Едва Олег успел заснуть, как его разбудил внезапно потеплевший крест, и почти сразу после этого дверь в светелку распахнул Сварт: — Долго нежишься, ведун. Светает, выходим скоро, а тебя все нет. Князь просил узнать: может, ты чего особого с собой в путь запросишь? Дворня сумки походные собирает. Недовольно ворча, как старый пес, у которого потерялась любимая косточка, Олег выполз из-под теплого и легкого пухового одеяла, с тоскою зевнул и рывком встал. — Шкуру медвежью хочу. Старую всю извалял за прошлую зиму, не греет совсем. — Сделаю, — кивнул воин, оставив Середина задумчиво потирать запястье. Что же это крест так рьяно на блондинистого ратника реагирует? Неужели тот колдовством балуется? Может, он и есть тот самый лазутчик, о котором предупреждал Велислав? Странен дружинник — и лицом, и выносливостью ратной. Аурой магической отмечен, в поход за княжичем напросился. С другой стороны — князь сказывал, сына его Сварт делу воинскому учил, привязался, как к своему ребенку. Коли он предатель — чего столько времени ждал, почему раньше ребенка не украл? Опять же — если он воспитатель, то зачем колдуну разыгрывать спектакль с нападением, почему просто не увезти мальчишку во время какой-нибудь охоты или скачек за городскими стенами? Странно это… Пожалуй, предателя следует искать среди тех, кто поступил на службу совсем недавно и еще не вошел в достаточное доверие. Среди тех, кто просто не мог совершить похищение раньше, до нынешнего лета. Кто из таких попал в отряд? Никита, Руслан… Ну он сам тоже здесь новенький. За себя ведун мог поручиться, за юных дружинников — вряд ли. Нужно взять их на заметку… Хотя, с другой стороны — если лазутчик хотел попасть в отряд, это еще не значит, что он в него попал. В добровольцы ведь, почитай, вся дружина вызывалась. А взяли из молодежи всего двоих… Воевода Радомиру служит давно, облечен доверием — он, скорее всего, ни при чем. Кира тоже, похоже, у князя в расположении. Ладно, время покажет. Олег натянул штаны и отправился на двор. Первые лучи солнца только-только успели окрасить горизонт, спугнув ночной сумрак, и в большей части детинца никакого шевеления не отмечалось. «Спят… — с завистью подумал ведун, поежился от утренней прохлады и подошел к колодцу. — И чего это князю не отдыхается? Можно подумать, лишний час хоть как-то поможет в дальнем пути». Дружинник, слонявшийся подвору, неторопливо приблизился к Олегу. — Здрав будь, ведун. Не спится? — Здравствуй, Афанасий. Не спится. Думы замучили, — серьезно кивнул Середин. — Бывает, — дружинник сочувственно покачал головой. — Трудно, наверное, одному-то на свете жить? Ни кола, ни двора. Середин в это время вытаскивал бадью из колодца. Он вздрогнул, деревянное ведро выскользнуло из рук, ударилось дном о землю — вода вылетела вверх, и прямо на замешкавшегося Олега обрушился ледяной душ. Впрочем, досталось и самому дружиннику. Тот крякнул, опасливо покосился на хмурого ведуна и отошел от него, незаметно сложив пальцы в защитный знак. — Ква, — проворчал Олег, вытирая лицо. — Вот и умылся. Хорошее начало дня. Он осторожно поставил бадью на колодезный сруб. Утро выдалось холодное, пасмурное, и мокрый ведун мгновенно продрог под пронизывающими порывами ветра. Что-то нынче лето не баловало теплом. — Пойду-ка я погреюсь, — решил Середин. — Все едино отряд еще не собран. Он успел только шаг сделать, как прямо в лужу перед Олегом с пронзительным визгом плюхнулось какое-то существо. Во все стороны полетели брызги, а штаны снова окатило до самых колен. Афанасию повезло больше — он, наученный горьким опытом, стоял в сторонке. Олег встряхнулся, вспоминая, есть ли у него в котомках запасные чистые и сухие штаны, и прикидывая, что делать с этими. Стирать и сушить — поздно. Сырыми с собой брать — затухнут. Он обернулся к виновнику вынужденного купания. Зверек сидел прямо в луже и смотрел на него черными бусинками глаз. В первый момент Середин принял его за белку, но хвост у дурной твари был не такой пушистый, да и размерами зверек оказался заметно больше, а когти на лапах и зубки скорее выдавали хищника. — Быть тебе воротником, — сделал вывод Олег, потянувшись к рукояти сабли. Однако тут выяснилось, что, отправившись умываться, воинского снаряжения ведун с собой не взял. Между тем раскаяния пушистый террорист не проявил, а, воинственно вскинув хвост и припав на задние лапы, оскалил маленькие острые зубки. Если учесть, что он сам вымок от хвоста до кончиков ушей и шерсть плотно облепила тощее тельце, зрелище было скорее забавное, чем устрашающее. Олег поймал взгляд зверька и представил, что слегка щелкнул его по носу. Тот фыркнул и непонимающе затряс головой. — Вот тебе, паршивец. И с чувством выполненного долга Середин направился к крыльцу. — Тебе повезло, ведун, — окликнул его дружинник. — В чем? — Разве не знаешь? Куницу встретить — к добру. А эту в особенности. Она молодому княжичу принадлежала. — Вот как? — После того как мальчик пропал, ее многие приручить пытались, только все без толку. Больно дикая тварь. Только одного Андрейку и признавала. Да вот тебя теперь. — Да? — Олег скептически посмотрел на мокрого зверька. — А если она шаровары обольет? Это тоже к добру? Афанасий усмехнулся и кивнул. — Дык, куница же. — Ква, — сделал вывод Олег. — Пойду-ка я лучше в избу, пока медведь по голове дубинкой не погладил. Это, сказывают, к больши-и-им деньгам. Но далеко уйти он не успел. Пронзительно взвизгнув, куница большими прыжками поскакала за ним и, уцепившись коготками за штаны, в два прыжка взметнулась на плечо. — Мама!!! — вскрикнул от неожиданности Середин, ощутив на только-только подсохших шее и спине мокрое холодное прикосновение. — Да отцепись ты! Вот привязалась! Олег стряхнул зверька, отпихнув его подальше. Однако куница ловко развернулась и снова ринулась в атаку. — Электрическая сила… — Олег насилу увернулся от нового прыжка мокрой, как болотная тина, твари и рванул к крыльцу, петляя, как заяц под пулеметным обстрелом. За ним с пронзительным писком скакала куница, но запрыгнуть на облюбованное место ей никак не удавалось. Двор неожиданно быстро ожил: появились заспанные слуги, выглянули дружинники. Вслед бегущему Олегу понесся дружный гогот. Середин между тем ворвался в дом и захлопнул за собой дверь. В тот же миг в дверь врезалась не успевшая притормозить куница. — Так тебе и надо! — удовлетворенно кивнул ведун и отправился в светелку переодеваться. Не успел он надеть подшитые изнутри сатином толстые шаровары из верблюжьей шерсти, заправить в них синюю шелковую рубаху с шитым золотом воротником и опоясаться саблей, как в дверь заглянул Сварт: — Все еще спишь, ведун? Пойдем, Радомир зовет. Изборский князь принял Середина в той же горнице, в которой вчера был накрыт стол — в этот раз он стоял пустой, придвинутый к лавкам у стены. Сам правитель ожидал ведуна у окна, нервно покусывая губы. На плечах его лежала тяжелая бобровая шуба, крытая зеленым сукном с нашитыми на груди и спине самоцветами. Он поднял глаза на Середина, вздохнул: — Спасибо тебе, ведун, что в час невзгоды на печи не прячешься. Спасибо, что поддержать меня в горе пришел. Вот, прими это оружие. — Князь снял с пояса кинжал в богатых ножнах. — Его клинок серебром окован и рунами освящен. Авось и защитит от нечисти поганой. Олег приблизился к князю, принял оружие. Кинжал легко вышел из ножен, и Середин почти с детским восторгом увидел, как солнечный луч золотым ручейком стек по тонкому обоюдоострому клинку, вспыхнув в сложной вязи рун у рукоятки. — Спасибо за подарок, княже. Верь мне, живота не пожалею, но сына твоего возверну. — Верю. Ждать буду. Поезжай, пришло время. Буду молить за вас Сварога, дары ему принесу. Верни Андрейку, ведун, заплачу вдвое супротив уговора. Ступай. Олег кивнул, вышел из горницы и сразу повернул к лестнице на двор. Здесь уже ждали шестеро всадников — видимо, пока конюхи седлали и навьючивали лошадей, князь предпочел поговорить с каждым воином отдельно, найдя для каждого подарок и особые слова. Ведун подошел к своим коням, проверил, как лежит потник на спине гнедой, как затянута подпруга, потом осмотрел вьюки на спине чалого. Пощупал две незнакомые сумки. В одной зашуршало зерно, другая мягко поддалась под пальцами — видимо, здесь лежала затребованная Серединым шкура. Олег вернулся к скакуну, поднялся в седло. На крыльце хлопнула дверь, и вышел Велислав, с котомкой на плече, в синих полотняных штанах и такой же рубахе, перетянутой широким ремнем, и почему-то в лаптях — ведун давно уже забыл, как выглядит эта обувка. Ну то, что волхв по-мужицки оделся, понятно — верхом ехать так легче, задница от седла не парится. Но лапти-то зачем? Толстяк тем временем перекинул лямки котомки через луку седла каурого мерина, поставил ногу в стремя, с кряхтеньем взгромоздился на конскую спину. Сверху послышался быстро приближающийся отчаянный писк — Олег поднял голову, невольно подставил руки, куда и приземлилась куница. Зверек какое-то время ошалело молчал и глядел на ведуна испуганными глазками, потом взметнулся ему на плечо. Середин вскинул руки — но куница уже шмыгнула вниз, сунула нос ему за пазуху, тут же отдернула и по конской гриве забралась гнедой на голову меж ушей. Лошадь всхрапнула. Олег попытался согнать зверька — но был немедленно наказан сильным укусом в запястье. — Вот зар-раза… — тихо пробормотал он, борясь с искушением достать кинжал и отрубить хищнику голову. Нельзя: как-никак, присутствие куницы ратники считают доброй приметой. Опять же — любимица княжича… Между тем Сварт развернул коня и направился к воротам. Там улицу заполняли люди, образуя живой коридор. Откуда они только узнали, что отряд за сыном княжеским отправляется? Похоже, любили горожане своего правителя, коли с таким беспокойством к делам его относились. Но не успел отряд добраться до ворот, как поднялось волнение и, раздвигая толпу грудью тяжелого, ширококостного битюга, им навстречу выехал высокий, крепкий, плечистый воин. Руки его были так могучи, что имели толщину бедра обычного человека, удерживающий поводья кулак походил на двухпудовую гирю, шея ничем не отличалась от бычьей. Правда, в серых глазах под густыми бровями скакали озорные искорки. Из-под шлема виднелись волнистые волосы, на грудь спускалась густая борода. Поддоспешник всадника сам мог служить доспехом — добротная буйволовая кожа в три слоя, на груди, животе и плечах пришиты металлические пластины. Такую защиту не очень-то легко пробить с первого удара. На окованном металлическими бляхами поясе висел кинжал такого размера, что его вполне можно было назвать небольшим мечом. Рядом покачивалась булава, подпираемая наборной рукоятью огромного меча. Ратник уверенно направил лошадь к отряду во главе со Свартом, с достоинством поклонился и кратко попросил: — Обождите маленько, други, и так насилу успел. Дозвольте с князем перемолвиться. Воин неторопливо проехал среди притихших людей в ворота детинца и, не сходя с коня, поклонился киязю. — Здрав будь, князь Радомир, — пророкотал его голос над головами собравшихся. — Тебе привет шлет великий князь киевский Владимир. За данью в Менецк[4] он ездил и прослышал про беду твою. Князь Владимир уважает тебя, князь Радомир. За верность земле русской, за преданность ратников твоих. Нет им равных не токмо в стольном граде, но и во всей Руси Великой. Верно ли люди сказывают, будто ведун Олег за твоим сыном едет? — Верно, — кивнул Радомир и указал на Середина. Воин заинтересованно оглядел его и, видимо, что-то решив для себя, кивнул. — Великий князь киевский Владимир отправил меня в помощь. Позвольте мне с вами отправиться. — Это великая честь для меня, боярин Радул. Я благодарен князю киевскому за участие в горе моем. И с радостью приму помощь. Я наслышан о твоих ратных подвигах и силушке богатырской. Олег аж присвистнул про себя. Ай да князь Владимир! Ведун слышал, что есть такой боярин Радул в стольном Киеве. С малолетства к ратному делу склонность да талант имел. Добрый воин вырос из смышленого мальца. Интересно, за что же князь Владимир так Радомира уважает? Больно неразборчиво боярин о воинах говорил. — Однако ты, мыслю, устал с дороги, — продолжил князь. — Ничуть, княже! — отмахнулся богатырь. — Наше дело ратное, седло нам дом родной. В нем и отдохну. Я и лошадь заводную за воротами оставил, дабы зря по городу не гонять. Дозволь отказаться от гостеприимства твоего, княже. Дружинники твои в седлах — так к чему назад возвертаться? — Быть посему, — кивнул Радомир, и боярин повернул коня к отряду. — Пересёдлываться тебе не надо? — тихо поинтересовался Сварт. — Ништо, — отмахнулся богатырь, — успеется. — Тогда поехали… И отряд из восьми воинов, одной воительницы, одной куницы при восьми заводных конях наконец-то двинулся в путь. Уже выезжая в ворота, Олег почувствовал чей-то пристальный взгляд и, обернувшись, увидел в окне светлицы княгиню Веледу. Она смотрела на удаляющихся воинов и что-то тихо шептала им в спины. Сопровождаемые вездесущими мальчишками, путники покинули город и повернули на север, пустив коней широкой походной рысью. Примерно через два часа быстрой скачки воевода перевел скакунов на шаг, давая лошадям возможность отдохнуть. Тряска сменилась для всадников мерным покачиванием. Велислав торопливо отпустил узел котомки, запустил в нее руку и, достав горсть зеленых гороховых стручков, принялся с видимым удовольствием разделывать, перекидывая в рот сладкие шарики. Ведун нагнал его, поехал рядом.