Зазвонил телефон, напугав нас. Еще бы. Вы ведь читали такие книги. Загорелась маленькая цифра 2. И после двух звонков погасла. Я не успел даже руку протянуть, чтобы ответить. Посмотрел, сколько времени. Четверть двенадцатого. Если вы следите за нумерацией страниц, то понимаете: только что кто-то умер. Но я об этом пока не узнал. – Подумай о моих словах, – сказала София, и я сообразил, что она ждет от меня реакции. – Сколько тебе нужно? – Может, пятьдесят. – Она пожевала губу, взяла из сумки пару пачек, покачала на руке, будто взвешивая, и добавила: – Тысяч. Как будто я мог подумать, что она пришла ко мне посреди ночи за пятьюдесятью долларами. – Майкл знает, что деньги у меня. – Он знает, что оставил их у тебя, а не что они у тебя есть. – София явно отрепетировала эти слова, иначе ее аргументы не загрузились бы в комнату так же гладко, как мои оправдания. – Ты можешь сказать, что деньги забрала полиция. Ты можешь сказать, что пожертвовал их. Или вообще сжег. Тут самое время притвориться, что сам я не обдумывал такие варианты, но я этого не сделаю. Я заслуживаю доверия, помните? – Что у тебя случилось? – спросил я, подумав про себя, что есть люди побогаче и находящиеся в лучших отношениях с законом, к которым она могла бы обратиться, например ее отец. И пятьдесят тысяч – это, конечно, большая сумма, но София – хирург, владелица недвижимости: если ей нужны пятьдесят тысяч долларов (она сказала «может, пятьдесят», и, на мой взгляд, это означало, что нужно именно столько), значит такое количество денег требуется, чтобы залатать дыру между тем, что она может раздобыть сама, и необходимой общей суммой. И ей нужны наличные. То есть деньги надо достать быстро, тихо и неофициально. София, похоже, провалилась в более глубокую яму, чем хотела показать. – Мне не нужна помощь. Мне просто нужны деньги. – Они не мои. – И не его тоже. – Мы можем поговорить об этом завтра? София положила деньги, но я видел, что она роется в своих ментальных заметках – проверяет, все ли сказала, что собиралась, как будто сидела на собеседовании для приема на работу и ей задали вопрос, которого все боятся: «Итак, есть ли у вас какие-нибудь вопросы к нам?» Вероятно, София решила, что использовала все самые убедительные доводы, потому что подошла к двери и открыла ее. Внутрь ворвался ледяной вихрь. – Просто посмотри, как они обращаются с тобой. И ты до сих пор считаешь себя в долгу перед ними? Когда-нибудь ты поймешь, что семья – это не про то, чья кровь течет у тебя в венах, а про то, за кого ты готов пролить свою. София сунула руки в карманы и шагнула в ночь. Я вернулся к дивану и в легком ступоре посмотрел на деньги, пытаясь проанализировать только что разыгравшуюся сцену. «Права ли моя сестра?» – задался вопросом я. Хотя мои родные всеми силами старались исключить меня из семьи, я до сих пор чувствовал себя обязанным им. Не потому ли я здесь? Это был слишком сложный вопрос после чрезмерного количества пива и в опасной близости к полуночи. Поэтому я бросил самокопание, взял телефон и позвонил во второе шале. – Алло? – К моему удивлению, в трубке раздался голос Софии. – Эрн? – О, привет, София. – Я проверил огоньки на аппарате, точно ли набрал двойку. Может быть, я неправильно определил, какой глазок мигал на нем прежде? София не могла звонить мне и одновременно находиться в моем шале. – Прости, я только хотел проверить, что ты благополучно добралась. Уже ночь и вообще. Не хотелось бы, чтобы ты провалилась в расселину и пропустила воссоединение семьи. – Ты называешь это воссоединением семьи? Семь человек? – София засмеялась, и в трубке затрещало. – Пфф! Белые люди. Я попытался поддержать ее веселье, но в голове промелькнула мысль: «Мы с ней притворяемся нормальными?» Отчего я мигом напрягся и вместо смеха лишь сдавленно хмыкнул. – Ладно, Эрн, – сказала София. – Спасибо, что побеспокоился обо мне. Обещай, что подумаешь. Обещать было ни к чему – ни о чем другом я не мог и думать, – но пообещал. Мы пожелали друг другу «спокойной ночи», и я повесил трубку. Допил пиво, оставил шторы незадернутыми ради восхода и забрался на чердак. Там улегся на бок и стал смотреть на острые вершины гор, врезающиеся в бескрайнее небо, чувствуя себя очень маленьким. Я задумался: чем сейчас занимаются мои родственники? София находится, как и я, на середине горного склона и думает о сумке с деньгами; Эрин – в каком-нибудь мотеле с чесучими простынями на полпути сюда, думает бог знает о чем; а Майкл в последний раз глядит на то же самое небо сквозь тюремное окно, может быть размышляя о том, что бы он хотел сделать со мной. Я задремал, недальновидно надеясь, что завтра все устаканится. Глава 6 Проснувшись, я увидел непрерывный поток пуховых курток, шествующих мимо моих окон. Похоже, они направлялись к небольшой толпе, собравшейся в нескольких сотнях метров выше по склону, на заснеженном поле для гольфа. Человек тридцать. Рядом с этим сборищем, визжа мотором, промчался снегоход. Кто-то, находившийся еще выше на горе, махал руками. Я не мог понять, значит это «скорее сюда» или «не приближайтесь». Сигнальная ракета змеей взвилась в воздух, оставляя за собой светящийся след, и лопнула высоко в небе, на заснеженной земле отразилось ее красное свечение. Свет хорошо распространяется по снегу, и, когда вспышка погасла, я заметил, что снег все еще мерцает: не просто красный, а смешанный с синим. Не пульсирующий, не мигающий, отражающий набор цветных огней, которые, должно быть, были у гостевого дома. Полиция. Съезжая вниз по перилам лестницы со своего чердака, как пожарный, я обжег руки и начал быстро засовывать деньги в сумку. К счастью, внимание прохожих было приковано к горе, и мне удалось собрать все деньги, спрятать сумку в шкаф и натянуть брюки прежде, чем кто-нибудь заметил то, чего замечать не следует. Наскоро завершив свой туалет, я распахнул дверь и увидел идущего мимо единственного в горах человека в джинсах. – Энди! – окликнул я из дверей дядюшку, запрыгивая в левый ботинок. Он остановился, обернулся, махнул мне рукой, подождал. Я торопливо заковылял к нему по снегу. Мы находились в достаточно разреженном воздухе, так что я быстро запыхался. Мое дыхание затуманило пространство между нами и очки Энди. – Что происходит? – Какой-то бедолага. Он указал рукой на склон и пошел дальше. Его любопытный, а не испуганный вид ответил на мой вопрос прежде, чем я успел спросить: кто-то из наших? Я пошел в ногу с Энди, радуясь, что вчера вечером невзначай позвонил Софии и узнал, что она вернулась в свое шале. Застрять снаружи на всю ночь – это наверняка закончилось бы гибелью, даже при вчерашней тихой погоде. Я поежился. Не хотелось бы так окончить свои дни. В снегу на спине лежал мертвый мужчина с почерневшими, обмороженными щеками. Он был полностью одет – черная лыжная куртка, черные перчатки, ботинки, – только лицо открыто, и на секунду в моей голове вспыхнуло воспоминание о другой темной груде посреди белой поляны. Я отбросил эту мысль, глядя поверх плеча стоявшего впереди меня мужчины. Вокруг собрались десятка два зевак, обещание драмы выкурило людей из гостиничных номеров, как ос. Впереди нас стоял полицейский примерно моего возраста, может быть чуть помоложе, одетый в шапочку с ушами и куртку с шерстяным воротником, он пытался отогнать людей. Честно говоря, этот парень выглядел сильно взволнованным и как будто не соображал, что делает. Энди подошел к Кэтрин, которая опередила нас, хотя это происшествие в ее расписании не значилось. Казалось, все, не сговариваясь, сошлись на том, что десять метров – это достаточное расстояние, чтобы сохранить место преступления в неприкосновенности, и сам собой сформировался полукруг. Ночью снег почти не шел, так что и труп, и дорожки ведущих к нему вверх по склону следов были хорошо видны. Из этих следов три пары направлялись вверх и только одна вниз. Обратная дорожка была неровной, кое-где рядом с отпечатками ног виднелись отпечатки помельче: я решил, что нашедший труп человек, в панике возвращаясь за подмогой, заваливался на спуске и упирался в снег рукой то здесь, то там. Вторая из дорожек следов, идущих вверх, была прямой и четкой. Я решил, что эти отпечатки принадлежат копу, который сейчас рядом с телом. Третья пара ног сперва двигалась вверх по склону, как и остальные. Но потом следы начинали петлять: взад-вперед, вверх-вниз в пределах нескольких квадратных метров. Как будто кто-то попал в невидимую ловушку и рикошетом отскакивал от стенок. Эти следы заканчивались у трупа. Обратной дорожки не было. Люди вокруг меня тихо переговаривались, вытаскивали телефоны, делали фото, снимали видео. Никто, похоже, не расстроился. Не было ни утешающих рук, ни ртов, прикрытых в грациозном шоке одной рукой. Казалось, все были увлечены тем же, что и я: смотрели на тело из интеллектуального любопытства. Может быть, оттого, что этот человек замерз, он ощущался скорее частью гор, чем настоящим человеком, который полсуток назад еще дышал. Сцена была занимательная, но нестрашная. Никто не кричал, не проталкивался мимо нас, не бежал вверх по склону, утопая в снегу, чтобы добраться до своего родного человека. «Неужели его никто не знает?» – мысленно недоумевал я. – Здесь есть врач? Полицейский оставил попытки разогнать толпу. Он повторил вопрос, вглядываясь в людей и демонстрируя, что уровень его наблюдательности находится на нижнем краю шкалы, ранжированной от «С завязанными глазами» до «Как Шерлок». Мы находились на престижном горном курорте в пик сезона, половина из этих чертовых туристов – врачи. Я заметил Софию, стоявшую напротив меня в полукруге. Она подняла руку. Кэтрин наклонилась к Энди, шепнула что-то ему на ухо и покачала головой. Полисмен подозвал к себе Софию, повел ее в обход следов. Сперва они остановились в нескольких метрах от тела, София указала на мертвого мужчину, полицейский кивнул, и она опустилась на колени рядом с покойником. Взяла в руки его голову и наклонила ее сперва в одну сторону, затем в другую. Разлепила губы мертвеца. Расстегнула его куртку и засунула под нее руки. Махнула рукой полицейскому, и тот встал на колени рядом с ней, нерешительно позволяя Софии провести его руками по телу так же, как это сделала она. Когда София посчитала, что показала полицейскому достаточно, то застегнула на трупе куртку и встала. Ее короткий разговор с копом унес ввысь порыв ветра. Я увидел задумчивую серую тучу, пробивавшую себе путь над гребнем гор. – Эрни, Энди! – позвала София, загребая руками воздух. – Поднимайтесь сюда! Я глянул на полицейского, ожидая одобрения, и тот повторил жест Софии. Мы с Энди старательно обошли стороной оставленные на снегу следы, но вверх по склону их вело все больше. Выйдя из толпы зевак, я почувствовал, что ветер набирает силу. Щеки у меня горели. Когда мы добрели до нужного места, я не мог заставить себя глянуть вниз и вместо этого сосредоточился на Софии, а та задумчиво смотрела на труп. – Нам нужно перенести тело! – прокричал полицейский, перекрывая голосом вой ветра. – Убрать его с глаз. Я видел гараж по пути сюда. Там достаточно холодно. Мы с Энди кивнули. Полисмен указал на склон. – Нам нужно идти вверх, – София взмахнула руками, очерчивая широкий круг, – вот так. Чтобы сохранить следы! Она хотела нести труп в обход, хотя шел снег и это было почти бессмысленно. То есть ее волновала не только переноска тела, она, в отличие от полицейского, считала, что это место преступления. Коп не собирался ползать вокруг и все фотографировать, а, вероятно, рассчитывал на снимки любопытных туристов, то есть должен был радоваться, что не разогнал нас всех. По молчаливому уговору мы с Энди, стоявшие в ногах трупа, взяли его за лодыжки, а София и коп – за запястья. Мы старались, как могли, держать его на весу, но пока телепались вниз, по колени увязая в снегу, голова покойника то и дело откидывалась назад и прорезала борозду в свежей пороше. Труп не был таким уж тяжелым, но мы едва управлялись с ним. Чтобы ухватиться покрепче, я зацепил пальцами верхний край ботинка. Он был жесткий, с усиленным носком. София шла задом, пытаясь прижимать запястье трупа к груди, а коп повернулся лицом к ветру, держа руки за спиной на высоте пояса. Энди пыхтел рядом со мной. На середине спуска он повернулся ко мне, и я увидел, что челюсти у него сжаты в мрачной решимости; в бороде искрилась застывшая на морозе слюна. Он заметил мой взгляд. – Ты в порядке, приятель? Нужен перерыв? Я покачал головой и не сказал: «Я в порядке. Мне было не впервой делать это». Глава 7 Стеллаж из деревянных поддонов в сарае для технического обслуживания послужил столом прозектора. Вокруг нас на нескольких скамьях были разложены инструменты, на полу стоял снегоход с вытащенными наружу внутренностями, у дальней стены рядом со стопкой шин расположились несколько генераторов, на гвоздях висели снегоступы, похожие на теннисные ракетки, разных форм и размеров. Отопление отсутствовало, тонкие металлические стены и бетонный пол создавали ощущение, что ты находишься в холодильнике. Все это было похоже на импровизированный морг. Одно из преимуществ сильного холода – отсутствие трупного запаха. Мы положили тело на стеллаж из поддонов. Они были немного маловаты, руки и ноги покойника свесились с краев. Дав себе небольшой отдых, мы стояли, тяжело дыша. Я старался не смотреть на обесцвеченное лицо мужчины. Про обморожения я читал – почерневшие конечности, отваливающиеся носы, пальцы, – но никогда не видел этого своими глазами. Полицейский наконец решил сделать несколько снимков. Энди тер большой палец ноги об икру. София дрожала, она сложила кисти лодочкой, поднесла ко рту и дула на них, но потом вспомнила, что недавно несла труп, и свесила руки по бокам. Полицейский закончил съемку и повернулся к нам. – Спасибо, ребята, – сказал он. София выкатила глаза, напоминая копу, что она тоже волокла труп с горы. Он запнулся о свои следующие слова, но не исправился, а попер дальше: – Обычно тела не перемещают, но надвигается снегопад, и я не хочу, чтобы потом пришлось его откапывать. Коп был на несколько дюймов выше меня, может, из-за ботинок на толстой подошве, и на несколько килограммов тяжелее, может, из-за теплой куртки, если не принимать в расчет его полные щеки. Кобуры с пистолетом у него на бедре не было. Не знаю, почему я это заметил, просто заметил, и все. Глаза у него были темно-зеленые, ресницы заиндевели. Ясно, что это утро взбудоражило его, взгляд полицейского блуждал по сараю, пока наконец не остановился на трупе, что, казалось, совершенно прекратило в голове служителя порядка всякий мыслительный процесс. – Я Эрни, – произнес я, пытаясь вывести копа из ступора. – Эрнест Каннингем. Это Эндрю Милло. С Софией вы уже знакомы. Тоже Каннингем, дефис Гарсия. – Гарсия дефис Каннингем, – с улыбкой поправила меня сестра. – Давайте, дефис, уберемся отсюда к чертовой матери, – сказал Энди, который все время пребывал в неподвижности, как и коп, тупо уставившись на тело. – Мне от этого как-то не по себе.