– Чего ты орешь? – Из своей комнаты показалась мать, запахивающая халат. А из их кухни по полу тек ручей. Вода собиралась у небольшого порожка и выбегала в коридор. Именно с этим ручейком надумала играть Бася. Стало совсем не до сна. Лиля, шепотом матерясь, прошла в кухню. Ее мать полезла в ванную, где хранилось ведро с тряпкой. – Это не у нас прорвало! – сообщила Лиля. Вода текла с потолка по стене над раковиной, только чудом не затекая к люстре. Обои на месте потока вздулись. Частично намок подвесной шкафчик. А на потолке мутными разводами пошла водоэмульсионная краска. – Вот сучка! – Мать Лили заглянула на кухню, оценивая ущерб. – Вот я ей сейчас устрою сладкую жизнь! Пожилая женщина переобула домашние тапочки на тапочки, в которых не жалко ходить по подъезду и даже выбрасывать мусор. Громко проклиная нерадивую соседку, она поднялась на этаж выше. Лиля принялась собирать воду в ведро. На стук никто не открывал. Кулак уже побаливал от ударов. Звонок разрывал тишину квартиры. – Вот же гадина! Поди, умотала куда-то! Открывай! Ты что там творишь?! И ведь никому больше дела нет! Все как вымерли. Хоть полдома вынеси, никто не почешется. В подъезде действительно не хлопнула ни одна дверь, никто не высунулся и не спросил, что происходит и почему не дают спать. Потоптавшись еще пару минут, продолжая ругать на чем свет стоит всех соседей без исключения, женщина спустилась домой. Бася сидела на шкафу в прихожей и, посверкивая зелеными глазами, следила за Лилей. А сама Лиля уже вылила полное ведро в унитаз и продолжила локальную борьбу со стихией. – Что? – спросила она, выжимая над ведром тряпку. – Ничего! Где у нас телефон аварийки? Что я, теперь эту потаскуху буду ждать? Пусть перекрывают стояк. Сантехник, заспанный мужичок, от которого пахло потом и перегаром, появился у них спустя еще полчаса. Обои были безнадежно испорчены, задняя стенка подвесного шкафчика вздулась. Бася мирно спала на шкафу, укутавшись в свой шикарный пушистый хвост. – Так там свет горит, – заявил сантехник в ответ на просьбу перекрыть стояк. – Значит, кто-то есть дома. – Да она усвистела к своим хахалям! Я что, теперь буду все время воду вычерпывать? – уперев руки в бока, вопрошала Лилина мать. – А вдруг человеку плохо? – предположил сантехник. – Пошла мыться, поскользнулась, упала, ударилась и лежит там без сознания. Или вообще того. – Он крест-накрест сложил на груди руки и закрыл глаза. – Вы сейчас нам что предлагаете? Сидеть и гадать? Четвертый час ночи. У меня смена в полвосьмого. Делайте уже что-нибудь! Лиля чувствовала, что глаза закрываются. От света хотелось щуриться. Она подумала, что коснись сейчас подушки, моментально уснет. – Ну зачем же гадать? Сейчас участкового вызову. И Леньку-слесаря. А там и воду вам перекроем. Ну что вы так переживаете? Еще минут сорок ушло на то, чтобы появился злой заспанный участковый и балагурящий не по делу Ленька. Участковый попытался достучаться к соседке, но и ему не открыли. – Давай уже, – кивнул он на дверь. – Это мы завсегда! Нас медом не корми, дай чужую дверь вскрыть! – сказал Ленька. – Только ты это, чего не подумай. Это мы так шуткуем. На шум и разговоры наконец выглянул сосед из квартиры напротив. Увидев разношерстную компанию, он тут же юркнул обратно и больше не показывался. – Готово! Принимай работу, плати копейку, а то и от рюмочки не откажемся. Да, Сан Саныч? – Гражданочка! На вас соседи жалуются, затопляете вы их. – Участковый отстранил Леньку и пошел в квартиру. Лиля стояла на лестнице, ожидая результата. Была четверть пятого. На улице начинало светать. Ей хотелось сесть на ступеньки и уснуть. В глаза будто насыпали песка. Из квартиры вышел участковый с перекошенным лицом. Трясущимися пальцами он вынул из кармана сигареты. – Ну чего там? – спросил сантехник Сан Саныча. – Утопла? – Лучше бы утопла, – пробурчал, прикуривая, полицейский. А потом стало вообще не до сна. Участковый позвонил в дежурку. Ленька все-таки пошел в подвал и перекрыл стояк. Ему было приказано никуда не уходить. Лиля тяжело вздыхала. К пяти подъехали дежурный по городу, дежурный по району, Игнатьич с командой. В подъезде стало оживленнее. Где-то сверху и снизу хлопали двери. Соседи стали выглядывать и подсматривать в глазки. В квартире на кровати лежала обнаженная девушка с привязанными за изголовье руками. Мертвая обнаженная девушка. * * * – И вот мы здесь, – сказал Парфенов. – И вот мы здесь, – эхом отозвался Иголкин. – Пойдем, на труп глянешь. При жизни ее звали Вероника Павловна Мацкевич. На кровати была распята обнаженная девушка. Ее запястья были пристегнуты к изголовью наручниками, браслеты которых украшал искусственный розовый мех. Ноги сильно разведены в стороны и за щиколотки привязаны тонкими поясками к ножкам кровати. Вся спина, руки, бедра, ягодицы, икры исполосованы. Через всю спину, по диагонали, пришелся самый сильный удар – кожа лопнула. – Голову подними, – сказал Иголкин, пихая Кирилла в бок. – Твою ж мать! На потолке застыли кровавые брызги. Такие же были на стенах, шкафу, белом пушистом прикроватном коврике, на тумбочке, на брошенных на пол вещах. Оперативники стояли на пороге комнаты, не мешая работать экспертам. Но даже отсюда Парфенов понял, что его вызвали не зря – это весьма напоминало дело Светы Лопатиной. – Игнатьич, – позвал Парфенов. – Что? – Могу почти под копирку переписать отчет, если тебе надо быстро, – сказал, подходя, эксперт. – Девушка сначала обездвижена, потом ей нанесены ранения, а после ее задушили. Но к тому времени, думаю, она уже находилась без сознания. Очень большая кровопотеря, болевой шок. – Время смерти? – Наверняка не скажу, но сутки она так лежит точно. – В это время Роднянский уже загорал у нас. Да твою ж мать! – Парфенов снова выругался. – Кто? – спросил Иголкин. – Теперь неважно, – отмахнулся Парфенов. Привязать мелкого наркоторговца к смерти Мацкевич невозможно, а это убийство один в один похоже на убийство Лопатиной. Значит, и Лопатину Роднянский не убивал. Если, конечно, исключить, что он мог действовать с кем-то заодно. Кирилл вздохнул и провел ладонью по лицу, прогоняя непродуктивные мысли. – Поквартирный опрос? – спросил он Иголкина. – Мои ребята пошли, пока ничего. – Хорошо, сейчас мои подъедут и присоединятся. Игнатьич, телефон, вещи Мацкевич можно трогать? – Могу дать только ее сотовый, с остального не сняты пальчики. – Давай. Хотя бы последние вызовы проверим. – И еще есть кое-что, что мне не нравится, – нахмурился эксперт. – Да и тебе не понравится. – Игнатьич, ты меня пугаешь. – Сейчас вот тут, – Игнатьич показал пальцем, где именно, – осторожненько пройди. Кирилл подошел к кровати. Эксперт молча кивнул на прикроватную тумбочку. – «Блудница. Мерзость в глазах Господа», – прочитал Кирилл записку, оставленную в раскрытом блокноте. – Можешь за уголки взять, – разрешил Игнатьич. Майор аккуратно взял блокнот. Обложка с перламутровым единорогом, парящим в облаках. Переливчатая радуга. «Dream come true» – леттерингом снизу. – Я мельком смотрел, там записи разные. Явно девчачий блокнотик, – сказал эксперт. – Но вот эту вот запись нам оставили. – Парфенов стал мрачен. – Игнатьич, блокнот по полной отработаете? – Обижаешь, Кир Андреич. * * *