— Я здесь работаю, — прервал взволнованного инженера Панин. — А вы, гражданин, заканчивайте хулиганить. — Да я тебя засажу! — Разве вы вправе меня судить? Остыньте и уходите, — спокойно парировал Панин. — Я вызову полицию! — пригрозила женщина. На Антонова смотрела возмущенная мамочка, презрительный Панин и страшно напуганная девочка. Они сгрудились, как единое целое против общей опасности. Маленькая Софья испугалась его, а не педофила. Антонов представил, как его выходка будет выглядеть в глазах полицейских. Это катастрофа. Лучше уйти. Раздосадованный, он направился к выходу. — Кошмар! — причитала женщина, ища защиту у пекаря. — Спасибо, что заступились за дочку. Сколько я вам должна за пирожное? — Ну что вы. Давайте знакомиться, — любезно отвечал Панин. — Меня зовут Борис, я здесь работаю. — Дарья Дорохова… Выйдя на улицу, Антонов бросил взгляд сквозь витрину. Панин снова одел фартук, выпятил грудь и смотрел на него с презрительным превосходством. В этот момент последние сомнения у Константина отпали. Беспорядочные идеи, приходившие ему в разгоряченную голову в последние дни, сформировались в единое целое. Надо действовать! Но как это осуществить? Справится ли он? С кем посоветоваться? Глава 7 2 июня. 14:35. 2 дня 18 часов 55 минут до казни Для непосвященных пухлые тома уголовных дел кажутся непроходимой трясиной, однако опытный следователь Петелина знала, как «прыгать с кочки на кочку» и быстро почерпнула нужные сведение о Борисе Панине, осужденном за принудительные действия сексуального характера в отношении детей младше 12 лет. За годы службы она сталкивалась с разными преступниками, мотивы некоторых по-человечески были понятны. Отдельные оступившиеся вызывали даже сочувствие, да и слова «заслуживает снисхождения» вполне юридический термин, встречавшийся в ее обвинительных заключениях. Но все это никак не относилось к Борису Панину. Подонок воспользовался положением детского тренера, фактически учителя, и домогался девочек, которые полностью ему доверяли. Сквозь сухие страницы приговора просматривались их боль, слезы и сломанные судьбы. И этого мерзкого типа она должна спасать? А может плюнуть на все, вернуться в санаторий к обычной жизни и проголосовать за его смерть? Пусть это будет не по закону, зато, по совести. В порыве эмоций Елена вошла на сайт Sud Naroda, потянулась к кнопке голосования, но вовремя одумалась. Сегодня она спасает не педофила Панина, а правосудие, которому служила всю жизнь. В уголовном деле Борис Панин представал законченным педофилом. Но как он докатился до преступления, как стал сексуальным маньяком? Такие сведения всегда важны для расследования. А кто лучше всех знает мужчину? Конечно же жена, путь даже бывшая. Сведения о ней имелись в уголовном деле — Надежда Олеговна Ершова. К ней и отправилась в первую очередь Елена Петелина. Надежда Ершова долгие годы работала медсестрой в клинической больнице в отделении онкологии. Светловолосая женщина с большими глазами и поджатыми губами встретила следователя настороженно. Одну руку она держала в кармане халата, а другую сразу подняла, словно преграду, и жестом прервала Петелину, как только та представилась. Надежда бросила взгляд по сторонам и согласилась побеседовать со следователем во дворе больницы подальше от любопытных глаз. — Вы догадываетесь, почему я здесь? — спросила Петелина, когда они покинули больничный корпус и двинулись по дорожке сквера, где их никто не мог слышать. — Чего ж гадать. Мне показали сайт с Паниным. Добрые люди, напомнили. — Ершова выдернула из кармана руку с включенным телефоном и сорвалась: — Ну, сколько можно? Мы уже сто лет в разводе, я фамилию прежнюю взяла, а мне все тычут — смотри, твой! А я его видеть не хочу! Думала, что Панин исчез навсегда и тут — на тебе! Звезда интернета! — Скоро это прекратится, мы работаем, — заверила следователь. — Скажите, народный суд — это по-настоящему? Или Панин сам что-то придумал? — Разбираемся, опрашиваем всех, кто знал Панина. Вот вы, знавшая его характер, как думаете? — Нет, не в его стиле, — поколебавшись, ответила Ершова. — Панин всегда был скрытным, стремился быть незаметным. — Как же вы с ним познакомились, если он такой скромный? Медсестра убрала телефон в карман и вытерла руку о халат, словно стирала грязь. — Мы с Борисом в одном классе учились, потом долго не виделись, а встретились лет через семь после окончания школы. Панин работал тренером в бассейне, а я здесь, медсестрой в онкологии. Ну и как-то завертелось… Он еще в школе мне оказывал знаки внимания, но я тогда не считала прыщавых сверстников достойными ухажерами. Ну и обожглась на взрослом женатике, стала мамой-одиночкой. — Ершова с горечью усмехнулась. — Кто у вас: мальчик, девочка? — поинтересовалась следователь. — Дочка Полина. — Сколько ей было, когда вы сошлись с Паниным? — Как только Борис появился, я предупредила его, что воспитываю двухлетнюю дочь. Думала, мужик сразу в кусты, таких я повидала, а он нет, скорее наоборот. Мы гуляли втроем, он играл с Полиной, дарил ей подарки, не для формальности, а от души. Ну, разумеется, я вцепилась в такого мужика обеими руками, и через год мы поженились. — Вы же знаете, за что Панин сидел? — Еще бы! Захочешь забыть, не дадут. — И как у вас с ним было? — осторожно спросила Елена. — Не замечали каких-то странностей в его поведении, как мужчины? — Вы имеете в виду постель? Петелина кивнула. Ершова сорвала несколько березовых листьев, скомкала их и отшвырнула. — Панин не был горячим любовником, — призналась она. — Как-то он показал мне фотографию — наш последний звонок в выпускном классе. Он тогда нес первоклашку на плече, а я была в классической школьной форме с белым передничком, в белых гольфах, с двумя смешными хвостиками на голове, и он признался, что хочет видеть меня в таком виде в постели. Я посмеялась и забыла, но он настаивал. — И вы согласились, — догадалась Петелина. — Школьная форма у меня сохранилась, мне было интересно — влезу или нет. Влезла и даже купила белые гольфы… В общем, его жутко заводил мой школьный вид. Ну а я что, мне не трудно, многие мужики с прибабахом, кому медсестру, кому стюардессу подавай, а этому школьницу с двумя хвостиками. Вот ваш муж, никогда ничего такого не просил? Медсестра с прищуром посмотрела на нарядно одетую собеседницу. Елена задумалась, вспомнила, как Марат возбуждался от черных чулок на подвязках, и туманно ответила: — Бывало. Ответ Ершову обрадовал. — Тогда вы знаете, что мужикам быстро наскучивает однообразие. И мой Панин через год охладел к такому наряду. — Образ школьницы… — Петелина задумалась. — Вы тогда ничего не заподозрили? — Тогда нет. Но когда подросла дочка… — Надежда помрачнела и остановилась, отшвырнув ногой камешек с дорожки. — Что произошло? — Я, дура, не нарадовалась, что Панин любит Полину, играет с ней, обнимает, как собственную дочку. Любил ее мыть в ванной, когда она совсем крохой была. Но однажды я заметила похоть в его глазах. Настоящую мужскую похоть к маленькой девочке! Он отшутился, что видит меня в ней, и утащил в постель. Ершова с досадой махнула рукой и замолчала. Петелина вывела ее из задумчивости: — И вы продолжили жить как ни в чем не бывало? — С тех пор я насторожилась. Но за всем не уследишь, у меня же ночные дежурства бывают. И вот я прихожу утром домой уставшая, рухнуть бы в постель на часок. В такие дни Панин сам отводил Полину в школу, но дочка выглядела больной, осталась. Как только Панин ушел, Полина захныкала: не хочу с ним играть в больницу, не буду. — Панин играл с девочкой во врача и пациента? — заинтерсовалась следователь. — Придумал, сволочь! Сказал, мама в больнице так работает. — Что произошло? — Я стала расспрашивать Полину и убедилась, что он раздевал и лапал девочку, а она первоклашка, ей семи лет еще не было. В уголовном деле Панина этот случай не был зафиксирован и Петелина уточнила: — Как именно лапал? — Как хотел! Он разрядился от прикосновений к моей дочке, представляете! Я нашла его мокрые трусы в стирке. — И что вы сделали? — Прибить была готова, растерзать, но… Ершова вздохнула и отвернулась. Говорить стала тихо: — Я не стала устраивать скандал. Выпроводила Панина вечером вместе с вещами, ведь это была моя квартира. Он ушел к матери, потом несколько раз пытался вернуться, извинялся, клялся, что все произошло случайно. Дочь вроде бы отошла, позабыла грязную игру, и я чуть не дрогнула, но… — Панин опять проявил свои наклонности? — прервала затянувшуюся паузу следователь. — Он раньше тренировал юношей в бассейне, мечтал воспитать чемпиона, стремился в большой спорт. И, вдруг, я узнаю, что Панин стал обучать плаванию маленьких девочек. Совсем маленьких. Это бесперспективно для тренера, а он сам напросился. Сам! Понимаете?