– Эрлик, Эрлик, как ты не понимаешь, это король не может бездоказательно напасть, но по тому же соглашению, любое частное лицо, которому ты нанес обиду, имеет право объявить твоему домену войну. И защищаться ты можешь только своим доменом. А как ты думаешь, даст ли отец одному из своих сыновей возможность нанять наемников среди его солдат? А ты знаешь о дружеских отношениях короля Торвала и Алекса тан эль Зорга. И наконец, герцог Кантор ведь тоже может объявить тебе войну или просто дать своих солдат Алексу. – Я тоже могу нанять наемников, у меня достаточно золота, – огрызнулся узурпатор. – Отребье, которое, превосходя противника вдвое, все полегло? Думаешь, они выстоят против воинов, я уже не говорю о кентийцах! Ладно, пойду я, это вам, императорам, можно проводить жизнь праздно, а у меня дел гора, – с издевкой проговорил, вставая из кресла, герцог. – Так ты все-таки отказываешься участвовать со мной и моим тестем в набеге на Торвал? – Я еще не сошел с ума, – устало проговорил Тодор де Урбер и направился к двери. «Эта радужная пыльца, которую он нюхает, совсем отсушила ему все мозги», – думал он про Эрлика, садясь в карету. Когда она запрыгала по брусчатке, герцог подумал, что надо бы послать доверенного человека и заказать карету у Алекса тан эль Зорга, говорят, в ней совсем не чувствуются неровности дорог. * * * Через пару дней, когда мы подъехали к развилке, я двинулся в маркизат, а в столицу отправился барон Ибер эль Варт, увозя с собой два монокуляра для каждого из братьев с инструкцией, как пользоваться, и моим письменным докладом о том, что происходило на границе. Барону тоже дал инструкции, как себя вести, как доложить и что сразу же по приезде в канцелярии заявить о срочном донесении от графа Зорга. Ему надо обогнать степняков, обоз которых движется медленно, и предупредить короля о посольстве рода Доршон. Почему послал командира присланных конников? Да просто надо выводить в свет кентийцев, ведь нас всех считают варварами, несмотря на то что всех детей в Кентии учат грамоте, любой, даже самый бедный кентиец может читать и писать и знает все три языка, существующих на этом континенте. Да, кентийцы – закрытое общество, но не потому, что мы нелюдимы, а потому, что после войны нас сильно боятся, и вот эта боязнь и выплескивается в презрение и ненависть. Ну, а чтобы показать свою значимость, в отличие от нас, и стали звать кентийцев варварами, распространяя всякие небылицы. Кентийцы честны даже в мелочах… «Ну, так варвары же…» Кентийцы прекрасные воины… «Ну так они злобные, кровожадные варвары…» Среди кентийцев нет предателей… «Ну, а чего вы хотите от идиотов, не понимающих что своя жизнь дороже тысячи чужих». И так обо всем! Пытаться что-то объяснить, доказать бесполезно, поэтому и не рвутся в королевства кентийцы. Последнее время они, правда, нанимаются служить в охрану к королям и становятся учителями фехтования, а ведь в большинстве королевств народ малообразованный и дикий, что говорить, если даже некоторые дворяне не умеют писать и читать. Таких, конечно, очень мало, но ведь есть. Вот я и решил немного подкорректировать отношение и статус кентийцев. В каждой моей книге на титульном листе стоит надпись «Кентийские истории. Предания старины глубокой». На некоторые товары стали ставить штамп «Кентийские технологии». Смотришь, не сразу, а постепенно мы еще покажем, кто тут варвар, а кто прогрессор. Наконец вдали показался мой замок… Еще какой-то час, и я въезжал в ворота. Во дворе собрался комитет по встрече… Ларт, Гюнтер, управляющий Ульх, сзади них маячил весь народ, проживающий в замке. «А немало народа сейчас в замке, – мелькнула у меня мысль. – Нет, надо убирать отсюда производства». Поприветствовав собравшийся народ, я спрыгнул с коня и передал повод подскочившему пареньку, помощнику конюха. – Ульх, что там у нас с баней? – Все готово, ваша светлость, с утра топим. – Ну и отлично, сейчас я чуть разомнусь и пойду мыться, а вот все отчеты завтра, – осадил я Гюнтера, кинувшегося мне докладывать о том, как он тут чистил маркизат. – Все завтра, дружище, устал я, сегодня паримся и празднуем. Ульх, выкати людям пару бочонков вина, ну и заесть чего-нибудь. Народ радостно зашумел, приветствуя мои слова. – Только смотрите, чтобы не допьяна, – предупредил я. Кто-то из кухарок поднес мне холодного вишневого взвара, приправленного медом. Я с удовольствием все выпил и поблагодарил, возвращая посуду, – увидел удивление на лице женщины, подавшей напиток. Ну не принято здесь так, я сеньор, хозяин, и подать мне напиться с дороги – это их обязанность, а тут слова благодарности. Примерно через час я отправился в баню, прихватив Ларта и Гюнтера. Ох, и славно же я попарился, хоть нормально помылся за последние два месяца. Тело было чистым и легким. Потом был пир… Я пригласил на него всех своих командиров, отличившихся дружинников и воинов-кентийцев, в большую столовую набилось человек тридцать. Народ пил, закусывал, произносил тосты, а я сидел и размышлял. Ну вот выдам я отличившимся воинам по золотому или по два… деньги, конечно, очень большие. Но они их потратят, и об их геройстве, кроме слов, ничто не будет напоминать; надо завтра дать задание Ларту изготовить памятный бронзовый знак с надписью на красивой ленте и с удостоверением к знаку. А потом я обратил внимание на то, что совсем не чувствую усталости, вот что значит молодое тело. Еще пару часов назад я чувствовал, что замучен дорогой, пылью и жарой, а вот немного отдохнул, и снова готов в седло и сутками скакать. Посидев за столом пару часов для приличия, я поднялся и, попросив остальных продолжать пировать, удалился, сославшись на дела. Утро для меня началось, как и всегда, с восходом солнца. Сунув ноги в сапоги и умыв лицо, я пошел на разминку. Затягивать ее не стал. Разогрев тело, проработал несколько приемов с мечом и кинжалом, побежал под душ. Потом сел и набросал два эскиза памятного знака: один за осаду замка Жирондо и второй за бои на границе. Один в форме медали, круглый и на красивой ленте и колодке, второй в виде треугольного щита. И печатникам набросал удостоверение под памятные знаки. Только успел это сделать, как потянулись посетители, Ларт, Гюнтер, Ульх. Первым отчитывался Ульх, он рассказал, сколько принял золота с обоза, сколько монет, слитков, сколько драгоценностей, куда разместил, затем – сколько добыто золота и сколько монет отчеканено, какие товары и материалы на складах и в каком количестве. После чего передал мне список, где все это было указано. Ларт доложил о том, какие работы ведутся и что изготавливается в данный момент. Оказывается, уже собраны все монокуляры, отливаются новые линзы, изготовлена одна карета дилижанса; производство пока остановили – может, будут какие-либо замечания с моей стороны. Ну и так же в производстве зеркал, стекла, хрусталя… Гюнтер рассказал о порядке на дорогах и в моем городе, а также об эпопее с пошлиной за проезд по дорогам. – Ну что же. Молодцы! – сказал я, вставая из кресла. – Сейчас пройдусь, все посмотрю, скорректируем с вами планы по всем работам, и примерно через недельку мне надо будет отъехать. Так что привыкайте работать самостоятельно. В дальнейшем я вообще думаю перебраться в столицу. Да, и давайте – собирайте караван в Кентию. Что там с обучаемыми? – Обучение мастера закончили, уже работают самостоятельно, – ответил Ларт. – Вот и отправляем их обратно, а вот учеников, которые прибыли с ними, оставляем у нас, они должны отработать пять лет. В караван собираем немного хрусталя, десяток монокуляров, столько же калейдоскопов, сотню мечей и столько же наконечников для копий. И началась у меня трудовая неделя, каждый час кто-то интересовался, правильно ли он выполняет то или иное задание, везде была нужна моя консультация, везде я должен был присутствовать. Только коты ко мне не приставали, они где-то постоянно пропадали, иногда не появляясь в замке сутками. Пролетела эта неделя незаметно. Я отправил небольшой караван в Кентию, а вот со своим отъездом пришлось повременить. Слишком много было дел, которые почему-то требовали моего присутствия. За это время я присмотрел место для строительства промзоны и набросал план расположения цехов и городка для рабочих и мастеров. Все задумал строить с размахом – и цеха с большими остекленными окнами, и городок с определенной инфраструктурой. Для этого сразу решили строить кирпичный заводик с печью для обжига, а уже потом из этого кирпича возводить все остальные строения. На все строительство отвели три года. Денег хватало, и я мог нанимать любое количество рабочих рук. Главное, чтобы хватало материала и на строительство, и на торговлю. Решил отложить поездку еще на неделю, тут еще прибыл курьер от короля с просьбой продать с десяток монокуляров. Десятка у меня не было, но штук пять я ему мог бы выделить, что я и сказал курьеру. И предложил ему подождать несколько дней, пока изготовят для них футляры. Кроме того, заканчивали собирать третью паровую машину, а так как она была самая мощная, я решил задержаться на испытания. А еще я хотел лично произвести награждения отличившихся воинов в нашем военном походе. Награждение провели торжественно перед построением всех воинских сил, которые я имел, а было их немало. В общей сложности более тысячи, если точнее – то тысяча семьдесят человек… Это было много, поэтому я и думал избавиться от части и демобилизовать тех, кто поступил на службу с рудников и после осады крепости герцога Жирондо. Выстроив всех на поле рядом с замком, я под барабанный бой вызывал по списку отличившегося и вручал ему знак в небольшой коробочке, обтянутой красным шелком, и удостоверение с указанием имени награжденного и за что именно. Тут же его отводили в сторону, и Гюнтер прикалывал ему знак на одежду, а Ульх вручал небольшой мешочек с десятью серебряными монетами. Наградил я почти двести пятьдесят человек, своих наградил всех, даже тех, кто оставался охранять замок и рыскал по дорогам, вылавливая разбойников. Для них сделали знак «За охрану закона и порядка». Народ высыпал из замка и глазел на все это, затаив дыхание, а когда очередной награждаемый получал знак, хлопали в ладоши и приветствовали его. Представьте себе мальчишку лет семнадцати, который оставался в замке и, по сути, только учился держать меч и копье, а теперь получает знак и денежную премию. Правда, премия была намного меньше, чем у тех, кто был в походе и участвовал в боях, всего лишь три серебряные монеты. Главное, как горели глаза и у ветеранов, и у молодежи, получивших награду. Даже мои кентийцы, хоть и пытались остаться невозмутимыми, но это им плохо удавалось, и они радостно улыбались. Потом на поле выкатили несколько бочонков вина, а мои музыканты устроили первый в этом мире концерт. Глава пятая Алексия жила у Валии и у ее детей уже два месяца. Малыш рос, агукал и уже смеялся в голос, не понимая, что жизнь его круто изменилась: он лишился матери и Алексия не знает, как сообщить Алексу, что его сын в беде и она тоже. Хоть лубки уже давно сняли, но рука слушалась плохо, локоть и пальцы на ней почти не гнулись. Она прекрасно понимала, что прошлые нападения и нынешнее – это звенья одной цепи, очень уж дяде хочется ее убить. Не будет ее, и некому будет предъявить права на трон империи. И сделать это он хочет до ее совершеннолетия, прекрасно понимая, что, по достижении его, ее усадят на трон союз королевств Сармии, Торвала и Кентии. Но она уже не хотела никакого трона, да она и раньше была к нему равнодушна. Когда не стало отца и ей сообщили, что произошел переворот, она просто не поняла всего, не поняла, на краю какой пропасти оказалась. И только когда ее сопровождал Алекс, увидев кровь, смерть людей и поняв, что это охота на нее лично, а еще представив себя умирающей с раной от меча, она пришла в ужас. «Ну уж нет, не нужен мне никакой трон, забирайте его себе, а меня оставьте в покое, – думала она. – Согласна, – уточнила она чуть погодя, – только если рядом будет Алекс». А сейчас ей было очень плохо, все рухнуло… Она калека с одной рукой. «Зачем я ему, – думала она, – я и здоровая-то не сильно его привлекала, а теперь и подавно не нужна. Да и как ему сообщить, где мы с малышом находимся?» Еще ей не давало покоя осознание того, что все случилось по ее вине. Вот не поехала бы Ильми и, смотришь, была бы жива, а у ребенка была бы мама… «А что же было бы со мной?» – и она от этой мысли покрывалась холодным потом. Она не сказала Валии, кто она на самом деле, притворилась служанкой знатной дамы. Однажды в разговоре она спросила Валию, почему они здесь живут. Та горько усмехнулась и ответила, что больше им просто негде жить, а потом поведала грустную историю. Муж ее был рыбаком, и жили они у Итиль-озера. Дела шли неплохо, и он со своим стареньким отцом всегда приходили с хорошим уловом. Валия занималась огородом да изредка помогала продавать улов. Родила она двоих детей, Вики и Дарио, и все бы хорошо, да задумал муж построить новый баркас. Решил он, что будет тот и размерами поболее, и что наймет он пару работников, да поставит парус, чтобы можно было ходить дальше и ловить много рыбы. Задумать-то задумал, да вот денег не хватило, и занял он их у соседа – купца. Хоть Валия и просила не делать этого, а лучше еще год погодить и собрать нужную сумму, всё-таки решил муж по-своему: деньги занял и купил новый большой баркас. И вроде бы все шло хорошо, начали отдавать долг купцу, а последнюю выплату муж отдавал, когда тот собирался ехать за товаром, можно сказать, в дверях купца застал. Ну что же, решил муж, возвратишься, тогда я отдам последние деньги, а ты мне расписку вернешь. Но купец начал уговаривать, мол, мы же соседи, какое недоверие может быть, приеду и верну расписку, а мне бы сейчас деньги лишними не были. И уговорил все-таки, отдал муж деньги, и уехал купец, а муж также и продолжал рыбачить, да только однажды попал он в бурю и не вернулся домой… Пропал и баркас, и он, и работники. Плачь не плачь, а слезами горю не поможешь, пошла она работать горничной к состоятельным господам. Тяжело одной тащить хозяйство. Была у них старенькая лошаденка, вот отец мужа на ней подрабатывал немного извозом, да она работала в прислугах, вот как-то и выживали. За делами и хлопотами она и не знала, когда вернулся купец, пока однажды не пришли стражники и не потащили ее на суд, а там предъявил судья расписку и поинтересовался, почему не отдают долг уважаемому человеку. – Как не отдаем, да мы все до копейки вернули, – возмутилась Валия и стала рассказывать, как все было. Да, видимо, все уже заранее было решено. И присудили им вернуть долг в течение месяца да еще судебные издержки заплатить. Тогда она в надежде на справедливость обратилась к барону тех земель, тот внимательно ее выслушал, но почему-то дал указание разобраться на месте. Вот и разобрались, ее обвинили во лжи на суд и приговорили к десяти ударам плетью, а также изъятию дома в счет погашения долга и судебных издержек. Бил ее палач, правда, не сильно, так, стегал понемножку, только последний удар нанес со всей силы, от этого удара она и сознание потеряла. Даже отлежаться не дали после экзекуции, пришли на следующий день стражники и начали их вещи на улицу выбрасывать. Погрузили они со свекром, что влезло, на телегу, посадили детей, да и отправились куда глаза глядят, понимая, что здесь им жизни не дадут. Да и уйти смогли недалеко, через седмицу околела лошадь, а тут и осень на носу. Затолкали они кое-как телегу с пожитками в лес, нашли вот эту полянку и решили остаться здесь. Выкопали землянку, вначале небольшую, сейчас в ней козы живут, а на следующий год построили уже эту, даже пару оконцев сладили, чтобы не совсем в темноте сидеть. В первую зиму в силок коза попалась, да она еще котной оказалась. Не стали ее убивать, притащили в землянку, и стала она с ними жить, а под весну принесла сразу три козочки. Сама потом все-таки сбежала в лес, а может, волки задрали, но ушла и больше не появлялась. Пока свекр был жив, немного полегче было, хоть и старенький он был, но все же мужчина, а сейчас Дарио – главный мужчина в семье. Валия улыбнулась и потрепала сыну вихры. Да еще тем же летом нашел Дарио волчью нору, а там один волчонок еле живой. Притащил, и сам его выхаживал. Вот такое хозяйство получилось. Валия замолчала, и ее глаза заблестели от слез, которые, правда, так и не пролились. После того разговора прошло много дней, и однажды Алексия все-таки решилась что-то предпринять. Вечером, когда свет еще пробивался сквозь оконца, а все сидели у стола после ужина, она начала говорить Валии, что так жить нельзя, что надо что-то делать. – А что можно сделать? – спросила та и усмехнулась. – Вот дорога недалеко, куда ты уйдешь и кому ты нужна, кто тебе поможет? – Я знаю, кто нам поможет, – отвечала Алексия, – могу даже дать гарантии, что вы будете обласканы и все, что с вами было до этого, покажется вам страшным сном. Вот только как ему сообщить о нас? И она рассказала им об Алексе, об Ильми и о том, чьего ребенка они сейчас выхаживают, утаив только, кто она на самом деле. Потом она рассказала, кто такой Алекс, как они путешествовали, как он сражался с разбойниками и степняками, а потом какие он стал делать вещи, какие истории рассказывал ей. Потом она разрыдалась и, плача, стучала по столу кулачком. – Ну почему, ну почему так все?.. Все сидели молча, наверное, каждый думал о своем, а может, об одном и том же. – Мам, – нарушил тишину Дарио, – давай я схожу быстро, а потом с его дружинниками и вернусь, если он захочет помочь. – Хм-м, схожу, да туда идти три седмицы надо, – проговорила Вики. – Да хоть месяц, – запальчиво ответил ей Дарио. – Вон тебе замуж уже надо, а за кого тут выходить?