— Я не могу оставить ее, — ответил Кейн Райдеру, не отводя от меня взгляда. Я снова прижала руку к щеке. — Просто иди домой, Кейн. Повернувшись, я вошла в дом отца, игнорируя Кейна, зовущего меня по имени, и моих братьев, кричащих, чтобы они уходили. Я поднялась по лестнице в ванную и закрыла за собой дверь, повернув замок, чтобы убедиться, что никто не сможет войти без моего разрешения. Я закатила глаза, опустила сиденье унитаза и села на него — никогда не могла заставить своего отца и Гэвина отказаться от привычки оставлять сиденье поднятым после того, как три моих других брата съехали. Наклонившись вперед, я закрыла лицо руками и вздохнула. Потерла глаза, но поморщилась, когда пульсирующая боль в щеке привлекла внимание. — Черт возьми, — пробормотала я себе под нос и встала. Я повернулась и сделала два шага к раковине. Открыла краны и вымыла трясущиеся руки. Мне потребовалось несколько секунд внутренней ободряющей речи и глубоких вдохов, чтобы поднять глаза, но когда я это сделала, то пожалела. — О, нет, — проворчала я. Мой глаз не опух, но скула — да. На ней уже появлялся синяк, легкая светло-голубая синева растекалась по верхней части моей щеки. Я вспомнила, как почти два года назад в ночном клубе «Плейхаус» у меня в последний раз было разбито лицо. Это тоже была вина Кейна или Алека? Как бы то ни было, это была вина одного из братьев. Их подружка разозлилась и ударила меня, потому что подумала, что я пытаюсь занять ее положение лицом вниз, задницей вверх. Я покачала головой, прогоняя мысли, и сосредоточилась на своем отражении. — Как я это скрою? — подумала я вслух. В последний раз у меня был синяк на лице перед началом учебного года, так что мне не нужно было беспокоиться о работе. На этот раз мне придется позаботиться об этом, так как семестр уже начался. Макияж. Надеюсь, синяк не потемнеет слишком сильно в ближайшие часы. Я смогу замаскировать его, если он останется светлым. В противном случае это привлечёт нежелательное внимание в школе со стороны учеников и коллег. — Мои глупые братья, — пробормотала я, рассматривая свое лицо в зеркале. — Глупый Кейн! Я опустила руки, крепко вцепилась в края раковины и сделала несколько вдохов, чтобы расслабиться. У меня было достаточно забот, чтобы еще добавлять вражду Слэйтеров с моими братьями и их глупую драку в мой постоянно растущий список. Я отказываюсь мириться с этим всем. Ни от кого не приму дерьма, даже от своей семьи. Это окончательно. Мне не нужен стресс. Кивнув самой себе в зеркале, я повернулась и вышла из ванной. Спустилась по лестнице и прошла на кухню, где застала отца, ругающего моих братьев. Я почувствовала, как мой гнев спал, когда увидела Гэвина, и как он был избит. У меня не было любимого брата, но я чувствовала себя немного ближе к нему, потому что помогала отцу с ним после того, как моя мама умерла, рожая его. Конечно, мне было всего шесть, когда родился Гэвин, и я мало что могла сделать, но я старалась изо всех сил. Я знала, что не следует жаловаться, привлекать внимание отца или быть всеобщей проблемой. Я смирилась с тем, что больше не ребенок и что в нашей семье произошли серьезные перемены. Я взяла его за подбородок. К тому времени, когда мне исполнилось десять, а Гэвину четыре, я готовила ему еду, мыла и убирала за ним, одевала и играла. Он повсюду ходил со мной. Я отводила его в детский сад по дороге в школу и забирала после уроков по дороге домой. Один из наших старших братьев всегда следил за нами, чтобы убедиться, что мы оба пришли на занятия вовремя, и в безопасности. Думаю, они просто позволяли мне верить, что я привожу Гэвина в садик и обратно, потому что это заставляло меня чувствовать, что на мне лежит большая ответственность за него. Я никогда не говорила им, что знала, об их слежке за нами все эти годы — они просто делали то, что я делала с Гэвином, хотели убедиться, что мы в безопасности. Не могла винить их за это, все еще не могла... за исключением тех случаев, когда они делают действительно ненужные вещи, такие как драка с другими людьми из-за меня. — Я их обработаю, — сказала я отцу и достала аптечку из-под кухонной раковины. Мой отец проворчал: — Вы не заслуживаете того, чтобы из-за вас суетились, маленькие засранцы. Джеймс простонал: — Господи, папа, чего ты от нас ожидал? Это Слэйтеры! — Мне плевать, кто они такие; ты должен больше уважать свою сестру, чем обращаться с ней как с ребенком, который не может справиться со своей ситуацией. Ей двадцать восемь лет. Давай, папа! Я обошла отца, когда он остановился и пнул Джеймса в ногу. — И это за то, что отец ребенка ударил Эйдин по лицу. — Па! — зашипел Джеймс, наклонился вперед и быстро потер то место, куда его пнул наш отец. Я почувствовала, как мои губы скривились. Джеймс сердито посмотрел на отца, но ничего не ответил. Ему было тридцать четыре, но он знал, что возраст ничего не значит, когда речь заходит о нашем отце. Если он ответит или не будет знать свое место, ему придется искать место, чтобы спрятаться. Всем моим братьям придется. Даже если бы они были больше нашего отца, он бы очень быстро уменьшил их до нужного размера. Я громко фыркнула, и это заставило Джеймса метнуть острый взгляд в мою сторону. — Не смотри на меня так; ты тот, кто только что сделал мою жизнь в десять раз тяжелее. — Ты обвиняешь меня? — сердито спросил Джеймс. — Да, обвиняет — огрызнулся отец, — и я тоже. Джеймс вскинул руки вверх. — Я защищаю свою младшую сестру и получаю за это такую реакцию? Чертовски потрясающе. Я уставилась на Джеймса. — Ты ударил Кейна по своим собственным чертовым причинам, не притворяйся, что сделал это, чтобы защитить мою честь. Мне двадцать восемь. Я не должна иметь дело с этим дерьмом от своей семьи. Я отвернулась от Джеймса и подошла к Гэвину, который держал свое окровавленное лицо. Я открыла аптечку, а затем пошла и взяла миску с водой. Положила в нее немного льда из автомата для льда в холодильнике и взяла чистую тряпку. — Посмотри на меня, — попросила я Гэвина, когда снова подошла к нему. Гэвин сделал, как его просили. Он даже не поморщился, когда я окунула тряпку в ледяную воду и начала вытирать его лицо. Я была зла на него, и совсем не за то, что он дрался. Он только помогал нашим братьям, но я была зла, что он пошел на Алека. Алек может быть милым, как пирожок, но он жестоко дерется, когда это необходимо. Лицо Гэвина было тому доказательством. — Большой крутой парень теперь... не так ли? — пробормотала я Гэвину. Взгляд Гэвина метнулся к нашим братьям и отцу, но когда увидел, что они не обращают на нас никакого внимания, он расслабился. — Почему ты так нервничаешь? Рано или поздно они все равно узнают. Гэвин проворчал: — Ты им расскажешь? Я пожала плечами. — Зависит от обстоятельств. — От каких? — спросил мой глупый брат. Я наклонила голову к нему. — От того, добровольно ли ты покинешь круг Брэндона или мне придется вытащить тебя из него. Гэвин отстранился от меня. — Черт возьми, Эйдин. Рука так и чесалась его ударить, но вместо этого я осторожно положила ее на плечо Гэвина. — Я люблю тебя, и должна быть уверена, что ты не участвуешь в такой жизни — это моя обязанность, как твоей… — Сестры! — перебил меня Гэвин своим рычанием. — Ты моя сестра, а не мама. Я проглотила обиду, которую почувствовала из-за заявления Гэвина, и отмахнулась от нее, пожав плечами. — Ты прав, я не мама, но я самое близкое, что у тебя когда-либо было к этому. Тебе бы лучше начать напоминать себе об этом. Я с силой прижала ватный тампон к порезу над его бровью, и это заставило Гэвина зашипеть. Вытерев остальную часть его лица, я подтолкнула набор помощи другим братьям, когда они начали приводить себя в порядок. — Итак, — пробормотал Джеймс с другого конца стола, — когда родится... ребенок? Черт, это звучало так странно. Я прочистила горло. — Через шесть месяцев. Прошло уже три, так что пройдет совсем немного времени, прежде чем все станет заметно. — Что это значит? — спросил меня Данте. Я фыркнула, отодвигаясь от Гэвина. — Это значит, прежде чем покажется живот. Беременный живот. — О. Точно, — произнес Данте и прижал пачку замороженного горошка к подбородку.