– Я хотела ее убить, – говорит Клитемнестра. Кастор смеется. – Что ж, ты всегда была вспыльчивой. И всегда заботилась о других больше, чем о себе. – Это неправда. – Знаешь, что правда. Не о всех, конечно. Только о семье. Они доходят до конюшен в нижней части дворца, земля там ровнее и не такая каменистая. Несколько молодых мужей упражняются, другие кормят лошадей. – Давай прокатимся, – говорит Кастор. Вдвоем они садятся на крепкого жеребца, названного в честь Ареса, бога войны, и устремляются к равнине в сторону Еврота. Они проезжают мимо смоковниц, мимо иссушенной земли, усыпанной желтыми и красными цветами. Из-под копыт Ареса вздымаются облачка пыли и песка, пока наконец не появляются водяные брызги – они достигают реки. Кастор гонит коня, присвистывая и смеясь; Клитемнестра жмется к нему, лодыжка ноет, солнце согревает лицо. Когда они останавливаются, Кастор помогает ей спешиться, и они усаживаются на берегу. Повсюду растут цветы и трава, но можно найти и трупы – гниющие и зловонные. – Ты ведь понимаешь, что отец прав, – говорит Кастор, ложась на спину. – Киниска имела полное право состязаться с Еленой. – Не имела. Елена не такая, как другие. – Мы все по-своему не такие. Она смотрит ему в глаза: «Ты знаешь, что я имею в виду». Кастор ухмыляется. – Тебе не следует так уж ее защищать. Ты ее недооцениваешь. Если бы Киниска продолжила избиение, в следующий раз Елена сопротивлялась бы лучше. – А что, если бы она умерла? Кастор вскидывает брови. – Люди всегда бросали друг другу вызов. Сильные возвышаются, а затем терпят крах, слабые приходят и уходят. Но некоторым удается выстоять. – Он играет с травинкой, а затем вырывает ее из земли. – Ты унаследовала силу матери и отца, а у Елены – своя сила. Она может быть ласковой и хрупкой, но она не так проста. Не удивлюсь, если она переживет нас всех. Его острый ум согревает Клитемнестру, как раскаленный солнцем камень, на котором она сидит. Вот такой ее жизнь всегда и была: удовольствия и горести, игры и соревнования, и брат, который всегда рядом и всегда готов открыть ей тайны этого мира и посмеяться над ними. На секунду она задумывается: каково ей будет, когда его не станет? 3. Царь Лишь только в Спарте появится какой-нибудь чужеземец, дворец тут же наполняется шепотками. Новости разлетаются со стремительностью морского бриза, а слуги натирают все поверхности до золотого блеска. На закате дня, когда свет начинает угасать, а воздух наполняется вечерними ароматами, служанки зовут Клитемнестру в купальню. «К ужину прибудет важный муж», – щебечут они. – Воин? – спрашивает Клитемнестра в темноте коридора. Лодыжка с каждым днем болит всё меньше, скоро она снова будет готова бегать и упражняться. – Царь, – говорят они. – Мы так слышали. В купальне Елена уже лежит в крашеной глиняной ванне, старые раны на руках всё еще спрятаны под тряпицами с целебными травами. Гладкое, как прежде, лицо сияет, только на левой щеке остался синяк в том месте, где была сломана кость. Рядом приготовлены еще две ванны, до краев наполненные водой. Старая служанка готовит мыло – его делают из оливок, и оно источает терпкий фруктовый аромат. – Ты уже слышала? – спрашивает Елена. Клитемнестра снимает тунику и забирается в ванну. – Давно у нас не было гостей. – Целую вечность. – Елена улыбается своим мыслям. Ей нравится, когда во дворце бывают гости. Открывается дверь. В купальню, задыхаясь, врывается Тимандра и прыгает в холодную ванну. Руки и ноги грязные, волосы растрепаны. У нее уже пошла кровь, но фигура всё еще как у ребенка, без намека на женственные изгибы. – Тимандра, отмойся, – говорит Клитемнестра. – Ты словно в грязи вывалялась. Тимандра смеется. – Вообще-то так и было. Елена улыбается и вся светится. Она в хорошем расположении духа. – Придется немного побыть чистыми, – говорит она, и голос ее звенит от волнения. – К нам едет богатый царь. Служанка принимается расчесывать ее волосы. Руки, покрытые коричневыми старческими пятнами, распутывают локоны Елены, словно сотканные из золота. Тимандра ощупывает собственные темные волосы в поисках колтунов. – Мне можно и грязной остаться, – говорит она, окидывая Елену взглядом. – Царь-то наверняка приедет ради тебя. – Не думаю, что он собирается жениться. Может быть, он едет по какому-то делу. Клитемнестра чувствует себя уязвленной. С чего бы Елене быть единственной, кто готов выйти замуж? Словно прочтя ее мысли, Елена говорит: – А может, он будет свататься к Клитемнестре? Ее слова льются гладко, как сливки, но за ними впервые скрывается нечто такое, чего Клитемнестра не может распознать. – Терпеть не могу царей, – беспечно бросает она, но ей никто не отвечает. Клитемнестра поднимает глаза и натыкается на мрачный, грозный взгляд сестры. – Это неправда, – говорит Елена. – Ты выйдешь замуж за царя. Клитемнестра хочет сказать, что она куда больше стремится стать великой царицей, чем просто выйти за царя, – но видит, что Елена и так уже обижена, как обижается всякий раз, когда Клитемнестра отмахивается от нее, – и понимает, что бессмысленно затевать этот спор. Гордыню и спесь стоит оставить мужчинам. Она протягивает руку и дотрагивается до плеча сестры. – Все мы выйдем за царей, – говорит она. Елена улыбается, и лицо ее снова сияет, как спелейший из фруктов. Все они собрались в небольшой комнате, примыкающей к трапезной, для урока музыки. Перед ними сундук, полный флейт и лир. Их наставница, пожилая благородная дама, которая часто читает стихи во время ужинов, обучает их новой мелодии, пощипывая струны своей лиры. Брови Елены сосредоточенно нахмурены. Тимандра насмешливо ухмыляется, глядя под ноги, Клитемнестра поддевает ее локтем. Эта песнь – о гневе Артемиды, о проклятой судьбе юноши, который посмел бросить вызов богам. Наставница поет об охотнике Актеоне, который узрел богиню купающейся в горном ручье и позвал своих товарищей посмотреть. Но любой, кто осмелится взглянуть на Артемиду, обречен испытать на себе ее гнев. «Так охотник стал добычей, – заключает учительница. – Актеон всё глубже и глубже удалялся в лес, и Артемида превратила его в оленя». Когда наступает их черед, Тимандра не может вспомнить и половины слов. Голоса Елены и Клитемнестры сливаются воедино, как небо и море, – один нежный и невесомый, другой мрачный и грозный. Когда они заканчивают петь, наставница одаривает их улыбкой, игнорируя Тимандру. – Готовы поразить чужеземца за ужином? Сестры поворачивают головы и видят Кастора, стоящего в дверях с веселой улыбкой на лице. Елена заливается краской, а Клитемнестра откладывает свою лиру в сторону. – Не слишком завидуй, – говорит она брату. – Я уверена, он и за тобой будет наблюдать. Кастор смеется. – Сомневаюсь. Как бы там ни было, Клитемнестра, твой урок окончен. Леда ждет тебя в гинецее. Коридор у покоев матери полон шума – женские перешептывания, торопливые шаги, бряцанье горшков и сковородок, – а из кухни просачивается запах пряного мяса. Клитемнестра открывает дверь в покои и сразу же притворяет ее за собой. Внутри тихо, как в склепе. Мать сидит на деревянном табурете и глядит в потолок, как будто молится богам. Ломтики света из маленьких окон на равном расстоянии касаются стен, подсвечивая белые цветы, нарисованные на ярко-красном фоне. – Ты хотела меня видеть? – спрашивает Клитемнестра. Леда встает и приглаживает волосы дочери. – Ты помнишь, как я брала тебя к морю? Клитемнестра кивает, хотя воспоминания приходят всполохами: кожа Леды, омытая кристальной водой, капли, прокладывающие дорожки по ее рукам и животу, и ракушки, разбросанные среди камешков. Ракушки были пустые. Когда она спросила, отчего так, Леда объяснила, что существо, которое жило внутри, умерло, и его съело другое. – В тот день я рассказала тебе о нашей с твоим отцом женитьбе, но ты была слишком мала, чтобы понять. – Ты хочешь рассказать мне еще раз? – Хочу. Ты знаешь, почему спартанцы называют женитьбу «харпацейн»? Харпацейн – она использовала именно это слово, которое также означает «взять силой».