– В том смысле, что жизнь перевалила на вторую половину, и осталось этой жизни меньше, чем уже прожито. Поэтому глупо и нерационально тратить драгоценные дни и часы, и даже минуты, на пережевывание мыслей о том, как все плохо. Перенес женщину через реку, поставил – и иди себе дальше и не парься. Ну а следующим шагом в этой цепочке рассуждений стало понимание целесообразности получения новых знаний. Так что с политикой ты уж сам как-нибудь разберись, ладно? Тем более ты теперь собрался с Петром Сергеевичем Ворожцом дружить, вот он тебе все и обскажет в деталях. – Кстати, о Ворожце, – спохватился Коротков, когда они уже шли к лифту, чтобы подняться на свой шестой этаж. – Я обещал сегодня дать ему ответ, принимаем ли мы его приглашение и если принимаем, то с какого дня и когда за нами машину присылать. Настя задумалась. Жить в доме у совершенно незнакомого человека не хотелось. Сразу полезли в голову мысли о том, что вот она только-только освоилась в своем номере, привыкла к нему, а теперь нужно будет привыкать ко всему заново, и еще неизвестно, где этот дом находится, и какая комната у нее будет, и предусмотрен ли отдельный санузел, и какая там кровать, удобная ли, и не душно ли будет спать… Мысли начали множиться с невероятной скоростью, предполагаемые возможные неудобства буквально выскакивали из всех углов и наваливались на Настю Каменскую, грозя придавить ее своей огромной массой. – Мы можем отказаться? – спросила она неуверенно. – Конечно. Но зачем? Какой смысл в нашем отказе? Отвергнуть гостеприимство человека и настроить его против себя? Скрывать нам с тобой нечего. А вот пользу извлечь из проживания у Ворожца можно. И потом, подруга, ты сама себе противоречишь. Ты же только что говорила мне о пользе получения новых знаний. Ты в доме у сибирского бизнесмена была когда-нибудь? Ты представляешь, как он живет? Ладно, с политикой – я готов с тобой согласиться, все эти знания имеют значение здесь и сейчас и потом не пригодятся. Но знание образа жизни, привычек, вкусов… А вдруг все это совсем не так, как у столичных бизнесменов? И потом, можно будет поспрашивать у хозяина дома и про экологию, и про звероферму, если уж тебе так интересно. Он, как я понял, из местных, так что должен все знать. Настя потрясла головой, разгоняя навязчивые и такие агрессивные мысли. Она что, с ума сошла? О чем она думает? Вернее, позволяет себе думать. Ведь только недавно она решила, что не даст таким мыслям возможности одержать верх над всем, что есть позитивного вокруг нее! И где все эти благие намерения? Речь идет о трех-четырех днях, и даже если в доме у Ворожца неудобные кровати в комнатах для гостей, это совершенно не смертельно. В конце концов, всегда можно вернуться в гостиницу. Решение нужно принять на месте и по факту, а не забивать себе голову всеми этими «а вдруг» и «а если». – Конечно, ты прав, – твердо сказала Настя. – Я сегодня еще полечусь, а завтра можем ехать. Или послезавтра. На твое усмотрение. * * * Майор Егоров насмешливо оглядел собравшихся в одной комнате сотрудников программы «Персона». Боятся, сучьи дети. А чего им бояться-то? Небось думают, что сейчас опера во главе со следаком начнут вытряхивать из закромов их детские секретики: кто с кем спит, кто кого продвигает и кто против кого интригует. Знали бы они, что на самом деле руководство криминальной полиции считает убийство шеф-редактора Милюковой, найденной сегодня рано утром в подъезде собственного дома с признаками удушения, делом третьестепенным… Потому и отправили сюда не «лучших из лучших», а Егорова, которого давно уже никто всерьез не воспринимает, и совсем молоденького, зеленого еще оперка с территории, Мишаню Резвых. И следователь тоже из числа «завалящих», на пенсию со дня на день собирается, за профессиональными победами не гонится. Самые-то лучшие, самые удалые и перспективные по делу экологов землю носом роют, экологи – объект номер один, им все внимание, а тут редакторша какая-то с местного телевидения, даже не ведущая и не продюсер. Ведущие – это известность, продюсеры – это деньги, а шеф-редактор что? Да ничего! Действовать решили по «упрощенке», как называл эту систему действий сам Егоров. Обычно оперативники опрашивают всех, кого смогут найти, и если кто-то что-то дельное знает или видел – приглашают к следователю, который допрашивает этих свидетелей уже официально, под протокол. При «упрощенке» следователь выезжал вместе с операми в место большого скопления потенциальных свидетелей и здесь же, на месте, устроившись за чьим-нибудь столом, допрашивал тех, кого опера выявляли в ходе массового и быстрого опроса. В данный момент следователь писал протокол допроса продюсера, Мишаня Резвых, поставив белесые бровки «домиком», разговаривал со звуковиками, а Виктор Егоров слушал взволнованный дрожащий голосок симпатичной пышечки по имени Алена Арканова. Пышечка то краснела, то бледнела, видно было, что ужасно нервничает, но почему-то майор было абсолютно уверен в ее честности. – Мила… то есть Камилла Теодоровна заходила к нам сюда вчера около четырех, попрощалась, сказала, что сегодня, то есть… ну, в смысле… вчера… ее больше не будет, – сбивчиво говорила девушка. – Я отдала ей материалы, она посмотрела их и забрала с собой, сказала, что дома прочитает. Больше я ее не видела. – В каком настроении она была? Чем-то озабочена? Может, расстроена? Напугана? – Нет, она была… ну, как обычно… Злая такая! – вырвалось у Алены, которая немедленно залилась краской. – Какие материалы ты ей отдала? – По мэру, по Смелкову. Он через две недели будет гостем нашей программы… то есть… ну, в смысле… должен быть. Теперь не знаю… Редакторы собирают информацию, отдают шеф-редактору, а шеф уже пишет сценарий и потом помогает ведущим вести эфир. Мы все собрали, я Камилле Теодоровне отдала папку. Обыск в квартире убитой уже провели рано утром, сразу после обнаружения ее трупа в подъезде ее же дома. Папка с надписью «Смелков, эфир 24.07.2014» действительно лежала в комнате на столе, Егоров, участвовавший в обыске, видел ее своими глазами. В папке были диск, файл с распечатками и конверт с фотографиями. Сейчас эта папка лежала в портфеле у следователя. Егоров подошел к столу, за которым шел допрос, наклонился и шепотом попросил выдать ему папку. – Вот эта? – спросил он у Алены. Девушка быстро просмотрела содержимое папки и кивнула: – Да, это мои материалы. В смысле… наши. – Посмотри внимательно: все на месте? Ничего не пропало? Алена вытащила распечатки из файла и перебрала по листочку, быстро пробегая глазами текст, потом проверила конверт с фотографиями. – Все на месте, – уверенно ответила она. – А диск можешь проверить? – Конечно. Она вставила диск в компьютер, а Егоров тем временем подошел к Мише, который как раз закончил разговаривать с одним из звукооператоров. – Ну как? Есть что-нибудь? – Да все то же: Милановская, она же Милюкова, была жуткой стервой, заносчивой и грубой, ее все ненавидели, но в то же время признавали, что благодаря ей программа имеет высокий рейтинг. Ни с кем из здешних вроде не спала, и даже разговоры не ходили никакие. Конфликты были практически с каждым, так что убить ее в принципе мог любой из тех, кто работает на программе и вообще на канале. – Ясно, – угрюмо протянул Егоров. – Ладно, работаем дальше. Он вернулся к столу Алены. – С диском все в порядке, – сообщила девушка. – Ничего не стерли, не заменили? – Нет, я по хронометражу проверила, все секунда в секунду совпадает. Егоров вздохнул. Такая хорошая версия наметилась: в материалах о мэре появилось что-то «ненужное», и из-за этого Милюкову убили, а «ненужное» и опасное изъяли или заменили… Красота! Но, похоже, это не так. И вообще, там, где много подозреваемых, обычно все оборачивается совсем другой стороной и преступник оказывается совершенно не из этого круга. Краем глаза он видел, что следователь, прервав допрос, разговаривает с кем-то по телефону. Закончив разговор, он поймал взгляд Егорова и сделал приглашающий жест рукой. Виктор подошел к нему. – К вам подмога едет, – ехидно сообщил следователь, – не доверяет вам с Мишкой руководство, решили ваши ряды укрепить опытными профессионалами. Твой начальник только что звонил. Без подмоги велено к обыску рабочего места потерпевшей не приступать. В общем, чего-то подобного Егоров и ожидал. Значит, у Милюковой-Милановской нашлись влиятельные знакомые, которые уже узнали печальную новость и надавили на руководство криминальной полиции или даже на начальника УВД, требуя, чтобы раскрытием убийства занимались самые лучшие сотрудники. Глядишь – и следователя заменят. – Кто? – коротко спросил майор. – Твой любимчик, – усмехнулся следователь, – Вадик Хохлов. Егоров мысленно чертыхнулся. Вадик Хохлов – последний, с кем майору хотелось бы работать в одной связке. Как профессионал капитан Хохлов был на высоте, с этим трудно поспорить, и плохим парнем его тоже вряд ли кто-то смог бы назвать: от работы не прятался, от выпивки не уклонялся… Но он не был «своим». Его перетянул в Вербицк Баев, когда полковника назначили на должность начальника городского УВД, и с самого начала все ребята из «убойного» были уверены: Вадик Хохлов – человек Баева, а это автоматически означало, что он стучит на коллег. Вадика избегали, старались не откровенничать с ним, не говорить лишнего в его присутствии. И хотя ни разу вроде бы ни у кого не возникло железного повода заподозрить, что руководство УВД узнало от капитана Хохлова что-то «неправильное», подозрения все равно оставались, и нелюбовь к Вадику тоже. Виктор вернулся к Алене Аркановой. Кажется, он уже задал ей все необходимые вопросы, но почему-то у него оставалось ощущение, что девушка хочет что-то еще добавить. Хочет – и не решается. Может, она знает что-то важное о своем шеф-редакторе? Алена стояла с папкой в руках и внимательно читала те самые материалы, которые, по ее словам, только вчера отдала Милановской-Милюковой. – Что, память девичья? – усмехнулся Егоров. – Свои же материалы – и забыла так быстро? Небось вчера на свидание бегала, вот все и вылетело из головы. Девушка снова густо покраснела и бросила на оперативника негодующий взгляд. – Я вчера после работы у мамы в больнице была. А вот знаете… Вы спрашивали, в каком она была настроении… Мила, то есть… В общем, когда она зашла за материалами, то даже улыбнулась, а это редко случается. Она точно не была ни напугана, ни расстроена. И ругалась не очень сильно, хотя и было за что. Я думала, она меня за этот промах по стенке размажет, ну, как обычно бывает, она орет и обзывается. А она ничего… И в какой-то момент мне показалось, что она увидела в тексте что-то интересное. – Что именно? – насторожился Егоров. – Не знаю. Просто она уже начала ругаться, выговаривать мне и вдруг замолчала, сказала, что сама разберется, и даже похвалила под конец, сказала, что я молодец. И я хочу найти это место, чтобы понять… – И как? Нашла? – Нет, – призналась Алена. – А что за промах-то? – поинтересовался майор. – За что Милюкова на тебя ругалась? Оказалось, что старший редактор Арканова упустила неувязочку с датами и биографией кандидата в мэры Горчевского. Только и всего… Опять мимо. Капитан Хохлов вошел уверенно, и была во всем его облике такая напористость, что у неподготовленного человека непременно должно возникнуть ощущение, что вот теперь все пойдет как надо и закончится успехом. Появление Хохлова прошло незамеченным только для Алены, которая уселась за стол и продолжала что-то выискивать в материалах. – У кого ключи от кабинета Милюковой? – спросил Вадим, едва поздоровавшись. – У меня, – ответил следователь, – мы же изъяли с места обнаружения трупа, они в сумочке были. – Хорошо, тогда давайте приступать, – скомандовал Хохлов. Следователь бросил на Егорова выразительный взгляд, мол, видал, как теперь опера распоряжаются в присутствии следователей? Капитан, совершенно очевидно, искренне полагал, что он здесь главный. По закону главным был, конечно, следователь, а вот по российскому менталитету – тот, кто является «человеком начальства». То есть именно капитан Хохлов. – Учись, Мишаня, как надо себя подавать, – шепнул Егоров своему юному напарнику, – научишься – тебя из района в город переведут, будешь со мной в одном отделе работать, а там, глядишь, и в начальники выбьешься. Вот Милюкова сумела себя подать – и в отдельном кабинетике сидела, в то время как все остальные редакторы в одной общей комнате толклись. – Так вот ее и убили, – таким же шепотом ответил Резвых, – а все остальные зато живы. – Тоже верно, – хмыкнул майор. – Чем ты незаметнее, тем больше шансов на выживание. Прихватив в коридоре парочку понятых, трое оперативников и следователь открыли кабинет, в котором еще вчера работала погибшая Камилла Теодоровна Милюкова, она же Мила Милановская. Кабинет был поистине крошечным, но все равно это был отдельный кабинет – штука статусная. Кроме рабочего стола с компьютером и кресла с высокой спинкой, на небольшом пространстве уместился только стеллаж с папками и один «стул для посетителя». Находиться здесь вшестером (если считать и понятых) не было просто никакой возможности. Следователь решительно отодвинул открывшего дверь и остановившегося на пороге Вадима Хохлова, протиснулся в комнату, тут же уселся за стол и открыл портфель. – Я буду протокол писать, – заявил он, – кто-нибудь пусть работает, остальные – будьте любезны, стойте в дверях и не мешайте. Работать, то есть обыскивать помещение, вызвался, разумеется, Хохлов. Начали, как и положено, со стола: сначала то, что лежит сверху, потом содержимое ящиков. Вадим молча перебирал документы, читал их и откладывал, следователь, не торопясь, сперва вынес постановление о проведении обыска, затем начал заполнять шапку протокола. На столе ничего достойного внимания не обнаружили. А вот в одном из ящиков их ждала неожиданная находка – два вскрытых конверта без адресов, два письма с угрозами, из которых вполне однозначно следовало, что Милановской предлагали деньги за включение в программу с Алексеем Новаком, автором одного из двух проектов трассы, материалов, компрометирующих проект. Отправитель письма хотел, чтобы во время беседы с проектировщиком «южного» варианта прокладки трассы прозвучали либо записанные заранее интервью со специалистами, либо вопросы из зала, которые ясно дадут понять: дорога через звероферму, то есть «северный» вариант, лучше для всех и выгоднее, потому что она короче и будет пролегать по менее сложной местности, то есть потребует меньших затрат, а «южный» вариант, более сложный и дорогостоящий, проектируют и пытаются протолкнуть только для того, чтобы «эта банда воров во главе с мэром Смелковым смогла получить из бюджета больше денег и «распилить» их». Это было уже кое-что! Пока Вадим Хохлов исследовал содержимое папки «Новак, эфир 17.07.2014», Егоров и Миша Резвых кинулись снова отлавливать и опрашивать редакторов программы. Все в один голос уверяли, что Милюкова никому не поручала организовать ни интервью, ни реплики из зала. И если все эти люди говорили правду, то выходило, что Камилла Теодоровна угроз не испугалась и на поводу у шантажистов, сторонников «северного» варианта, идти не захотела. Правда, до эфира еще два дня, и, возможно, она все-таки намеревалась сделать то, что от нее требовали и за что предлагали деньги, ведь за два дня можно много всего успеть. Но тогда почему ее убили? Потому что она ясно дала понять, что отказывается и на попятный не пойдет? Или она все-таки сделала все, что нужно, сделала сама, не прибегая к помощи сотрудников, никого не поставив в известность, и тогда получается, что ее убили сторонники как раз «южного» варианта, каким-то образом узнавшие о том, что готовится атака на общественное мнение, и испугавшиеся. Звучало все это совершенно бредово, потому что крайне маловероятно, чтобы могущественные и богатые люди, люди со связями и деньгами, испугались какого-то ток-шоу, которое смотрят домохозяйки. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.