Холм был невысоким, но его высоты было достаточно. К востоку глухой лес закрывал обзор, но на западе далеко открывались поля, охваченные золотой осенней дремотой. Повсюду расстилались покой и тишина. Их не нарушали в этот момент даже грузовики «Оринко». Они видели речную долину; это был Пенобскот, по которому когда-то лесорубы сплавляли лес в Бангор и Дерри. Но сейчас они находились южнее Бангора и намного севернее Дерри. Река выглядела широкой и спокойной, словно тоже погруженная в глубокий сон. Луис мог видеть вдали Хэмпден и Винтерпорт и вообразить вьющуюся параллельно реке до самого Бакпорта темную ленту дороги номер 15. Они смотрели на реку, на рощи, на дороги, на поля. Из-под полога старых вязов виднелся шпиль баптистской церкви в Ладлоу, а справа было видно грузное кирпичное здание детского сада Элли. Вдали медленно двигались к горизонту белые облака. Под ними повсюду расстилались осенние поля, уснувшие, но не умершие, неповторимого рыжеватого оттенка. — Да, чудесно, это верное слово, — сказал наконец Луис. — Раньше его называли Обзорным холмом, — сказал Джуд. — Некоторые и сейчас его так зовут, но те молодые, что переехали в город, уже забыли. Я не думаю, что сюда ходит много людей. Они ведь не предполагают, что с такого невысокого холма можно столько увидеть. Но сами видите, — он только сделал широкий жест рукой и замолчал. — Мы видим все, — сказала Рэчел тихим, зачарованным голосом. Она обернулась к Луису. — Дорогой, это наше? И прежде чем Луис успел ответить, заговорил Джуд: — Да, это входит в вашу собственность. Но это, как подумал Луис, все таки не совсем одно и то же. В лесу было холоднее, быть может, восемь-десять градусов. Тропа, еще широкая и окруженная цветами в горшках или в банках из-под кофе (большинство их завяли), была теперь усыпана высохшей хвоей. Они прошли еще четверть мили, спускаясь с холма, когда Джуд окликнул Элли. — Это легкая дорога для маленькой девочки, — сказал Джуд мягко, — но ты должна пообещать маме с папой, что, если придешь сюда еще раз, то не сойдешь с тропы. — Обещаю, — с готовностью согласилась Элли. — А почему? Он взглянул на Луиса, который остановился отдохнуть. Нести Гэджа, даже в тени, было довольно тяжело. — Ты знаешь, где мы? — спросил Джуд. Луис уже приготовил ответ: Ладлоу, за моим домом, между дорогой номер 15 и веткой. Он кивнул. Джуд указал пальцем назад. — Это длинная тропа, — сказал он. — Она углубляется в лес на пятьдесят миль, а может, и больше. Это лес северного Ладлоу, но он уходит дальше за Оррингтон, а потом тянется до самого Рокфорда. На краю его находятся те самые государственные земли, о которых я тебе говорил. Это их индейцы требуют обратно. Я знаю, вам это покажется смешным, но ваш дом на дороге, где есть свет, телефон, телевизор и все такое, стоит на краю цивилизации. Да, это так и есть. — Он взглянул на Элли. — Потому я и говорю: лучше тебе не забредать сюда, Элли. А то собьешься с дороги, и Бог знает, куда тебя может занести. — Я не буду этого делать, мистер Крэндалл, — Элли была явно заинтригована, но не испугана. Но Рэчел смотрела на Джуда тревожно, и Луис тоже чувствовал смутное беспокойство. Ему казалось, что это был инстинктивный страх горожанина, оказавшегося в лесу. Луис не держал в руках компаса с бойскаутских времен, уже двадцать лет, и очень смутно помнил, как определять направление по Полярной звезде или по мху на стволах деревьев. Джуд оглянулся на них и засмеялся. — Да нет, вообще-то здесь никто не терялся с 1934 года, — сказал он. — Во всяком случае, никто из местных. Последний был Уилл Джепсон — невелика потеря. После Стэнни Бушара Уилл считался самым большим пьяницей по эту сторону Бакпорта. — Вы сказали, никто из местных, — сказала Рэчел, и Луис тут же прочел в ее голосе: «Мы ведь тоже не местные». Джуд кивнул: — Да, каждые два-три года тут теряется какой-нибудь турист, который думает, что нельзя заблудиться так близко от дороги. Но и с ними ничего страшного не случалось, миссис. Не бойтесь. — А здесь есть лоси? — спросила Рэчел без всякого перехода, и Луис улыбнулся. Если уж Рэчел хотела испугаться, она всегда находила причину. — Да, встречаются, — сказал Джуд, — но они совершенно безобидные. Во время гона немного волнуются, но это только с виду. Однако они не любят приезжих из Массачуссетса, не знаю уж, почему, — Луис подумал, что старик шутит, но он говорил вполне серьезно. — Сколько раз наблюдал: какой-нибудь парень из Согуса или Милтона сидит на дереве, а внизу — стадо лосей, громадных, что твой грузовик. Как будто они чуют массачуссетсцев по запаху. Или это просто запах их вещей от Л.Л.Бина, не знаю. Я думал, кто-нибудь из этих зоологов из колледжа напишет об этом, но что-то не слышно. — А что такое «гон»? — спросила Элли. — Ничего, — строго ответила Рэчел. — Рано тебе еще знать о таких вещах. Джуд казался огорченным. — Я не хочу пугать вас, Рэчел, или вашу дочь — незачем бояться в лесу. Это хорошая тропа, только немного грязная. Тут нет даже каких-нибудь ядовитых дубов, как на школьном дворе — вот от чего тебе надо держаться подальше, Элли, если ты не хочешь три недели принимать крахмальные ванны. Элли фыркнула. — Это безопасный путь, — с нажимом сказал Джуд, взглянув на Рэчел, которая все еще выглядела обеспокоенной. — Я думаю, даже Гэдж сможет сюда ходить, и городские ребята часто сюда ходят, я уже говорил. Они берегут это место. Никто им не говорит, они сами. Я не хочу скрывать это от Элли, — он нагнулся к девочке и подмигнул. — Это как многие другие вещи, Элли. Только не сходи с тропы, и все будет хорошо. А сойдешь с нее — и легко можно заблудиться, если не повезет. И кому-то придется тебя искать. Они шли дальше. Луис начал чувствовать тупую боль в спине от тяжести Гэджа. Время от времени Гэдж запускал ему в волосы пятерню и с энтузиазмом начинал тянуть или жизнерадостно пинал его по почкам. Поздние москиты кружили у лица с отвратительным жужжанием. Тропа петляла между древних елей, а потом врезалась в поросший ежевикой подлесок. Здесь было влажно, и башмаки Луиса тонули в грязи и стоячей воде. В одном месте им пришлось переходить болото, из которого, как камни, торчали травянистые кочки. Это было хуже всего. Тропа снова пошла в гору. Гэдж, казалось, тянул уже на десять фунтов больше, и каждый шаг прибавлял ему веса. Пот заливал лицо Луиса. — Как ты, дорогой? — спросила его Рэчел. — Хочешь я понесу его немного? — Да нет, все нормально, — ответил он, и это было так, хотя сердце билось довольно тяжело. Он куда чаще прописывал физические упражнения другим, чем делал их сам. Джуд шел рядом с Элли; ее лимонные брючки и красная блузка ярким пятном выделялись на мрачном зелено-буром фоне. — Луис, как ты думаешь, он правда знает, куда идти? — спросила Рэчел шепотом. — Конечно, — ответил Луис. Джуд бодро отозвался через плечо: — Еще немного... ты не устал, Луис? «О Боже, — подумал Луис, — ему за восемьдесят, а он даже не вспотел». — Да нет, — ответил он немного агрессивно. Гордость требовала от него такого ответа, даже если бы у него был спазм коронарных сосудов. Он ухмыльнулся, передвинул стропы рюкзака и пошел дальше. Они взобрались на второй холм, и там тропа пошла вниз среди кустов и густого подлеска. Она стала уже, и Луис увидел, как впереди Луис и Элли проходят под аркой, сколоченной из старых, трухлявых досок. На ней выцветшей черной краской были выписаны едва видные слова: «Кладбище домашних животных». Они с Рэчел обменялись заинтересованными взглядами и прошли за арку, инстинктивно взявшись за руки, словно на бракосочетании. Второй раз за это утро Луис испытал удивление. Тут не было ковра опавшей хвои. Это оказался большой круг скошенной травы, до сорока футов в диаметре. С трех сторон его окружал густой подлесок, а с четвертой — старый валежник, нагромождение упавших деревьев, выглядевшее довольно зловеще. «Тот, кто попытается через него перебраться, легко может напороться на эти сучья», — подумал Луис. На поляне виднелось множество знаков, вероятно, установленных детьми и сделанных из подручных материалов — доски, крышки от ящиков, куски жести. Казалось, что эти памятные доски, располагающиеся по всему периметру низких кустов и кривых деревьев, борющихся здесь за выживание, размещены в некоем порядке. Лес позади придавал всему пейзажу глубину и загадочность, не христианскую, а какую-то языческую. — Как мило, — сказала Рэчел с сомнением. — Ух ты! — вскрикнула Элли. Луис снял с плеч рюкзак и вынул из него ребенка так, чтобы тот мог ползать. Спина его разогнулась с облегчением. Элли носилась от одного памятника к другому, издавая восклицания. Луис пошел за ней, оставив Рэчел смотреть за малышом. Джуд уселся, скрестив ноги, опираясь спиной о камень, и закурил. Луис заметил, что порядок в расположении могил был не кажущимся, они образовывали грубые концентрические круги. Надпись на одной из досок гласила: «Кот Смэки». Слова, выведенные детской рукой, но аккуратно: «Он был послушным». И ниже: «1971-1974». Невдалеке он обнаружил шиферную плиту с надписью, выполненной уже осыпавшейся, но заботливо подведенной краской: «Биффер». Под ней эпитафия в стихах: «Биффер, Биффер, твой чуткий нос, пока ты не умер, радовал нас». — Биффер был кокер-спаниелем Дессперов, — сказал Джуд. Он носком ботинка расчистил на земле участок и стряхивал туда пепел. — Попал под мусоровоз в прошлом году. Там еще есть стихи? — Да, — сказал Луис. Некоторые могилы были украшены цветами, иногда свежими, но все больше старыми. Почти половина надписей, сделанных краской или карандашом, выцвела настолько, что Луис не смог их прочесть. На некоторых досках вовсе не было надписей, и Луис решил, что их писали мелом. — Мама! — закричала Элли. — Здесь золотая рыбка! Иди погляди! — Иду! — отозвалась Рэчел, и Луис посмотрел на нее. Она стояла у ближайшего круга и казалась еще более встревоженной. Луис подумал: «Даже такое кладбище действует на нее». Она никогда не могла спокойно воспринимать смерть (как, впрочем, и большинство людей), может быть, из-за своей сестры. Сестра Рэчел умерла очень молодой, и это оставило в ее душе травму, которую Луис старался не задевать. Ее звали Зельда, и она умерла от спинного менингита. Болезнь ее была, вероятно, долгой и очень тяжелой, а Рэчел как раз пребывала тогда в самом впечатлительном возрасте. Но он думал, что нельзя расстраиваться из-за этого бесконечно. Луис подмигнул ей, и она благодарно улыбнулась в ответ. Луис осмотрелся: кладбище находилось на поляне. Это объясняло появление здесь травы; солнце беспрепятственно освещало землю. Как бы то ни было, его поливали и заботливо ухаживали. Об этом свидетельствовали банки с водой и целые канистры потяжелее Гэджа — быть может, их привозили на тележках. Он снова подумал о странной привязанности здешних детей. То, что он помнил о своем детстве, в сочетании с наблюдением за Элли заставляло его думать, что детская любовь быстро вспыхивает и так же быстро гаснет. Ближе к центру могилы были более давние; все меньше записей можно было прочесть, а те, что еще читались, уводили далеко в прошлое. Здесь был «Трикси, сбитый на дороге 15 сент. 1968-го». Рядом виднелась широкая доска, укрепленная у самой земли. Мороз и дожди сильно повредили ее, но Луис мог еще прочитать: «Памяти Марты, нашей любимой крольчихи, умершей 1 марта 1965г». Чуть дальше были «Ген. Паттон» («наш! любимый! пес!» — добавляла надпись), который умер в 1958 году, и «Полинезия» (видимо, попугай, если Луис правильно помнил «Доктора Дулитла»), произнесшая в последний раз «Полли хочет крекер» летом 1953 года. На следующих двух досках ничего нельзя было разобрать, а потом на куске песчаника было грубо написано: «Ханна, лучшая собака из всех живущих. 1929-1939». Хотя песчаник казался мягким — в результате надпись едва можно было прочитать, — Луис подумал о том, сколько часов ушло у ребенка, чтобы вырезать в камне эти восемь слов.Такое выражение любви и печали потрясло его; так могли поступить родители по отношению к своим детям, умершим молодыми. Джуд окликнул его: — Иди сюда, Луис. Я тебе кое-что покажу. Они подошли к третьему ряду от центра. Здесь круговое расположение могил, почти невидимое снаружи, было очень заметным. Джуд остановился перед маленьким куском шифера, повалившимся наземь. Нагнувшись, старик бережно поставил его обратно. — Тут было что-то написано, — сказал Джуд. — Я поставил этот камень сам, уже давно. Я похоронил здесь своего первого пса, Спота. Он умер уже старым, в 1914-м, когда началась великая война. Захваченный мыслью о том, что это кладбище старше многих кладбищ, где похоронены люди, Луис подошел к самому центру и осмотрел некоторые могилы. Надписи почти не читались, и большинство плит ушло в землю. Трава совсем скрыла одну из могил, и, когда он раздвинул ее, раздалось недовольное шуршание, словно звук протеста из земных недр. Кругом ползали жуки. Он почувствовал легкую дрожь и подумал: «Бут-Хилл для животных. Что-то мне здесь не очень нравится». — Как давно это все началось? — Не знаю, — сказал Джуд, глубоко засовывая руки в карманы. — Оно уже было, когда умер Спот. У меня была тогда куча друзей. Они мне помогали рыть яму для Спота. Рыть здесь нелегко — земля чертовски твердая, ты знаешь. И я тоже помогал им. — Он прервался и поднял вверх палец. — Здесь лежит пес Пита Лавассера, если не ошибаюсь, а вот здесь — трое котят Альбиона Гроутли, все в ряд. Старик Фритчи разводил голубей. Мы с Элом Гроутли и Карлом Ханна похоронили тут одного из них, которого загрызла собака. Он лежит здесь. — Он задумался. — Я остался последний из этой компании. Все уже умерли. Никого нет. Луис ничего не говорил, только стоял, глядя на звериные могилы, засунув руки в карманы.