Грейс вмешается и всё уладит? Если так, то он жестоко ошибался. Пусть действует на свой страх и риск. Она отвернулась и принялась разбирать свои вещи на столе, делая вид, будто альбом интересовал её гораздо больше, чем его отцовские трудности. Прошла целая минута, прежде чем Дилан пересёк комнату и подошёл к дочери. Он присел на корточки возле её стула. – Я подумал, что мы могли бы сыграть в четыре руки. Если только ты не предпочтёшь разбить рояль о мою голову? Грейс подняла глаза в тот момент, когда на его губах заиграла улыбка. Любая женщина, будь у неё хоть капля сострадания, вмиг простила бы ему всё на свете. Однако Изабель оставалась непреклонной, она не повернула голову и не посмотрела на Дилана. – Я не смогла бы поднять рояль, – фыркнув, пробормотала она. – И слава богу. Ты себе не представляешь, во сколько он мне обошёлся. Уловка сработала. Изабель рассмеялась, не в силах больше сопротивляться сокрушительному обаянию отца. – Так ты сыграешь со мной дуэтом? – Дилан принялся её щекотать. – Или будешь продолжать дуться?