Внезапный шлепок руки по столу, подобно кнуту рассекает воздух, заставляя и меня и маму замереть. Отец смотрит на меня с непробиваемым холодным гневом. Его суровый серый костюм, в котором он и сидит сейчас, даже не успев переодеться перед ужином, придает ему еще большую строгость. – Прекрати дерзить, Кимберли. Мама мне рассказала о твоей выходке. Отец откидывает галстук на плечо и зло скребет ножом по тарелке, даже не замечая, что бедный кусочек стейка уже отрезан. Я украдкой кошусь на маму. Она начинает елозить на стуле, поджимает тонкие губы и отводит глаза, в конце концов сосредотачиваясь на еде. Ей неловко, я это понимаю. Потому что я знаю, что она видит в моих глазах. Предательница. Я резко возвращаюсь к отцу: – И что вы сделаете? Может, поставите меня под домашний арест и заставите бедного Генри дышать мне в затылок? – прозорливо произношу я. Скулы отца напрягаются и в глазах вырастает зловещее предупреждение. Ему явно не нравится моя отважность. - Что-то ты слишком избаловала ее, Джулия, - он обращается к маме. – Нужно забрать у нее гаджеты на неделю, может тогда мозги станут на место, – это уже ко мне. Я замолкаю и втыкаюсь носом в свою тарелку, делая вид, что у меня внезапно проснулся волчий аппетит, потому что шантаж более чем значительный. Без ноутбука и других средств я как-то обойдусь, а вот переписка с Кейном это мое единственное утешение, не считая встреч. Ополчиться больше я не решаюсь, поэтому остаток ужина мы проводим в гробовом молчании, не считая звуков кухонных приборов, щелкающих о тарелки. В конце концов, угнетенная мрачной тишиной, я не выдерживаю ее давления и встаю из-за стола. - Сядь и доешь свой ужин, - рявкает отец. Я поворачиваю лицо, обращаясь исключительно к нему: – Я очень устала и хочу спать. Сегодняшние курсы были очень утомительными... Я наелась. С вашего позволения я пойду в свою комнату. В глазах мамы загорается одобрение, стоит мне вспомнить курсы. Сегодняшнее занятие прошло отлично, миссис Гандс очень нахваливала меня и отпустила несколько благодарностей маме за такую ​​умную и воспитанную дочь. Поэтому я не удивляюсь подобной снисходительности мамы: - Да, конечно, дорогая, иди отдыхай. Завтра воскресенье, почему бы тебе не погулять со своей подругой Элайной? Она как раз возвращается с Аляски. Я бросаю на нее настороженный взгляд. – А Генри тоже будет с нами? Мама отпивает маленький глоток сока, промачивает губы салфеткой и снова берется за приборы. Она не замечает в моем голосе нить сарказма. – Ох, дорогая, если он тебя смущает, я скажу ему, чтобы держал расстояние и не мешал вам. Все ясно. Я с шумом засовываю за собой стул и окидываю родителей отстраненным взглядом: - Доброй ночи. Они не отвечают мне и даже не подводят взгляда, словно работы продолжая нарезать и прожевывать свой ужин. Я позволяю себе отпустить в их адрес сардоническую улыбку и быстрым шагом пересекаю столовую. Размашистыми шагами поднимаюсь на второй этаж и тяну ручку двери. В спальне светло, потому что я оставила лампу включенной. Я осторожно закрываю за собой дверь и, кроме тишины, вдруг слышу мягкое отстукивание камешка о закрытое стекло. Взволнованно оглядевшись, я быстро спешу к окну и поднимаю его. Кейн пролезает через отверстие и, спрыгнув на пол, укладывает меня в тесные, отчаянные объятия. Я чувствую, что мне тяжело дышать, но не отстраняюсь ни на миллиметр. Напротив, жмусь еще сильнее, чтобы он понимал всю степень отчаяния, как сильно я соскучилась. Спустя какое-то время Кейн сам ослабляет руки и позволяет мне взглянуть на его лицо. – Кейн, я очень рада тебя видеть, но в следующий раз лучше предупреди меня, – сконфуженно произношу я. – Кто знает, кому вздумается зайти в мою комнату. Это мог быть кто-то другой вместо меня. – Они даже здесь не дают тебе свободы, – Кейн отпускает меня и оборачивается, чтобы закрыть окно. В его голосе звучит недовольство и злоба. Я подхожу к двери и закрываю на замок, прежде чем подоспеть навстречу и оказаться снова заключенной в его руках. Я оставляю его комментарий без ответа, потому что мне попросту не хочется тратить наше время на моих родителей. Кейн целует меня в губы и все мысли вместе выветриваются из моей головы. Мое волнение куда-то улетучивается, туман повседневной тревожности рассеивается, и я чувствую, как мое напряженное тело постепенно оттаивает и расслабляется. Мы забираемся на кровать вместе и просто лежим в объятиях друг друга. Молчим. Потому что это редкие моменты – мы оба наслаждаемся тем, что у нас пытаются отобрать. О том, что моей парой на выпускной будет Стэн, я решаю не говорить, отложу этот разговор на потом. До выпускного еще почти месяц, и честно говоря, я не вижу сильной катастрофы в том, чтобы потерпеть Стэна один вечер. Меня волнует и в то же время радует совсем другое, от чего кровь в венах бурно льется и вскакивает... Уже скоро мне исполнится восемнадцать. 10 – На той стене скоро дыра прожжется, я серьезно, Ким. Он уже полчаса не двигается. Я оборачиваюсь через плечо и вижу Генри за пустым деревянным столиком, который непрерывно смотрит на противоположную стену, рыцарно делая вид, будто он статуя и не имеет никакого отношения к нам с Элайной. Бедный Генри! В моем понимании все это до такой дикости нелепо, что я даже не нахожусь со словами. Я чувствую себя так, будто меня просто похитили инопланетяне, которые имеют вид папы и мамы, а мои настоящие родители в каком-то забытом всеми уголке мира сейчас сходят с ума от горя, но я настолько беспомощна и дезориентирована, что вот уже несколько лет не могу придумать, как послать им малейший сигнал о спасении. Я закрываю пол лица ладонью и опускаю глаза в фаянсовую тарелку, списанную причудливыми орнаментами, мрачно тыкая в нее вилкой. - Просто сделай вид, что его нет, - я невнятно бормочу в стол и тщательно давлю квадратные макарошки. Элайна обращает на меня встревоженные глаза светло-карамельного цвета. Ее взгляд становится более мягким: – Хорошо, я постараюсь. Маленькое немноголюдное кафе утопает в умеренном гуле, ароматах пищи и цветов, за окном горизонт неба начинает медленно становиться оранжевым. Стены в помещении окрашены в мягких пастельных оттенках, окна увешаны ахроматически-белой тканью, на потолке тихим светом сверкают выстроенные рядами споты. Компания справа от нас разражается какафонией неприятного хохота, - слишком чопорно и невоспитанно, можно подумать, это не кафе, а забегаловка какая-то. Мы с Элайной сидим за столиком на двоих у окна: я заказала себе сытный мясной салат и большую порцию равиоли с грибами, потратив на это половину карманных денег, – мама предупредила, что у нее сегодня появилась незапланированная подготовка к выставке работ на следующей неделе, а папа снова батрачит без выходных, так что общий ужин, усыпанный пеплом притворной семейной идиллии в этот вечер отменяется. Но это не значит, что мне повезло – Генри получил внятный приказ дышать мне в затылок, и я имею в виду отнюдь не метафорический смысл этой фразы. Данное понимание настолько меня опоясывает отчаянием, что я отбрасываю вилку на стол и со стоном закрываю лицо ладонями. Заметив перемену, Элайна скидывает голову и застывает с телефоном над только что оказавшимся на ее половине стола блюдом, которое она собиралась сфотографировать. – Ким, – ее взгляд плавно наливается осторожностью. – Хочешь, я попрошу свою маму поговорить с твоей? - Ну что за ерунда, Эл! – восклицаю я, резко вскидывая взгляд. Она удивленно двигает бровями вверх. - Прости, - я качаю головой и поддеваю вилку, впиваясь зубцами в один из грибных квадратиков, сплотившихся на тарелке. – Вряд ли это как-то поможет изменить ее мнение. - Тогда может поговорим о чем-нибудь более приятном? Она сказала, что ты уже выбрала себе платье на выпускной. Я слышала, как они с моей мамой вчера обсуждали это по телефону. Надо же, твой день рождения выпадает прямо в день выпускного! Это же такая удача, Ким! – Да, только не для меня, – я грустно улыбаюсь. – Родители уже решили, что моей парой будет Стэн, и я не совсем уверена, придет ли Кейн. А если придет, то я без малейшей мысли, как сделать так, чтобы он не пересекся ни с кем из них. Элайна бросает на меня участливый взгляд, но ни слова не решается сказать. Это же не ее родители пытаются выдать свою дочь замуж за богатенького маминого сынка. Что бы Элайна ни говорила, я знаю, что она не поймет меня так, как мне хотелось бы. Все же есть разница в том, когда это происходит с тобой, и в том, когда ты наблюдаешь за всем со стороны, как зритель, ненавязчиво втянутый в разворачивающийся перед тобой фильм. Впрочем, хватит уже. - Эл, я ужасно голодна, - устало выдыхаю я. – Давай просто поедим? А потом вернемся ко мне домой и посмотрим какой-нибудь фильм. Заодно поделишься со мной своими впечатлениями от поездки. Элайна отбрасывает волнистый завиток светлых волос назад и ведет плечом, легко соглашаясь: – Хорошо, давай. И я отпускаю мысли, утопая в пчелином гуле посетителей и звуках щелкающих кухонных приборов. 11 На следующее утро мама поднимает меня раньше на полчаса, я плохо понимаю сквозь сон, что она говорит мне и неохотно выползаю из своей теплого, но одинокого кокона кровати. Быстро умываюсь, быстро надеваю клетчатую школьную форму на короткий галстук и заплетаю косу. Вяло зевая, плетусь в тихую и пустую столовую, придерживая болтающуюся на плече сумку. Проходя по коридору, я слышу, как мама собирается на работу, стуча невысокими каблуками в поисках ключей, кошелька и телефона. На ней сегодня серый юбочный костюм, волосы собраны в элегантный пучок, а на лице застыло выражение легкой рассеянности и замешательства, словно она пытается решить логарифмическое уравнение в уме. Я делаю вид, что не обращаю внимания на ее метания по дому, дотягиваюсь до наспех сделанных бутербродов на стойке и замираю, неуверенно косясь на маму: – Мам, а можно я сегодня после уроков пойду с Элайной в торговый центр? Мы только посмотреть, я уроки потом сделаю. Мама застегивает молнию кошелька и бросает его в сумку, стоя в эркере. Она на время застывает, прижимая кончики пальцев к вискам. Кажется, ее мысли витают где-то далеко, но, тем не менее, я получаю твердый ответ: – Нет, Кимберли, нельзя. – Но почему? – разочарованно тяну я. – Пусть с нами пойдет Генри, что здесь такого? Я сочувственно представляю, как бедный Генри теряет сознание среди обильности женских платьев, но сейчас я готова даже на это, чтобы получить кусочек запретной свободы. Мама сгребает с тумбочки ключи и наконец обращает на меня свой пронзительный взгляд, скручивая губы в тонкую полоску. - Видишь ли, Кимберли, Элайну, в отличие от тебя, не особенно беспокоит ее успеваемость. Она может даже сегодня прогулять все уроки, и никто на это не обратит должного внимания. А вот ты, вместо того, чтобы бесцельно просиживать время, могла бы, например, подтянуть свой французский. – Но мама, мы с Элайной дружим с девятого класса! - восклицаю я. Щеки возбужденно горят. - Да и ты с ее мамой, по-моему, неплохо общаешься. Я сконфуженно ковыряю пальцем бугорок на керамогранитном островке, растерянная тем, что мама не очень приятно отзывается об Элайне. – И что? Платье мы тебе купили, что ты собралась там делать? - Ну, я хотела бы помочь Элайне выбрать наряды... - Прекрати тратить время на глупости, Кимберли, и подумай лучше о предстоящих экзаменах, - мама не замечает моего поникшего настроения и переключается, снова начиная суетиться. – Так, деньги я тебе положила в пенал, пообедаешь в школьной столовой. Генри будет ждать тебя после занятий, чтобы не задерживалась. Я предупрежу его, что у тебя сегодня семь уроков. Ох, кажется, я забыла свою записную книжку. Пока каблуки мамы стучат в обратную сторону дома, я уже просто давлюсь своим вдруг утратившим вкус бутербродом и вылетаю из дома быстрее, чем она снова появляется в моем кругозоре. Знаю, глупо, ведь нам еще предстоит ехать в одной машине в школу, но моей бунтарской сущности как-то все равно. Мама выходит минутой позже, быстро проверяет содержимое сумки, по дороге достает из почтового ящика письмо и поднимает руку, в которой держит белый конверт, чтобы взглянуть на часы, идя к машине.