Женское сердце Изабеллы солидарно трепетало в унисон со страдавшим сердцем Мари. Но над королевской добротой возвышались идеи – впитанные, внушенные, несомненные. Покуда иудейка не поверит в Христа, не будет снято с нее проклятие небес. Католическая совесть, ободряемая отцами церкви, подсказывала Изабелле, что необходимо применить твердые меры перевоспитания. Но слишком слаба была Мари, и королева опасалась вреда поспешности. Минули две-три недели со дня суда. В один из вечеров Мари чувствовала особенную усталость. Она уселась в глубокое кресло и незаметно забылась тяжелым сном. Ей привиделось, как Артур восходит на эшафот. Рядом стоит, улыбаясь, палач с топором. Она бросилась к Стенли, обняла его, плача от радости: они не расстанутся и умрут вместе. Палач, довольный еще одной жертвой, взглянул на обоих дьявольскими очами. Мари узнала – это дон Луи Гарсиа. Вдруг эшафот покачнулся, рядом разверзлась пропасть, а из мрака ее поднялась фигура мужа. Он поднял руку и чужим голосом произнес: “Мари Энрикес-Моралес! Проснись и следуй за мной!” Слова эти прозвучали столь отчетливо, что впоследствии Мари не могла определить, были они продолжением сна, или она услыхала их, очнувшись. Перед ней высилась фигура в черном, капюшон глубоко надвинут, лица не видно. То ли во сне, то ли бодрствуя, она почувствовала, как человек поднял ее с кресла, крепко сжал в сильных руках. Дальше она ничего не помнила. Глава 24 Изабелла: О, мало чести в этом заверенье И много пагубы, двуличья, лжи! Но берегись! Тебя разоблачу я! Прощенье брату подпиши. Не то Во весь мой голос закричу. Узнает Весь мир, кто ты таков. Анджело: А кто тебе поверит, Изабелла? Я славлюсь строгой жизнью. Ни пятна На имени моем. Высок я саном. И обвиненье, клеветой запахнув, Застрянет в твоем горле и умрет. (Уильям Шекспир, “Мера за меру”, перевод Осии Сороки) Мари очнулась после тяжелого сна. Огляделась вокруг. Огромный зал, погруженный в полумрак. На стенах укреплены тусклые факелы, свет их слаб и не рассеивает тьмы большого пространства. По периметру зала различимы входы в малые помещения. В центре выставлены напоказ всевозможные атрибуты пыток – дыба, колесо, тиски, веревки. Мари поняла, что очутилась в подвалах святой инквизиции. После похищения прошло совсем немного времени, и поэтому ее не могли увезти далеко, значит, застенки эти находятся в Сеговии, скорее всего поблизости от королевских покоев. Глаза привыкли к темноте. Она различила на фоне каменных стен мрачные фигуры, закутанные в черные плащи. Отвратительные маски закрывали лица, только глаза торжествующе злобно блестели сквозь узкие отверстия в личинах. Изощренные изуверы и беззащитные жертвы! Она увидела пытки и услышала стоны, которые тонули под высокими сводами. Никто и никогда не узнает о муках несчастных, попавших сюда. Холодеет сердце от вида пыток, кровь стынет в жилах от криков пытаемых. С раннего детства знала Мари о существовании зловещего подземелья. Чудом удалось избегнуть этого жуткого места ее деду. Но с дедом покойного мужа судьба обошлась жестоко – он сгинул в темнице тайного суда. С двумя этими людьми читатель познакомился в главе 5 нашей повести. На миг мужество покинуло Мари. Она бросилась к ногам своего провожатого, хотела молить о милосердии. Но уста изменили ей, она не смогла вымолвить ни единого слова, лишь вопль страха и отчаяния донесся до ушей под капюшоном. Вздрогнув, плащ и маска отпрянули назад. “Несмышленая! – ухмыльнулся провожатый, грубо подняв Мари с колен, – не я здесь командую, старшему инквизитору челом бей! – прибавил он, прекрасно понимая смысл нечленораздельных звуков, вырвавшихся из горла новой узницы. Бесцеремонно подталкивая Мари, он ввел ее в небольшую комнату, отгороженную от общего зала черным занавесом. За покрытым скатертью столом сидели трое в масках – старший инквизитор и два его помощника. На столе белели листы бумаги. Твердость духа вернулась к Мари. Она пристально смотрела на каждого из мрачной троицы. Ненавидящее око срывает маску. Лихорадка мысли соединила в одну цепь несколько звеньев – убийство мужа, улики против Стенли, обязанность свидетельствовать на суде, заточение в подвалах инквизиции. Прицельная последовательность событий. Одна и та же злодейская направляющая рука. Прозорливость ненависти не ошиблась – за одной из масок Мари узнала дона Луиса Гарсиа, старшего инквизитора. Гарсиа почувствовал, что узнан. Ему сделалось досадно, что не успел открыться сам. Хотя, это не так уж важно. Власть у него, не у нее. Кивка головы или жеста довольно – и пытки, одна другой страшней, обрушатся на хрупкую женщину с презрительным взглядом и чистой душой. Он быстро укротит глупую гордость. Инквизитор приступил к действу, называемому в этой тюрьме судом. Он обвинил Мари в богохульстве, ереси, оскорблении церкви. Затем подал ей лежавший на столе лист с перечнем некоторых высших семейств Испании и потребовал назвать тайно исповедующих иудейскую веру. Имя покойного мужа Мари было в списке. Гарсиа пригрозил, что если Мари не станет отвечать добровольно, то заговорит под пытками. Он утаил пока, что лучшее из ожидаемых ее зол – костер, без пыток перед сожжением. Мари отказалась отвечать. Помощники принесли и положили на столе перед ней орудия пыток. Для примера самую легкую из них применили, дабы подсудимая не сомневалась в серьезности намерений инквизиции. Мари вытерпела и по-прежнему отвергала сотрудничество с преступным судом. Тут дон Луис Гарсиа заговорил о милосердии. Он примет во внимание ее возраст и пол и даст ей время подумать и сделать правильный добровольный выбор между признанием и настоящими пытками. Ей предоставят возможность размышлять наедине. Помощники милосердного инквизитора сопроводили Мари в келью. В этой узкой и высокой комнатушке окон не было. Через щель в потолке проникал скудный свет – то ли отблеск дня, то ли луч лампады в зале над кельей. Мари довольно скоро потеряла представление о времени суток и о времени вообще – прошла неделя, две, три? Арестантке подавали пищу через отверстие в стене. Рука с глиняной миской появлялась и исчезала. Скудость съестного навела Мари на мысль, что палачи избрали для нее голодную смерть. Силы ее истощались, но дух крепчал, и решимость не сдаваться и идти до конца оставалась незыблемой, ибо мужество питалось не жидкой похлебкой, а горячей молитвой. Однажды заскрипела и открылась тяжелая дверь кельи, и на пороге показалась фигура в черном плаще. Вошедший поднял капюшон и осветил свое лицо масляной лампой. Мари увидела перед собой дона Луиса Гарсиа. Она выпрямилась, взглянула на него гордо и бесстрашно. Глаза Гарсиа горели ненавистью и гневом. Велико было желание поскорее расправиться с проклятой гордячкой, нежные ручки которой не раз подносили ему чашу презрения, и он смиренно пил из нее ради восторга будущей мести. И вот, настал час расплаты! Нечто новое мелькнуло в дьявольском взоре. К ярости прибавилась похоть. Он пожирал глазами хрупкую фигуру, исхудавшее, но прекрасное лицо. Душевная чистота этой женщины мутила его разум и разжигала страсть. Теперь, без свидетелей, Гарсиа предложил Мари другое условие избежания пыток. Ответные слова брезгливости еще больше растравили его злобу и вожделение. “Голод, одиночество и мрак не помогли тебе? Мне стоит заикнуться, и пытки обрушатся на тебя. Эти муки не выдерживают люди посильнее телом и духом. Поверь моему опыту. К чему напрасная борьба?” “Я обогащу твой опыт. Я, слабая женщина, приму смерть достойнее других!” “Смерть? – улыбнулся он редкой улыбкой палача, – наши узники находят в ней спасение, которое нужно заслужить. Упрямство – это слабость под видом силы. Жестоковыйным мы не торопимся даровать смерть – пытаем, пока не добьемся своего. Мы хорошо знаем наше ремесло. А ты еще не пробовала боли!” “Терзай плоть, но душа моя тебе неподвластна, и мною будет спасена!” “У иудеев нет души, а значит и спасение – химера! Спасение для нас, а не для вас!” “Будь это так, я б отказалась вовсе от спасения! Ваша вера – не Божья вера!” “Оставь пустые увертки. Я пришел за разумным ответом. Эти стены слышали крики и видели муки. Я возьму силой то, что не даешь добром!”