Мадам Элен тоже встала. — Анфиса, Семен, Иван! — позвала она, — отправьте Клару Ивановну в ее покои и не выпускайте, как бы она ни просила. Анфиса, побудь с ней. Уложи ее в постель, девица еще не оправилась от болезни. Ей нельзя было спускаться к ужину, это оказалось слишком тяжело для неокрепшего организма. Глава 12 Было очень холодно. Ледяной дождь пронизывал тонкий плащ, срывая его с хрупких плеч бегущей по мостовой Клер. Она так и не смогла заснуть. Подождав, пока Анфиса Никитична уснет на софе около ее кровати, Клер спустилась по черной лестнице и вышла под дождь. Кузьма Антонович звал ее, или ей казалось, что звал. Сейчас было не важно, где грань между реальностью и бредом. Клер было необходимо видеть, что он жив, чтобы восстановить то хрупкое душевное равновесие, которое она обрела за неделю покоя и которое так легко разрушили ее мать и сестры. Арина Геннадиевна отворила дверь в ночном чепце и толстой шали, и в ужасе уставилась на мокрую и дрожащую под плащом Клер. С нее потоками стекала вода, но лицо было полно решимости, а глаза сияли лихорадочным светом. — Клара Ивановна, что-то случилось? — выдохнула экономка. — Я... я должна видеть Кузьму. Пустите меня к нему! — Так ведь полночь скоро! Спит Кузьма Антонович. Да и нехорошо это, ночами вам к мужчине ходить. — Сама решу, — бросила Клер, начиная злиться, — сделайте мне горячего вина и пустите к Кузьме! Она буквально отпихнула тучную экономку и вошла в спальню. Кузьма Антонович не спал. По крайней мере глаза его были открыты, и он смотрел в одну точку, не отреагировав на появление в комнате постороннего. — Кузя! — позвала Клер, скидывая плащ прямо на пол и шагая к постели. Он резко обернулся. — Кузя... — Клер села на постель, потом увидела в дверях лицо экономки. Она встала, закрыла дверь перед ее носом и вернулась на кровать, — ты моя защита, Кузя, и ты бросил меня... Тогда, когда я так нуждаюсь в тебе! — Я умру скоро, Клара, — он сжал ее руку, — и ты останешься совсем одна. — Не говори так! — И Павел, тот, что был с тобой в церкви, он сгубит тебя... — голос его задрожал. — Откуда ты знаешь про церковь? — Во сне видел... Голос его потух, а глаза снова уставились в одну точку. — Мы видим с тобой одинаковые сны, — прошептала Клер, проводя рукой по его волосам. — Так то не сны, то реальность..., — он откликнулся на ласку и прижался лицом к ее ладони, — и я прощаю тебя, Клер. Я сам оставил тебя одну... я прощаю тебя.... Он замолк, и глаза его закрылись, а Клер так и сидела, держа его руку в своей. Руку не молодого мужчины, но немощного сморщенного старика. Потом прилегла рядом, слишком уставшая и измученная, чтобы иметь силы встать или даже подумать. Голова снова болела, и она знала, что поможет лишь настойка опия, и то не сразу. — Я так люблю тебя, Кузя, — прошептала она, — ты так нужен мне... Я без тебя боюсь... Она не договорила, встала, прошлась по комнате. Волосы ее растрепались и мокрыми кольцами обрамляли бледное лицо. Ей казалось, что она спала и неожиданно проснулась, удивившись тому, где очутилась. Зачем она пришла сюда? Она была в полубреду, и ничего не боялась, когда одна ночью ступила на улицы города. Но сейчас паника начала завладевать ею. Решив, что безопаснее переночевать на квартире у Кузьмы Антоновича, Клер приказала экономке постелить ей в гостиной. Утром она как-нибудь уладит скандал с матерью, а сейчас у нее не было сил выйти под дождь и блуждать одной в темноте. Арина Геннадиевна с ворчанием принялась расстилать простыни, потом принесла ей горячего вина, и Клер прямо в платье легла на софу. Голова все еще болела. Она медленно пила вино, надеясь, что оно поможет ей заснуть как можно скорее. … Ночью Клер разбудил тихий звук растворяемой двери. Она вскочила на ноги, будто ее подбросила пружина, и прислушалась в темноте. Сердце задрожало от страха, потом замерло, когда она явно услышала шаги на лестнице. Тихие, будто крадущиеся. Она бросилась к Кузьме Антоновичу, но постель его была пуста. Не понимая, сон это или явь, Клер побежала к двери, схватила теплую шаль Арины Геннадиевны, накинула поверх платья, вышла из квартиры и стала тоже спускаться вниз. Оказавшись на улице, она заметила, как тень мелькнула, сворачивая за угол, и побежала туда, где, думалось ей, только что свернул на Гороховую Кузьма Антонович. Но на Гороховой его не оказалось. Клер заметалась, ища его, потом увидела человека, идушего по Мойке, бросилась за ним, но снова обозналась. Она снова побежала по Гороховой, боясь, что случится непоправимое, и совсем не думая о себе. Куда он мог пойти в такой холод? Ведь он даже пальто не взял с собой! Клер отлично видела, что оно осталось висеть на вешалке в коридоре. Совершенно одна в кромешной тьме, не встретив ни одного человека, Клер свернула на Казанскую и там, очень далеко впереди, за перекрестком, увидела человека. Она бросилась за ним, уже не веря, что это может быть Кузьма Антонович, и бежала, не чуя ног под собой. Потом он куда-то исчез, она пометалась по перекрестку с Вознесенским, и вдруг страшная догадка мелькнула в ее голове. Клер закусила губы, свернула к Каналу, и ужа за мостом снова увидела человека. Он шел к Вознесенской церкви, где был похоронен Пашенька. Клер остановилась, дрожа совсем не от холода. Дождь прекратился, ветер стих, а от бега и быстрой ходьбы ей было жарко. Одинокий силуэт все удалялся, растворяясь на фоне темных деревьев. Клер двинулась за ним. Тут что-то шевельнулось в воздухе, и город стал просыпаться, появились первые прохожие, спешащие по своим делам, проехала телега молочника, скрипя колесами. Клер собралась с мыслями, и снова побежала. Ограда кладбища была отворена. Клер постояла, боясь зайти на кладбище ночью, потом шагнула вперед, перекрестившись. Огляделась. Вокруг нее были силуэты крестов и темные молчаливые деревья. В горле пересохло от страха, а руки заледенели, как в самую зимнюю стужу. Клер медленно перешла маленький мостик, через канаву, и сразу же заметила лежащего на земле человека. Он лежал в самой канаве, видимо оступившись в темноте, и не подавал признаков жизни. Ноги его были в холодной воде, рот приоткрылся, а глаза закатились. Клер спустилась вниз, присела рядом, дрожащей рукой взяла его за запястье и прощупала пульс. Жилка билась совсем слабо. Клер потянула его за плечи наверх по траве, путаясь в платье. Несмотря на худобу Кузьма Антонович был очень тяжел, и Клер выбилась из сил, пока вытаскивала его на дорожку. Она сняла шаль и замотала его ею, хоть и не была уверена, что это как-то поможет. Нужно было как можно скорее вернуть Кузьму домой, обогреть, вызвать Дмитрия Николаевича в надежде, что тот сможет что-то сделать. Клер понимала, что если Кузьма Антонович простудится, то сделать уже ничего не будет возможно. Его ослабленный организм не выдержит борьбы с инфекцией. Но как, как он прошел такое расстояние, как он, который не мог подняться и сделать и шагу дома, прошел несколько улиц до кладбища, да еще так быстро, что Клер не могла догнать его? Она металась в сомнениях, подозревая, что либо она сама сошла с ума, либо Кузьма Антонович нечестен с нею и с другими. Вот он перед ней, сам похожий на мертвеца, с тонкими руками и ногами, исхудавший и осунувшийся. Мог ли он врать? Клер устало закрыла лицо руками. Город просыпался, и Клер нужно было поспеть до того, как проснутся слуги в ее доме. Она вышла на улицу, с трудом отыскала сонного извозчика, чтобы отвезти Кузьму Антоновича до квартиры. Извозчик помог Клер доставить ее жениха до самой кровати, после чего она написала Дмитрию Николаевичу записку со всеми своими приключениями и кучей вопросов о состоянии Кузьмы Антоновича. Прикрывая за собой дверь его квартиры, Клер не была уже уверена ни в чем. Ни в болезни жениха, ни в его психическом здоровье, ни в своем собственном. Сейчас она не могла бы поклясться даже в том, что все это ей не приснилоь на софе в гостиной. Глава 13