И, наконец, к третьей категории испанских евреев принадлежали те, которые скрытно исповедовали веру отцов, а на людях являли себя безупречными католиками. Таковыми их знали власти и монастыри, и никто не догадывался о двойной жизни этих вельмож. Они удостаивались высоких должностей и отличий, служили королю и церкви, оставаясь в то же время тайными иудеями и расплачиваясь двуличием за верность корням. Взаимное доверие меж ними скреплялось страхом разоблачения. Откройся секрет, и вчерашние знатные особы лишились бы всех родов обретенных благ, и самой жизни их угрожала бы смертельная опасность за обман. Святая инквизиция – худший враг евреев – учреждена была во времена правления Фердинанда и Изабеллы. Но тайные суды католической церкви появились двумя-тремя веками ранее, и получили распространение в Испании и не только в ней. Поддерживаемые римским папой, гонители ереси не знали пределов жестокости. Они секретно собирали нужные им сведения о людях, заточали свои жертвы в тюрьмы, не гнушались пытками и полночными убийствами. Испанцы не приветствовали тайные суды, преследовали их вершителей, но не уничтожили до конца. Хитроумные церковники сумели с годами набрать силу и доверие, и, наконец, в стране утвердилась инквизиция. Эти учреждения католической церкви действовали вблизи крупных городов и даже проникли в королевские дворцы, о чем, порой, не ведали и сами монархи. Существование евреев в среде католиков омрачилось еще более. И в особенности тревожной стала двойная жизнь иудеев, тайно державшихся завета предков. Глава 4 “Он на войне был яростнее льва, В дни мира был он кроток, словно агнец, - Таков был этот рыцарственный принц”. (Уильям Шекспир, “Ричард II”, перевод Мих. Донского) Перманентные войны, которые в средневековые времена вела Испания в своих пределах и вне их, имели то несомненное достоинство, что взращивали храбрых ратоборцев, давая им непреходящий повод блистать доблестью, силой и смекалкой. Без этих качеств немногого стоил мужской характер. Испанские монархи справедливо гордились замечательными воинами, имена которых славились на родине, да и в целом христианском мире. Благородные вассалы собирались под властью твердого нравом сюзерена – короля Фердинанда. В свою очередь королева Изабелла пользовалась всеобщей любовью рыцарей. Те боготворили ее и мужеством и отвагой добивались ответного расположения. Забыть былые ссоры междоусобья и отличиться верностью короне – таким был надежный путь к сердцу королевы, который избирали достойные ее благосклонности. Английский рыцарь Артур Стенли, вынужденно покинувший свой край и вставший под знамена испанского короля, верно и благодарно служил Фердинанду и одновременно добавлял славы незабытой родине. Монарх любил и почитал рыцаря северной страны. Патриотические чувства не мешали королю поощрять иностранца, до конца доверять ему и давать поручения, требующие личной отваги и абсолютной лояльности. Арагонские и кастильские друзья Стенли признавали его королевским фаворитом. Настало время представить читателю Фердинанда Моралеса – тезку правителя. Личными достоинствами и заслугами человек этот завоевал пиетет всех сословий и достиг высочайшего положения в дворцовой иерархии. Король не принимал решений ни в совете, ни в военном лагере, ни в суде, не выслушав мнения Моралеса. Скромностью и непритязательностью Фердинанд Моралес снискал любовь простых людей. Упоминание его имени неизменно сопровождалось всплеском добрых чувств. Моралес начинал свою карьеру, служа пажом у высокопоставленного вельможи. Рвение, энергия и природный ум быстро доставили юноше признание. Возможно, мужская красота была ему в помощь. Молодой Моралес подружился с принцем Альфонсо, братом Изабеллы. Безвременная и таинственно-подозрительная смерть принца глубоко опечалила друга. Огорчение Моралеса не всем пришлось по нраву, и у него появились враги. Но благосклонность Изабеллы, которая защищала всех, кто был верен ее покойному брату, оградила Моралеса от бед. За преданность и прямодушие королева воздала Фердинанду Моралесу абсолютным доверием, сделав его своим постоянным посланником к супругу королю. Велико было личное богатство Моралеса. Именно у него заимствовали средства на бракосочетание венценосные, но бедные жених и невеста – Фердинанд и Изабелла. И именно верный и изобретательный Моралес сопровождал начинающего монарха Фердинанда в опасных его вояжах по стране, насыщенной тайными врагами. Монаршее признание, растущие сила, почет и связи – ничто не убавляло от простоты, доброты и сердечности в отношении Фердинанда Моралеса как к людям низкого сословия, так и к вельможам. Он по праву слыл общим любимцем. Фердинанд и Изабелла энергично утверждали приоритет королевской власти в своих владениях, избавляясь от бедствий разноголосицы и неустройства, объединяя Арагон и Кастилью на благо общего интереса Испании. Душою преданный монархам, Моралес весь без остатка отдался воплощению королевских планов. За службой затянулось холостячество, казалось, он не замечал, что сердце пусто без любви. Желая добра лучшему вассалу, Изабелла всерьез и в шутку упрашивала его найти избранницу и осчастливить суженую. Неужто в целом королевстве не сыскать достойной девы? Фердинанд Моралес с честью отвечал, что женится не ранее, чем мир снизойдет на родную Испанию, и он сможет предложить невесте не только любовь, но и безопасный и спокойный дом. Женское сердце Изабеллы сожалело о недостатке пылкости в таком замысле, благоразумия которого она, впрочем, отрицать не могла. Королева уверенно заявляла, что выбор Моралеса непременно будет безупречен и не повредит ни знатности рода, ни чистоте благородной крови, ни преданности родной католической вере. При этих словах он в глубоком и благодарном поклоне скрывал краску, заливавшую его лицо. Краснея, мы уличаем себя во лжи и очищаемся. Настал день, и Фердинанд Моралес поразил город Сеговию, родину его богатейших владений, да и всю Кастилью удивил неожиданным известием о своей женитьбе. Супругой всеобщего любимца стала мало кому известная очаровательная девушка по имени донна Мари Энрикес, уроженка Кастильи. Любопытство к чрезвычайному событию сменилось восхищением замечательной красотой избранницы, уступившим место почтению к новоявленным качествам преданного мужа. Некоторые полагали, будто новобрачный слишком поглощен исполнением долга, политикой и войной, чтобы истинно любить. Но Изабелла, радуясь долгожданной женитьбе своего наперсника и уверенная в знании тайников его сердца, не сомневалась, что только любовь руководила Фердинандом Моралесом. Глава 5 “И мы устроили прибежище спасения В пустыне этой девственной”. (Миссис Хеманс) Убежище в Кедровой долине основал один единственный человек. Звали его Жульен Энрикес, и он приходился дедом знакомой нам уже Мари. Он чудом вырвался из лап тайного суда католической церкви и пять трудных лет был занят постройкой безопасного и скрытого пристанища для всей семьи. Казалось, сама природа назначила Кедровой долине стать неприступным местом спасения гонимых. Смекалка и энергия Жульена Энрикеса усовершенствовали случайное детище гор и лесов. Своими руками он возвел дом и устроил скрытые подходы к тайному месту. Пока он трудился, враги рьяно искали беглеца, но тщетно. Бесполезность усилий охладила пыл церковников, и поиски прекратились. Судьи посчитали, что смерть спасла его. А он, порой, облачался в грубое одеяние, странствовал как нищий монах, не вызывая подозрений. Он отыскал свою семью и сопроводил ее в убежище. Несколько лет благополучной жизни в долине вознаградили Жульена Энрикеса за усердные труды. Собственная семья его – это жена, сын и дочь. Вместе и наравне с ними он был ответственен за судьбу трех своих племянников-сирот – двух мальчиков и девочку, оставшихся от покойной его сестры. Муж ее погиб в страшных подвалах тайного суда, откуда самому Жульену Энрикесу удалось бежать. Племянников он любил как родных детей. С годами укромное убежище в Кедровой долине становилось местом все более удобным для жизни. Вылазки во внешний мир Жульен Энрикес употреблял с неизменной пользой, приобретая вещи не только необходимые, но, иной раз, и атрибуты богатства. Окрепшие молодые мужские руки выстроили молитвенный дом. Священные обычаи древней иудейской веры вершились достойно и безопасно. Теперь обратимся к именам и судьбам наших героев. Сын Жульена Энрикеса – Мануэль, дочь – Джозефина. Имена племянников – Фердинанд и Жульен, племянница – Мирьям. Наполненностью событиями и страстями это маленькое место не уступало большому миру. Любовь, ревность, женитьбы, рождения, смерти. Умерла жена Жульена Энрикеса. Сын его Мануэль полюбил свою двоюродную сестру Мирьям и женился на ней. Они остались жить в долине. Дочь Джозефина вышла замуж за кузена Фердинанда, и молодая чета упорхнула из родового гнезда ради новой жизни, не убоявшись опасностей. Жульен, племянник Жульена Энрикеса, любил Джозефину, но она отдала руку и сердце его брату Фердинанду. Возможно, неудачник был слишком робок и чересчур печален. Его мучила мысль о несчастной судьбе отца. Безответная любовь и ревность потеснили эту муку, но когда брат с женой покинули долину, жажда мести вернулось к нему, и он ушел из родного дома, поклявшись отплатить церковникам. В праздники Пэсах и Суккот молодые семьи и их верные друзья сходились в Кедровой долине под кровом ее патриарха Жульена Энрикеса. Покинуть католическое окружение, не вызывая подозрений, было не слишком сложно, ибо торжества эти приблизительно совпадали с христианской Пасхой и Днем Святого Михаила. До тридцати человек собиралось за столом основателя убежища, счастливого плодами ненапрасных трудов. Один только племянник Жульен, задумавший отомстить за отца, никогда не показывался в долине, и, в конце концов, его оплакали как умершего. Фердинанд, племянник Жульена Энрикеса, погиб в бою за Испанию. Его вдова Джозефина, дочь Жульена Энрикеса, вернулась в родительское гнездо с малолетним сыном, тоже Фердинандом. Ребенок родился через год после свадьбы родителей. Однако, у Мануэля, сына Жульена Энрикеса и его племянницы Мирьям долго не было детей, и лишь через одиннадцать лет супружества судьба наградила чету дочерью Мари. Итак, юный Фердинанд был на десять лет старше своей кузины Мари. Мальчик обожал очаровательную малютку. По причине разницы в возрасте Мари была скорее любимой игрушкой, нежели товарищем Фердинанда. Когда юноше исполнилось пятнадцать лет, он покинул долину и стал пажом важного вельможи. Пролетели годы, и ребенок-игрушка превратился в изумительной красоты девушку. Фердинанд полюбил кузину и тянулся к родному дому, и приходил как мог часто, дабы свидеться с возлюбленной Мари. К тому времени, когда Мари повзрослела, смерть уж несколько раз успела навестить Кедровую долину. Остались там только Мари и отец ее Мануэль. Родитель был несказанно рад обручению боготворимого им чада с кузеном Фердинандом. Пожалуй, Мануэлю не доставало фантазии представить себе счастье дочери с выходцем из чужой семьи. Такую мысль вполне допустила бы мать Мари, и доводы ее обычно убеждали супруга. Но, увы, ее не было в живых, а очевидное для тонкой женской души, порой недоступно пониманию неуклюжего мужского сердца. Недостаток воображения восполняется непререкаемой уверенностью, создавая мнимую реальность. Мануэль по праву восхищался и гордился дочерью, ибо она была прекрасна. В будущем он видел ее любимой и обожаемой супругом, которым непременно должен стать его племянник. Он мечтал лишь об одном, чтобы Фердинанд испытывал к Мари столь же горячее чувство, как он сам, ее отец. Мануэль мог быть спокоен – Фердинанд преданно любил свою суженую, хотя перипетии борьбы за монаршие интересы крепко приковали его к службе и отдаляли счастье. Покуда Фердинанд был поглощен делами государственными, Мануэль на время отпустил Мари из дома, позволив ей пожить в большом мире под надежной опекой его лучших друзей. В эти месяцы Мари встретила Артура Стенли. Мысль о том, что драгоценное дитя может полюбить неиудея, чужака – не могла бы прийти в голову отцу, ибо это положение было для него фантастическим и диким. Мануэль не понимал женского сердца и сильных страстей его, разбуженных пьянящим духом рыцарского благородства. Для себя полагая веру отцов превыше всех прочих чувств, он не мог вообразить возможность альтернативы в сердце дочери. Отец был не совсем не прав. Мари и Артур не произносили слов признания. Но голос Стенли, само присутствие его, робкое прикосновение – будили в ней незнакомое прежде волнение и несбыточную мечту. Когда он стал просить ее руки, она поняла, что любит его. Это открытие поразило, испугало и отрезвило. Фантом запретного счастья возник и исчез. Пропасть меж ними неодолима. Пожертвовать верой и семьей – вещь нетерпимая. Любовь такой ценой есть тяжкий грех.