— Так что же делать? Молчать и надеяться, что педофил проговорится? — спросил более опытный начальник розыска. — Искать Софью Дорохову, — ответила Петелина. — Жизнь девочки важнее. — И не распускать слухов о Панине! — предупредил Шумаков. — Задача номер один: обеспечить голосование за освобождение педофила. Приказ показал свою эффективность. — Завтра к девяти тридцати нужно подготовить вертолет, чтобы в случае необходимости быстро добраться до Панина, — предложила Петелина. — Да понимаю я. Спасателей и неотложку тоже предупредим. Он нужен нам живым. За работу! Загремели отодвигаемые стулья, все стали расходиться. Шумаков окликнул Петелину: — Елена Павловна, задержись. Полковник подошел к ней, хмуря брови: — Из двух вопросов: где находится Панина, и кто его туда упек — главный второй. Если на первый тысячи вариантов ответа, то на второй — единицы. Я для чего тебя пригласил? Чтобы ты проанализировала всех, кто может мстить Панину, затянула на его шее петлю доказательств и приволокла сюда. — Я проверила потерпевших по делу Панина. У всех алиби на момент похищения, — без энтузиазма ответила следователь. — Да слышал я это! Но кто-то же организовал публичное судилище. И так умно все придумал, не подкопаешься. Ты понимаешь, о чем я? — Понимаю. Мы имеем дело с умным противником, с высоким интеллектом. — Вот именно! Некрасов под это определение отлично подходит. Я читал твое сообщение. А ты не думала, что он может подделать свою систему распознавания образов. — Людей тоже опросили. Коллеги подтверждают, что Павел Некрасов второго июня провел в офисе весь день, начиная с восьми утра. Полковник прошел вокруг стола о чем-то размышляя и остановился перед монитором. — Но кто-то же организовал это изощренное судилище. Какие еще мысли? — Я проверила первый круг подозреваемых. Но выяснилось, что есть потерпевшие, которые не фигурируют в уголовном деле Панина. Они тоже могут мстить педофилу. — Вот ты и думай. Затягивай свою знаменитую петлю! — отрезал полковник, давая понять, что разговор окончен. Глава 35 4 июня. 10:30. 23 часа до казни Панин устало прикрыл глаза, его голова безвольно опустилась. Сжать веки уже не было сил, и он продолжал видеть свет, противный изматывающий зелено-желто-красный свет, бьющий по нервам и пульсирующий в голове бессчетным количеством непрерывных циклов. Как долго он здесь? Сутки, двое? Или всего несколько часов? Он потерял чувство времени. Непроницаемые стены темницы не позволяли понять день сейчас или ночь. Когда он впервые очнулся в жуткой камере прикованный цепями к железному стулу, то не поверил в происходящее. Это фарс, жестокая игра, и он отказывается подчиняться! Человек в маске сварщика объяснил ему про суд народа и три варианта приговора. Панин плюнул в ответ, разразился матом и потребовал прекратить грязный розыгрыш. — Как решит народ, — заявил сварщик и включил цветовое табло. Три цвета стали сменять друг друга, высвечивая дикие несуразные слова: помиловать, кастрировать, казнить. Что за бред? Куда он попал? Какой псих это придумал? Железная маска полностью закрывала лицо и заглушала голос мучителя. Сварщик вел себя спокойно и не реагировал на крики. Он сунул ему под нос смартфон и продемонстрировал на манекене, что последует за каждым из вариантов приговора. После кошмарных кадров Панин почувствовал стальную петлю на своем паху и увидел чугунную гирю под потолком. Это не шутка? Это по-настоящему? Кровь застыла в жилах. Он похолодел, пришел в ужас и стал бешено колотиться, стараясь вырваться. Цепи звенели, петля впивалась в мошонку, а железный стул даже не пошатнулся. Дергаться бесполезно, он только повредил себе кожу и чуть не вывихнул суставы. Сварщик бесстрастно следил за его конвульсиями, дождался, когда Панин затих, и сообщил: — Следи за табло, мразь, цвета меняются через пять секунд. Когда увидишь один и тот же цвет в течение минуты, значит приговор вынесен. — Приговор? Мне? — отказывался верить Панин. — Далее последует немедленное исполнение воли народа. Техника сделает то, что будет гореть на табло. Как это произойдет — ты видел. Сварщик ушел, так и не открыв лицо. Это не сон, а кошмарная реальность, понял Панин. Он вспомнил свои страхи в первые дни после ареста. Тогда он жутко боялся, что кто-нибудь, сокамерники или охранники, его тайно задушат. Но обошлось. Со временем он убедился, что государственная система его защищает. Даже переступив закон, он оставался под защитой закона. А потом пришло убеждение, что закон, который он переступил, по сути своей неправильный. Любовь нельзя ограничивать возрастными рамками. Почему порывы его нежности караются, а многие другие способы любви, даже с причинением физической боли партнеру, считаются дозволенными? Это несправедливо! Он тоже человек и в праве удовлетворять свои сексуальные потребности тем способом, который подходит для него. На свободу он вышел с уверенностью в своей правоте и с презрением к обществу, которое вынуждает его скрывать истинные чувства и любить детей тайно. Но дети не умеют хранить тайну. Их можно обмануть на время, заболтать обещаниями или запугать, но они все равно проболтаются. И чванливое общество покарает его за истинную любовь, перешагнувшую устаревшие границы. Как избежать наказания за любовь? Очень просто. Девочка должна жить с ним в семье и расти под его присмотром. Он потому и женился на Ершовой, уделял время ее малышке, приучал делать то, что ему нравится. И девочка бы постепенно привыкла к его ласкам, считала бы их нормальными, но злая мама помешала. Глупой бабе не место в отношениях мужчины и девочки! Теперь он хотел получить девочку в свое полное распоряжение. Изолировать ее, чтобы она не проболталась. Путь она исчезнет для всех, останутся только он и она, его любовь к ней не будет встречать препятствий. Он подготовился, все рассчитал и сделал главный шаг к заветной цели. Милая девочка, прекрасный Ландыш отныне принадлежит ему. Он укрыл ее от посторонних глаз и получил долгожданную награду. Это лишь цветочки, впереди сладкие ягодки, их отношения в самом начале чудесного пути, но злые люди опять прервали его счастье. После ухода сварщика Панин выждал некоторое время и начал кричать, просить о помощи. Его обязательно услышат и спасут. Ведь есть же кто-то за этими стенами. Он напрягал голосовые связки, вопил, что есть мочи, пока не осип. Никто не пришел на помощь. Наступившая тишина напомнила ему, что он не слышал, как уходил или уезжал сварщик. Ни шума автомобиля, ни звука шагов, ничего! И теперь снаружи не доносилось никакого гула, рокота или шума. Он осмотрелся и догадался, что стены и дверь его темницы покрыты звукоизоляционными панелями. Ненавистный сварщик хорошо подготовился, его никто не услышит. Но Панин не отчаивался и стал пробовать выпутаться. Он извивался, дергался, пытался выскользнуть из-под цепей, но лишь причинял себе боль. Он обессилил и почувствовал жажду. Увидел на полу пятилитровую бутыль с водой и трубочку, идущую из горлышка к его плечу. Узник смог ухватиться за трубочку губами и потянуть воду. Это было счастье. Панин забылся, а когда очнулся, почувствовал новый прилив сил. На этот раз он не стал расходовать энергию в бесплодных попытках освободиться. Осмотрелся, изучил помещение. И, кажется, увидел камеру. Ну, конечно, сварщик наслаждается его мучениями, наблюдая со стороны. Подлый ублюдок! Но если тот видит его, значит надо попробовать договориться. Жаль, что у него нет больших денег на выкуп. Но можно пообещать. Панин стал обещать отдать все, что имеет — только выпусти отсюда. Если это наказание за старые грехи, то он свое отсидел. Неужели не понятно, что он к каждой девочке подходил с любовью. Он старался не причинять им вреда. Разве можно осуждать естественное мужское желание? Девочки созданы для мужчин и должны стремиться в их объятия. Так заложено природой. Он страдает от неразделенной нежности. Зачем же карать за нежные чувства так жестоко? Мелькнула мысль, а вдруг ему мстят за новый порыв любви? Нет — это невозможно! Он научился на прежних ошибках и все предусмотрел. Про новую девочку, его обожаемый Ландыш, никто не может знать. Долгие мольбы прошли тщетно. Дверь не открылась, никто не откликнулся. Сколько часов так продолжалось? Он не знает. Счетчик времени у него единственный — мигающее табло, окрашенное в цвета светофора — красный, желтый, зеленый. Каждая панель горит по пять секунд — это означает, что идет голосование. Народ решает его судьбу, так объяснил гадкий сварщик. Если светильник загорится одним цветом, значит его участь решена. Зеленый — он станет свободным. Красный — сорвется огромная гиря и размозжит ему голову. Желтый — он лишится органа, который делает его мужчиной и дарит удовольствие, когда в его руках оказывается девочка. Как та, хорошенькая с двумя светлыми хвостиками. Он не знает ее имя, да оно и не нужно. Она для него — Ландыш. Как и все прежние девочки, которые удостоились его любви. Он повторяет вслух это нежное имя, клянется вернуться к ней, спасти и обнять. Они должны быть вместе — он и Ландыш. Маленький нежный Ландыш ждет его. Сладкие грезы сменяются беспросветным унынием. Он смотрит на цветовое табло и с ужасом ожидает, на чем остановится мигание. Помиловать, кастрировать, казнить… И опять сначала. Мерцание мучит и изматывает. Замер красный. Почему цвет не меняется? Прошло гораздо больше пяти секунд! Скоро минута и тогда… О, боже, желтый. Значит, ему показалось. Он не понимает, как отличить пять секунд от минуты. Вот горит желтый. Уже очень долго, неужели сейчас… Он опускает взгляд на петлю. Брюки мокрые. Он обмочился и даже не заметил. Что происходит? Петля нагревается! Сейчас она раскалится и затянется. Кошмар! Ух, пронесло, горит зеленый. Дай бог, чтобы он горел вечно. Он пытается считать, сбивается. Но прошло больше пяти секунд, он уверен. Ну же, отстегните цепь! Но нет, зленый свет сменяется красным. И снова время тянется бесконечно. Это кошмар, от которого нет спасения. Глава 36 4 июня. 11:30. 22 часа до казни