* * * Переговорный пункт находился наверху, и он, уже хорошо изучивший прибрежную часть города, решил ознакомиться и с его верхней частью. На это ушло часа полтора. Проголодавшись, спустился вниз. По набережной гуляли. Гуляли, слегка покачиваясь, аборигены обоего пола, немытые и нечесаные, гуляли европеизированные отдыхающие в шортах и каскетках (тоже обоего пола). Эти два потока существовали раздельно и не замечали друг друга. Даже в заведении соплеменников Рашида существовала невидимая стена, разделявшая помещение на две половины: в одной лихорадочно и безмолвно наливались, в другой мирно беседовали и свободно смеялись, особо не замечая бутылок и стаканов, стоявших на столах. Обе половины ничего не ели. Местные потому, что на еду не было лишних денег, а отдыхающие уже напихались казенной пищей в домах отдыха и пансионате. Сырцов устроился за столиком, стоящим на границе. Но, как известно, на границе тучи ходят хмуро. И коренные, и отдыхающие равно неодобрительно осмотрели чужака, осмотрели и с неудовольствием отвернулись. Ну и хрен с ними, только бы нешустрый официант кавказской национальности заметил. Он и заметил. Подбежал сразу, приняв Сырцова за крутого парня. Спросил, подмигнув: — Сразу бутылек? — Пожрать, — осадил его Сырцов. — Что можешь предложить? — Люля-кебаб, плов… — По порции того и другого. — Что пить будете? — Вон я у тебя на витрине банки с тоником вижу. Три банки тоника. И непочатую бутылку джина хорошего. Сколько выпью, за столько и заплачу. — У нас так нельзя… — попытался возразить официант. — А как у вас можно? — Вообще-то у нас самообслуживание. Все сами, у стойки сразу берут. Слишком хорошо говорил по-русски кавказец. Может, и не кавказец, просто чернявый. А вон тот, что следил за их беседой от двери, ведущей в подсобные помещения, кавказец наверняка. С чего бы это следил за ними «кавказец наверняка»? — Хозяина позови, — скомандовал Сырцов. Официант беспомощно обернулся к стоявшему у двери. Все поняв, «кавказец наверняка», неслышно ступая разношенными тапочками, подошел к столику и улыбнулся вопросительно. — Вы хозяин? — спросил Сырцов, не поднимая глаз, — демонстративно разглядывая хозяйские тапочки. — Я, уважаемый гость. Чем недоволен? — Обслуживанием, — Сырцов перевел взгляд с тапочек на официанта. Теперь на трактирную шестерку смотрели двое — хозяин и клиент. — Чем нашего гостя обидел? — без угрозы спросил хозяин. — Хотят, чтобы за столиком их обслужили, — как можно галантерейнее извинился официант. — И непочатую бутылку требуют, чтобы, значит, отпить сколько захочется, а потом расплатиться по факту. — Почему же так не сделал? — удивился хозяин. — Не положено, — убежденно отделив строгое «не», сделал заявление официант. — Иди и сделай, как не положено, — радуясь своему остроумию, распорядился хозяин и, дождавшись полного его исчезновения, поделился с Сырцовым как с родным: — Ничего не понимает! Такой клиент — самый широкий и щедрый клиент. Верно я про тебя говорю? — Верно. Все верно, — согласился Сырцов и прозорливо заметил: — Что-нибудь ждешь от меня? — И ты от меня чего-то ждешь, дорогой. — Чего же я от тебя жду? — Хорошего вопроса. — Очень может быть. — Значит, задавать? — Так это твое дело решать — задавать или не задавать. — Ой, умный, ой, хитрый! — ублажил столичного быка хозяин. — Наверное, имеешь что предложить, а? Что предложишь, дорогой? — Многое. — Не ответ. Многое может предложить только наша жизнь. — Ты — философ. Философы же не от мира сего. А мне деловой нужен. — Я — деловой философ. Говори, дорогой. Сырцов с нескрываемой брезгливостью глянул на ту часть зала, где заунывно гуляли аборигены, и сказал как бы самому себе: — Насколько я понимаю, дурь здесь не проходит. — Это ты так думаешь, — осторожно возразил хозяин. — А ты как думаешь? — быстро спросил Сырцов. — Я думаю, что мы можем договориться. — Теперь спрашиваю я. Что надо? — Порошок. — И кто же здесь нюхает? — Сырцов еще раз осмотрел зал. С удивлением. — Ненужный вопрос. — Сколько тебе надо и сколько можешь взять? — Тысячу. — Больших денег стоит. — Деньги мои. — Товар послезавтра. Но только без шуток, хозяин. Я шуток не люблю. — А сам все время шутишь, дорогой. — Так это я! Свои-то шутки я люблю. Но пока без шуток: договорились? — Я почему-то не услышал цены. — Ты только что сказал: деньги мои. Вот и сам решай — сколько из них отдашь. Главное — не проколоться. По последним сведениям порошок проходил на московском черном розничном рынке по десятке. Он — мелкий оптовик, по всем законам его товар должен идти за две трети розничной. — Пять кусков зелеными, — предложил хозяин. — Оказывается, и ты любишь шутить, дорогой! — радостно догадался Сырцов. Нет, дорогой не любил шутить. Осведомился серьезно: — Твоя цена? — Восемь. — А если серьезно? — Отдаю за семь. И кончаем разговор. — Шесть с полтиной, — откликнулся хозяин и сел наконец за столик. — И сейчас обмоем. Я тоже джин с тоником люблю. — Ох, и накалываешь ты меня! — фальшиво огорчился Сырцов. — Но с условием: мой сегодняшний ужин — это твой сегодняшний ужин. Хозяин посмеялся и полюбопытствовал: — Сотню хочешь отыграть? — и повернул голову к стойке, где уже изнывал официант с полным подносом в руках. Выпили, а Сырцов еще и поел. Хозяин дождался конца сырцовской трапезы и ненавязчиво спросил: — Ты где здесь остановился?