— Что будем делать? — умоляюще спросила Эми. Дженни судорожно ощупывала деревянную раму окна, к которой прикрутили металлическую решетку. — Рама-то гнилая! — Что? — Я говорю — краска на оконной раме свежая, а само дерево прогнило. — Дженни ткнула пальцем в раму. — Ну и что? — Помоги мне вытолкнуть ее наружу. — Она подтащила Эми к окну. — Хватайся за решетку и жми от себя, да посильнее. Женщины встали плечом к плечу. Ноги Эми скользили на мокром полу, и приходилось их то и дело переставлять, словно она занималась ходьбой на месте. Решетка потихоньку стала поддаваться. В небе вспыхнул трезубец молнии; ударил порыв ветра. — Бесполезно, — покраснев от напряжения, прошептала Эми. — Продолжаем, она уже подается, — возразила Дженни, заметив, как от места, где был закручен шуруп, отскочила щепка. — На счет «три» давим что есть мочи. Готова? Эми кивнула, и Дженни начала отсчет. На улице раздался новый удар грома, дождь полил еще сильнее, и две женщины, схватившись за железные прутья, вновь принялись раскачивать решетку. Лица обеих исказились от натуги и безумного желания вырваться на свободу. Еще несколько секунд — и шурупы начали вылезать из гнезд и падать на землю. А потом решетка вывалилась за окно. Дженни легко, словно кошка, перескочила через подоконник и спрыгнула в размокшую грязь. Эми выглянула наружу. До земли два метра… — Ничего не выйдет, я не спортсменка! — Еще как выйдет! Давай! — настаивала Дженни. — Вперед, я ловлю! — Кто-то идет по коридору! Это доктор, я знаю… — Прыгай! — приказала Дженни, подняв руки. Эми наполовину соскользнула, наполовину спрыгнула на ту сторону, задев спиной о кирпичную стену, и упала в руки Дженни. Та с трудом устояла на ногах. — Бежим! Вход в подвал здесь, совсем рядом. Дженни вытащила из рюкзака кусачки. — У нас не будет неприятностей за проникновение в подвал? — Ты все еще пациентка клиники. — Не пациентка, а клиентка, — поправила Эми. Дужка развалилась на две части, и Дженни швырнула замок на землю. На территории залаяла собака, но женщины успели скользнуть в подвал и закрыть за собой дверь. В кромешной тьме остановились. Дженни кинула в рюкзак кусачки и вытащила фонарик. Тонкий луч осветил темный коридор, от которого шли совершенно одинаковые ответвления в обе стороны. — Куда теперь? — шепотом спросила Эми. Дженни постаралась восстановить в памяти расположение подземных помещений. Впрочем, сориентироваться оказалось несложно. Совсем недалеко, эхом отразившись от стен, зазвучала песня «Лучший день моей жизни»[18]. Эми в ужасе замерла под лучом проектора, и на ее лице высветилась рука Патрика Суэйзи, поднявшего вверх Дженнифер Грей. В комнате сидели две женщины. Пустые глаза, струйки стекающей на подбородки слюны… — А они точно… — Живы? Можно и так сказать, — пробормотала Дженни, поводив ладонью перед лицами несчастных. Те почти не реагировали. — Живы, только накачаны наркотиками. — Что все это значит? — Эми огляделась по сторонам. — Что она здесь устроила? — Жасмин вывезли отсюда на кресле… — не слушая Эми, размышляла Дженни. Одна из женщин застонала, словно только что вышла из наркоза. — Тихо, тихо, мы пришли тебе помочь. Потерпи, мы сейчас вернемся. Бедняжка задрожала, застучав зубами, будто игрушка из магазина приколов. Дженни обернулась в поисках одеяла, однако ничего подходящего не нашла. Добежала до двери, сорвала занавеску и укутала обоих женщин пыльной тканью. — Наверное, Жасмин в палате. — В палате? — побледнев, переспросила Эми. 74 — Зачем она это делает? Эми, не в силах сдержать слезы, прикрыла рукавом лицо. Ароматы здесь стояли такие, что у нее засаднило горло и начались рвотные спазмы. Дженни, покачав головой, встала рядом. — Не знаю. К похудению эти пытки никакого отношения не имеют. Эми бросила взгляд на скорчившиеся в кроватях женские тела. В основном пациентки вели себя тихо, лишь одна медленно водила руками в воздухе, раз за разом смыкая пальцы, словно пыталась поймать невидимую бабочку. В углу комнаты лежала рыжеволосая женщина. — Гейнор! — Подскочив к ней, Эми положила ладонь на влажный лоб подруги. — Гейнор, это я, Эми! Слышишь меня? Едва приоткрыв глаза, женщина застонала. Узнала? — Жасмин здесь нет… Дженни вытащила из рюкзака бутылку воды. — Вот, напои их, только много не давай, и жди меня здесь. — Куда вы? — Попробую найти Жасмин. Скоро вернусь, обещаю. — А если сюда зайдет доктор? Дженни помешкала, затем вручила Эми свой нож, и та робко коснулась его, словно раскаленного железа. — Я быстро. Дженни вышла в коридор, направляясь к другим заброшенным помещениям, и Эми окликнула ее: — Спасибо… — За что? — За то, что пошли сюда, за то, что разыскали моих подруг. Вы ведь спокойно могли убежать… — Еще не поздно. — Дженни выдавила из себя слабую улыбку. 75 — Что тебе сказано? Смотреть можно, трогать нельзя. Доктор Кавендиш раздраженно махнула рукой перед лицом Роберта, лежавшего с вылезшими из орбит бледно-голубыми глазами. Веки его были зафиксированы металлическими зажимами, зрачки расширены. Помощник доктора был привязан к операционному столу в учебном классе подземного госпиталя. Он что-то невнятно бормотал; слова расплывались и таяли. — Разве это так сложно? Всего лишь нужно было держать лапы при себе. Разве я мало предложила за твои услуги? Ты просто больной, ненормальный! Кто тебя заставлял шляться по ночам в комнату этой девочки?.. Ничего, сейчас мы тебя вылечим. Больше ты ни одну женщину не побеспокоишь. Роберт, бывший санитар «Соснового края», очень помог Ребекке в самом начале. Прикинувшись охваченным приступом ностальгии шизофреником, проник в старое здание и раздобыл документы, которые впоследствии помогли ей с заключением договора аренды. Разумеется, она была в курсе сексуальных отклонений Роберта, поэтому знала, чем отблагодарить его за услуги, и до сих пор схема работала вполне благополучно. Однако ему оказалось недостаточно лишь смотреть на женщин; слабость Роберта поставила существование клиники под угрозу. Его необходимо вылечить… Кавендиш на секунду задумалась, пытаясь припомнить тонкости давно забытой и все же весьма популярной в свое время процедуры, способной исцелять психические отклонения. Краем уха уловила мелодию, плывшую по темным комнатам и коридорам. Музыка успокаивала, словно колыбельная, навевала счастливые воспоминания. Игла проигрывателя застряла на поцарапанном виниле, и мысли доктора Кавендиш вернулись в учебный класс. Она приставила конец лейкотома[19] к верхней части глазницы пациента и подняла молоточек. Зрачок Роберта дернулся. Молоточек ударил по рукояти инструмента, с легким щелчком пробившего тонкую черепную кость в глазной впадине.