В необношенной форменной тужурке с девственно яркими майорскими погонами объявился в маховской приемной Владимир Демидов. И еще твердая фуражечка на голове. Неодобрительно осмотрев его, Катерина вместо приветствия строго осведомилась: — Это зачем ты так нарядился? — Надо, Катя, надо, — фразой из анекдота ответил Демидов и, тоже не здороваясь, поинтересовался: — Бугор в яме? — Уже шуткуешь, — поняла Катерина неприкрыто осуждающе. — Извини, больше плакать не могу, — злобно проинформировал бестактную Катерину майор Демидов и, повторяя вопрос, видоизменил его: — Леонид в кабинете? — Только что пришел. Демидов посмотрел на казенные электрические часы. Было без трех девять. Удивился вполне естественно: — До чего же мы все дисциплинированные! К нему можно? — Спеши, пока народ не набежал. Леонид Махов, шикарный и без формы, что-то внимательно читал. Поднял глаза на мягкий шорох двери и удивился подобно Катерине: — С чего это ты? — Не с чего, а для чего, — поправил Демидов и, недолго прошагав по скромному кабинету, положил перед Маховым на ходу извлеченную из кармана бумагу. Махов листок перевернул (в поспешности она была положена, если так можно сказать, вверх ногами) и, отодвинув свои заветные листочки, внимательно прочитал демидовский. Прочитал, постучал по нему твердым ногтем и поинтересовался: — Сгоряча, позируя или всерьез обдумав? — Уж и сам не знаю как, — поделился своими ощущениями майор. — И сгоряча, и всерьез обдумав. Но, во всяком случае, не позируя. Не перед кем. — Не скажи. Хотя бы перед самим собой. — Махов порылся в ящике стола, извлек пачку «Житана» с зажигалкой и смачно закурил, наполняя небольшой кабинет махорочным ароматом. Демидов тут же полюбопытствовал: — Ты и в Нью-Йорке этот французский горлодер курил? — А как же! — обрадованно доложил Махов. — Тамошние копы весьма удивились. Значит, всерьез собрался из ментовки ноги делать. Дело, конечно, твое. И чем же ты собираешься на гражданке заняться? — Еще не знаю. — Но ведь жевать же надо, голубок! Каждодневно. — Куда-нибудь устроюсь. — По специальности? — А какая у меня специальность? — Как говорит Смирнов, догонять и ловить. Сыскная работа, которая ныне в сильном дефиците. — Может, и по специальности, — устал отбиваться Демидов. — А ты чего стоишь-то? — будто опомнившись, вопросил Махов. — Садись, садись, в ногах правды нет, — проследил, как усаживается на стул в профиль к нему сосредоточенный Демидов, и задал провокационный вопрос, к которому подошел через невинные предыдущие: — Как же ты по специальности работать будешь? Тут вот написано… — Махов заглянул в бумажку и монотонно зачитал: — «…позволив преступникам осуществить злодейскую акцию, тем самым обнаружил свою полную профессиональную несостоятельность». Как же ты, будучи полностью профессионально несостоятельным, собираешься работать по специальности? Ведь опять кого-нибудь подведешь. — Теперь ученый. Больше уж никого не подведу. — Тогда какого черта ты написал это заявление?! — неожиданно заорал Махов. — Ну, схлопочешь выговор, получишь втык от Самого. Уходить-то зачем? — Честно? — спросил Демидов. — По-другому не стоит. — Если честно, Леня, то нет сил людям в глаза смотреть. Самому, Игорю Нефедову, Катерине, тебе… — А ты не смотри пока. Не смотри и работай. — Не могу, Леонид. — Демидов, держа перед собой фуражку, внимательно разглядывал кокарду. — Ты через не могу, — давя, посоветовал Махов. Демидов встал, надел фуражку и, вытянувшись по стойке «смирно», официально обратился к непосредственному начальнику: — Когда мне ждать ответа на поданное заявление, товарищ полковник? — Ну уж нет, милок! — по-настоящему разозлился Махов. — Этот вопрос ты мне задашь только после того, как отчитаешься по всем делам, которые ты, будучи начальником отдела, вел в мое отсутствие. — Готов хоть сейчас, — заверил суровый майор. — Вот сейчас и начнем, — решил Махов. Успокоился столь же внезапно, как только что разозлился. — Начнем с сырцовского дела, этой подлой и вонючей липы. Только что я получил материалы по окончательной экспертизе. Оказалось, что все — туфта, мой милый пастушок, все так называемые веские улики. Отпечатки пальцев Сырцова на рукоятке «байарда» расположены так, что трудно предположить возможность произведения при таком захвате выстрела. Кроме того, эти отпечатки смазаны и скорее всего тканью, которая гарантировала их сохранение при использовании пистолета неизвестным стрелком. — Он поискал на столе следующую нужную бумажку. — Вот и заключение по сырцовской квартире. Замок профессионально, но все же читаемо (еле заметные царапины на внутренних частях) открыт отмычкой. Запор же прикроватной тумбочки, в которой хранился «байард», отжат долотом, отверткой или ножом — отчетливо видны легкие повреждения на деревянной дверце. Результаты окончательной экспертизы можно было бы получить неделю тому назад, если бы их запросили экспрессом. Что на это скажешь, Володя? — Я с самого начала сомневался в том, что это преступление совершил Георгий, — сказал Демидов и снова сел. — Но Сырцов ушел в бега, Леонид. И первое, что я посчитал нужным сделать, было найти его. Найти, чтобы во всем досконально разобраться. Махов сложил листы в тонкую пачечку, аккуратно мягкими ударами о поверхность стола подровнял ее (любил порядок) и отложил на дальний от себя угол. Определился на ближайшее будущее: — Ладно. Пока с делом Сырцова покончено… — С Сырцовым покончено, — перебивая, тоскливо уточнил Демидов. Они одновременно посмотрели друг на друга. Поиграли в гляделки. Проиграл Махов: отвел глаза и переключился на другое: — Теперь убийство Корзина-Ицыковича… * * * … Электричка приползла к перрону Ярославского в десять двадцать семь. Александр Иванович Смирнов вместе с негустой толпой спустился в метро и в десять пятьдесят объявился на площади, украшенной энергичным марксистским Энгельсом. Отставной полковник с удовлетворением осмотрел сильно выросшие за время его отсутствия в этих местах стены возводимого вновь храма Христа Спасителя и, стуча палкой по асфальту и еле заметно прихрамывая, быстро зашагал по Остоженке. Не любил опаздывать. Любил приходить в назначенный срок вместе с сигналом точного времени. Когда он крутил рычажок старинного звонка с трогательной надписью по окружности «Прошу крутить», где-то у соседей еле слышно зазвучали позывные «Маяка». Ровно одиннадцать. Бордовая дверь открылась. На пороге в строгом двубортном костюме стоял тоже Александр Иванович. Александр Иванович Спиридонов, которого родные и близкие, чтобы не путать с Саней Смирновым, звали детским именем Алик. Привычно расцеловались. Смирнов спросил: — Как дела? — Все в сборе, Саня. — Ишь ты! — поощрительно удивился Смирнов и, войдя в квартиру, без задержек проследовал в гостиную, где по дивану, креслам и пуфикам расположились Казарян, Кузьминский, Игорь Нефедов, слухач Вадик Устрялов. Сидели по одному, широким полукругом. — Привет, орлы! — гаркнул отец-командир. — Здорово, старый козел, — первым откликнулся Казарян. * * * … Махов глянул на свой рабочий наручный «Ориент» и решил: — Хватит. В общем, я в курсе дела. Четверть одиннадцатого, пора и честь знать. — Я свободен? — спросил Демидов. — Нет. Ты мне нужен. — Для чего? — Съездим с тобой в одно местечко, — объяснил Махов и, нажав кнопку, прокричал в решетчатую дырку: — Катя, машину! Ехали бульварами. Водитель, видимо, знал куда, потому что несуетливо молчал. У Никитских ворот Демидов не выдержал, поинтересовался: — А куда мы едем, Леонид? — Да здесь неподалеку, — мутно ответил Махов, глядя на Тимирязева. Служебная «волга» от набережной вскарабкалась по переулку и остановилась у хорошо знакомого обоим подъезда спиридоновского дома. Махов вышел из машины и, приглашающе придерживая дверцу, предложил: