— Чтобы шкуры наши спасти, Витольд. Витольд сподобился в конце концов разглядеть ее глаза, понял, что она о нем думала, и сказал то, что он думал о ней: — Тебе-то что беспокоиться? Ты всегда ухитряешься быть в стороне. — Не всегда, — весело возразила Светлана. — Если тебя возьмут, ты ведь меня в стороне не оставишь, а, Витольд? Не ответил на провокационный вопрос Витольд. Он задал свой: — А если возьмут Никиту? — Ты же сам говорил, что для него самый лучший выход — молчать. Иначе — вышка. — Но, малютка, ты забываешь кое о чем! А любовь? А ревность? А ненависть? — Я ни о чем не забываю, Витольд, — сказала Светлана, встала из-за бюро, сладко потянулась. — Как там сказал твой «взрывной» палач? Теперь хоть засну спокойно? Лягим в койку, Витольд. Витольд подошел, взял ее за локти, с нежностью полюбовался ею. — Не могу. Сегодня не могу, милая. — Медвежья болезнь? — ненавистно полюбопытствовала она. — Смирновский кошмар? — Да, — признался он и отпустил ее локти. — Мне думать надо, Светлана. Очень много и долго думать. — Думай не думай, сто рублей не деньги, — расхоже откликнулась она. — Сто рублей — да. А ваши миллиарды? 59 Красивый, как артист Стриженов в молодости, и элегантный, как президент Кеннеди при жизни, полковник милиции Леонид Махов тихо открыл дверь предбанника своего кабинета. Лейтенант Катерина Измайлова не увидела и не услышала его: сидя за компьютерным столиком, она старательно смотрела на пустую стену. — Катя, — позвал Махов. Она повернулась к нему и неумело улыбнулась. Он подошел к ней, погладил по коротко стриженной голове. — Здравствуй, Катя. Она, хватаясь за его твидовый пиджак, шатко поднялась, прижалась щекой к галстуку, беззвучно истекая медленными слезами, горько и бессмысленно повторяла, повторяла: — Леонид Константинович, Леонид Константинович, Леонид Константинович… Он тоже повторял, продолжая гладить ее по короткой прическе: — Но что поделать? Что поделать? Так получилось, так получилось. Наконец Катерина поняла, о чем он говорил, отодвинулась от него, рассмотрела негодующе и твердо заявила: — Если бы вы были в Москве, так не получилось бы. — Выходит, я виноват, что меня не было в Москве. — Виноваты не вы. Виноваты те, кто был в Москве, — вынесла не подлежащий обжалованию окончательный свой вариант Катерина и вспомнила о делах: — Вы от Самого, Леонид Константинович? Леонид присел и закурил. Знал, что Катерина приступила к дотошному допросу. Сделав затяжку, ответил коротко: — Да. — Какие новости? — А какие могут быть новости при взрыве? Еще и не раскопали как следует. — Но предварительные версии, догадки хотя бы? — Нету ничего, Катя. — Какие мероприятия намечены? — Катя, поимей совесть! Служебная же тайна! — Не для меня, — жестко не согласилась Катерина. — Ну, если для тебя… — сдался Махов. — Тогда как на духу: никаких мероприятий пока не наметили. Тычемся по углам, как слепые щенки. Катерина села за свой столик и снова бесшумно заплакала. Она плакала, а он курил. Завершили свои дела одновременно: он загасил окурок в пепельнице, а она, вынув из ящика стола пудреницу, быстренько привела в порядок воспаленное свое лицо. Глянули друг на друга. Махов спросил: — Демидов не появлялся? — Вам разве Сам не сказал, что отпустил его на сутки? — Да сказал, но я не думал, что Володька дома усидит. — Он, Леонид Константинович, вчера такое видел… — Катерина незряче раскрыла глаза — представила, что видел Демидов, и судорожно глотнула, готовясь вновь заплакать. — Хватит! — рявкнул Махов и командирски воздвигся. И во второй раз — участливо: — Хватит, Катя. У нас с тобой дел невпроворот. Катя судорожно вздохнула и забыла, что хотела плакать. Поинтересовалась: — С чего начнем, Леонид Константинович? — Разыщи Смирнова Александра Ивановича как можно быстрее. — Сейчас вышлю за ним машину, — решила Катерина и нацарапала что-то шариковой ручкой в рабочем блокнотике. Вдруг догадалась: — Ведь он еще ничего не знает, Леонид Константинович! — Точно, — упавшим голосом согласился Махов. — Придется мне все ему рассказать. Который час, Катерина? Будто у самого часов не было, будто не висели на стене казенные электрические. Катерина глянула на запястье и объявила: — Девять сорок три. Грянул необычайно молчаливый сегодня телефон. Отслушав два звонка, Катерина сняла трубку и сказала ей как можно более официальнее: — У аппарата лейтенант Измайлова, — услышала ответ и замерла в испуганном изумлении. Высоко, как Пьеро, подняла брови. — Да, на месте. Сейчас закажу, — положила трубку и доложила Махову: — Александр Иванович Смирнов в проходной ждет пропуска. Хочет видеть вас. — Выходит, он все знает, — Махов опять сел на стул. Ждать. * * * … Смирнов стоял в дверях предбанника и, по-старчески скривясь, тяжело опирался на свою знаменитую трость. Постоял, поймал жалостный взгляд Катерины и спросил: — Ты что, девочка, моего Жорку хорошо знала? Мелко покивав головой, Катерина тоненько поздоровалась: — Доброе утро, Александр Иванович. — Уж такое доброе, что дальше некуда, — сказал Махов, поднялся и, желая обнять, прижаться к старшему, подошел к Смирнову. — Здравствуйте, Александр Иванович. Смирнов во исполнение маховских желаний положил ему руки на плечи (камышовая трость небольно ударила Махова по спине), притянул к себе. Ненадолго замерли, положив подбородки на плечи друг другу. Потом Смирнов любовно отодвинул Махова и осмотрел одобрительно: — А ты в порядке, Леня. Америка тебе на пользу пошла. — Я ее и забыл уже, Америку эту. — Есть от чего забыть, — согласился Смирнов и обратился к Катерине: — Лейтенант Измайлова, тебя как зовут? — Катя, — детским полушепотом призналась Катерина. — Если мы сейчас с твоим полковником в кабинете тет-а-тет пошепчемся, не обидишься, Катя?