— Куда, трусы! — А сам подъехал и взял под уздцы коней с пленниками. Тем временем в близких зарослях продолжалась кровавая сеча. Воевода, добежав до ближней липы, торопливо юркнул за толстый ствол, уворачиваясь от широкого наконечника рогатины, и тут же рубанул из-за дерева мечом на уровне чуть выше плеча. Удар пришелся лошади в лоб — она полетела с копыт. Микула рубанул в другую сторону, метясь под щит проносящегося мимо всадника, и клинок не только глубоко пропорол бок несчастному скакуну, но и надрубил ногу всаднику чуть ниже колен. Мгновенно забыв про покалеченного ратника — все едино уже не боец, — воевода двинулся на другого. Юрьевский дружинник прикрылся щитом, выставив вперед жало меча и, когда Микула замахнулся своим, поддернул деревянный диск вверх. Воевода поддал его снизу ногой, на миг лишив ратника обзора, стремительно опустил меч и рубанул понизу, по выставленной вперед ступне. Добивать вскрикнувшего и упавшего набок врага не стал: все-таки русский человек, не латинянин какой-нибудь. Пошел, продираясь через ивовые заросли, на звук продолжающейся неподалеку стычки. Сварт тоже нашел спасение за стволом липы, но, в отличие от воеводы, держаться за спасительное укрытие не стал. Едва наконечник рогатины пронесся мимо, он метнулся понизу влево и, кувыркнувшись под брюхом одного коня, резанул тому брюхо, рубанул по крупу другого; побежал следом за всадником, осаживающим своего скакуна и выглядывающим врага впереди, со всей силы огрел его клинком под шлем, чуть ниже затылка — и, судя по потекшей крови, даже прорубил бармицу. Вражеский ратник свалился на землю, а наставник княжича снял у него с руки щит и повернулся к двум другим противникам, спешившимся с покалеченных коней. Те, побросав копья и взявшись за мечи, начали было подступать, но, когда, с треском проломив кустарник, рядом со Свартом встал Микула, заколебались. Тут треск, сопровождаемый богатырским рыком, послышался от них по другую сторону — это боярин Радул искал себе новых противников. В отличие от соратников, он отступал не в лес, а в густой ивняк. Дождавшись, пока вязнущие в переплетении ветвей лошади потеряют скорость, он повернулся, поймал ближнюю рогатину за ратовище, вырвал ее из рук всадника, огрел коня палицей промеж ушей, а рогатину легко, словно сулицу, метнул в другого воина. Тот закрылся щитом — но тяжеленное копье пробило насквозь и щит, и его самого. Второй удар палицы расколотил в щепы щит спрыгнувшего с убитого коня ратника, сломав тому руку. Раненый бросился бежать. Двое его товарищей, видя результат скоротечной стычки, осадили скакунов и, торопливо развернувшись, дали шпоры. Богатырь остался без врагов, однако все еще был преисполнен боевого азарта. При его приближении последние из юрьевских ратников, переглянувшись, предпочли оставить Сварта и Микулу в покое и отступить. Князь Руслан, гарцуя на поляне в ожидании результатов сечи, увидел, как из леса, волоча ногу, выбрался один его ратник, потом, прихрамывая, вышел второй. Затем вырвались верхом еще двое, а за ними, опять же пешком, причем весь забрызганный кровью, бережно придерживая руку, появился еще один. Причем охранники колдуна, судя по звукам, серьезных потерь пока не понесли. — На коней свободных садитесь… — кивнул князь, облизнув пересохшие губы. Всего несколько минут назад у него в дозоре было пятнадцать дружинников, а теперь осталось всего четверо. И это при том, что свита колдуна потеряла всего одного бойца! Правда, самого колдуна и его девчонку повязать удалось… Из леса выбежали еще два воина, за которыми гнались трое колдовских охранников. Юрьевский князь схватился за лук, выпустил торопливую стрелу, не нашедшую никакой цели, но заставившую врагов отступить. — Давайте в седла! — приказал он дружинникам. — Еще минута такой сечи, и я останусь без ратников. А нам еще нужно полон в город довезти и раненых доставить. Он наложил на тетиву новую стрелу в надежде подстрелить кого-то из уцелевших телохранителей, обозрел стоянку колдуна с разбросанными тут и там вещами. Собрать добычу или бросить? В лесу еще павшие дружинники остались — надо бы подобрать, доспехи и оружие в казну вернуть, тризну по воинам справить. В конце концов, с помощью лука он сможет удерживать врага на расстоянии… Все решил щит, пущенный из кустарника богатырской рукой и чиркнувший у князя над самой головой, едва не снеся ее с плеч. — Уходим! — скомандовал Руслан, давая шпоры коню и на ходу убирая в колчаны лук и стрелу. — Как в град вернемся, две сотни сюда пошлю. Они наших подберут… Юрьев Олег со стоном повернул голову в одну сторону, в другую. Каждая мышца шеи, затылок и плечи отзывались болью, однако слушались. Он чуть согнул руки, снова отпустил. Кажется, конечностям возвращалась подвижность. Насколько — точно он сказать не мог, поскольку сидел в узкой клетке, с разведенными в стороны и привязанными к прутьям руками. Клетку поставили на мощеной площади перед воротами детинца, прямо на солнце. Мимо проходили горожане и изредка останавливались, чтобы подивиться на страшного колдуна. Бабы больше жалели его: экий бедолага! Хоть и колдун, говорят, страшенный, а все едино живая душа, на пекле жариться не след. Самые отважные из мальчишек даже рисковали подойти ближе и потрогать ведуна за шаровары — при этом они готовы были при малейшей опасности отскочить и задать стрекоча. Олег вяло провожал взглядом прохожих, щурился от яркого солнца и гадал, что же могло произойти такое, из-за чего он оказался в клетке. Ответ явился в лице князя Руслана. В сопровождении высокого юноши тот приблизился к клетке и с довольной улыбкой посмотрел на пленника. — Вот ты и попался, колдун. Теперь ты никому вреда не причинишь. Смотри, брат, как легко мне удалось изловить этого чародея. — Я помогал людям, — ответил Олег, с трудом разлепив пересохшие губы. — Только помогал. — Как же, помогал! Нет, колдун, больше не нужно лжи. Скоро ты умрешь, как тот толстяк, что шел с вами. Я лично проткнул его стрелой! — Что?! — Олег вздрогнул, как от удара бича. — Ты убил волхва?! Середин не слышал больше ни слова из того, что говорил князь. Он смотрел на его сияющее лицо, видел, как шевелятся губы, выплевывая слова, но не слышал ни звука. Перед глазами стоял образ Велислава. Вот он сидит у костра и помешивает кашу в котелке — когда Олег впервые встретился с ним; вот щелкает семечки, готовясь к очередному таинству, вот измеряет версты числом сделанных по дороге глотков хмельного меда. Одна за другой сменялись картинки, отзываясь болью в душе Середина. Он успел привязаться к вечно жующему целителю. Между тем улица заполнялась народом. Прохожие, заинтересованные присутствием самого князя и его младшего брата, останавливались, прислушивались к словам, оглядывали ведуна. Наконец Руслан замолчал. Он обернулся к собравшемуся люду, окинул взглядом слегка испуганные лица женщин в кокошниках и девушек, позвякивающих оберегами и перешептывающихся между собой, сосредоточенные и хмурые лица мужчин и объявил: — Смотрите все! Я поймал черного колдуна и запер его в этой клетке. Я связал его руки, и теперь он не может творить свои чары, а потому не бойтесь его! Вечером мы будем его судить. Поверить в то, что еще вчера с неба лился проливной дождь, было невозможно. Прямые лучи солнца ослепляли и нестерпимо жгли кожу. И когда на лицо легла благодатная тень, ведун подумал, что начались галлюцинации. На обожженный лоб упало несколько капель воды, затем он ощутил что-то влажное и невероятно приятное своей прохладой. Олег разлепил глаза, заботливо прикрытые кем-то от лучей солнца, и нос к носу столкнулся с острой мордочкой куницы. — Купава… Вот уж не ожидал… И откуда ты взялась? Но я рад тебе. Честное слово! Только скажи мне: это правда, что волхв убит? Куница шмыгнула носом и кивнула. Затем юркнула между прутьями и скрылась, а Олег вынужден был снова крепко зажмуриться. Вдруг его узилище качнулось от сильного толчка, и Олег открыл глаза. Оказалось, его вместе с клеткой несли на плечах два дюжих молодца. Но ехал он недолго — пленника втащили в детинец, поставили на землю. Дно клетки глухо стукнулось о брусчатку, что покрывала часть двора, ближе к крыльцу терема. Там же сидел князь Руслан в окружении дружинников и нескольких бояр. Дальше всех стоял младший брат местного правителя, который приходил вместе с князем смотреть на пленника. Руслан равнодушно скользнул взглядом по лицу ведуна и отвернулся, разглядывая что-то на крыше соседнего строения. Двор быстро заполнялся любопытными горожанами. Тут были и зажиточные купцы, таскающие на себе меха несмотря на жару, и опытные мастера в расшитых рубашках с серебряными гривнами на шее и браслетами на руках, и ремесленники попроще — без украшений, но в атласных рубахах, перетянутых широкими ремнями с медными и костяными накладками. Но Олег не очень-то стремился разглядывать собравшийся люд — спасибо хоть на сей раз его клетку поставили в тень. И все же духота стояла невозможная. Мало-помалу гомон толпы утих, и князь сказал: — Жители славного города Юрьева! Я, как ваш князь, стараюсь служить вам в меру своих сил. И вот тому подтверждение, — указал он на ведуна. — Этот черный колдун убивал людей непотребным чародейством! Народ возмущенно зароптал. Олег ловил на себе гневные и опасливые взгляды. Однако и любопытные тоже — похоже, кое-кто из горожан был бы не против, если что, обратиться за помощью и к черному колдуну. — Супротив этого чародея слово молвила путешественница Варна, что в беде своей просила помощи и защиты от колдуна, — продолжал князь. — Честность свою она показала, живот свой отдав во имя спасения моей невесты. И только благодаря ей я могу теперь жениться на Милолике. Посему слово ее в десять раз прочих клятв весомее. Наконец князь закончил свою обвинительную речь и обратился к ведуну: — Что ты можешь сказать нам в свое оправдание, колдун? Олег не ожидал, что князь захочет дать ему слово, а потому немного помедлил с ответом. — Что тут скажешь? Вы ведь все равно не поверите, если я скажу, что Варна была колдуньей, а я спас от нее Милолику. Руслан рассмеялся, откинувшись на спинку кресла. — Ладно… — Середин прокашлялся, радуясь тому, что уже не испытывает боли от каждого движения. — Для начала я просто назову себя. Нарекли меня при рождении Олегом, но в здешних землях прозвали ведуном. Хожу из города в город, из селения в селение и помогаю людям избавляться от нечисти. Тем и на жизнь себе зарабатываю. Где просят — исцеляю, коли по силам, где просят — с нежитью дерусь. А где не нужен вовсе — так там серебром за себя плачу, и оттого мне все едино рады бывают. Исходил я дорог немало, а потому, может статься, и кому из ваших родичей али друзей подсобить могу. Оттого за оправданием к вам обращаюсь, люди добрые: может, знает кто обо мне? Может, слово свое молвит? По двору растеклась тишина. Князь оглядел людей и гневно засопел. Больше никто не смотрел на пленника со злостью или ненавистью. Послышались тревожные шепотки: хотя вживую ведуна никто в здешних краях не видел, но слухи о таком странствующем богатыре дошли и сюда. А кто доселе не слыхал — ему рассказывали об этом прямо сейчас. — Ты лжешь! — вскочил князь и ткнул в сторону пленника крепко сжатым кулаком. — Чужим именем прикрыться пытаешься, колдун, души людские смущаешь! — Слушайте меня, жители города Юрьева! — заорал Середин во весь голос, понимая, что от того, услышат ли его люди, зависит его жизнь. — Клянусь Перуном, что я и есть ведун Олег, что с нежитью я завсегда боролся. Перуном клянусь, не причинял никогда вреда ни Милолике, невесте княжеской, ни еще хоть кому-нибудь в этом городе. Перуном клянусь, гостья княжеская Варна — колдуньей была и оговорила меня из черной колдовской злобы! Клянусь Перуном! Слышите меня, жители города Юрьева?! Я клянусь Перуном! И требую Перунова суда!!! Площадь мгновенно взревела от восторга. Руслан же, наоборот, побледнел. И было отчего. Середин один раз присутствовал на суде Перуна, в Гороховце, и хорошо представлял, что это такое: вынос истукана и привязывание к нему жертвы, обряд волхования, страшный гром и молнии, непрерывно бьющие в одно и то же место. Неужели кто-то в этом мире способен отказаться от подобного зрелища? Гороховецкого князя, кстати, Перун оправдал. А потому Олег, особых грехов за собой не помнящий, за исход представления ничуть не опасался. Здешний правитель, о чем-то недовольно переговоривший с боярами, кивнул стоявшему рядом с креслом дружиннику. Тот сбежал вниз, открыл клетку. Оттуда протиснулась между прутьями куница, начала скалиться и грозно порыкивать. Однако ратник не обратил на зверька никакого внимания, вытащил меч и быстрым движением срезал веревки, что удерживали руки пленника. Действительно, какой смысл держать связанным человека, который сам призвал на себя суд Перуна. Захочешь убежать — Перун все равно разыщет и испепелит своей молнией. Середин с облегчением поднялся на ноги, развернул плечи, сдернул с запястий остатки бечевы. — Ты хитер, колдун, — сквозь зубы признал князь, спустившийся с крыльца. — Вместо мучительной казни ты выбрал легкую смерть от стрелы Перуна. — А тебе не приходило в голову, Руслан, — ответил ведун, — что я всего-навсего могу оказаться невиновным? Или в твоем детинце правду говорить не принято? — Варна указала на тебя, — покачал головой князь. — Я не мог ошибиться. — Конечно, она указала на меня, — согласился ведун. — Ведь я не дал ей убить твою невесту. — Иноземка исчезла! Она отдала живот свой за здоровье моей невесты. — Надеюсь, она мертва. Я убил ее в тот миг, когда она собиралась истребить Милолику. — Один из вас лжет, — покачал головой князь. — Но Варна сгинула и не может высказаться в свою защиту. — Перун рассудит, Руслан, — пожал плечами Олег. — Сейчас будет суд, и тогда ты узнаешь все. — Тут что-то не так, — насупился правитель. — Ты слишком уверен. И мыслю я, ты задумал какой-то обман. — Разве можно обмануть бога? — удивился ведун. — Ступай за ворота, колдун, — кивнул князь. — Волхование пройдет не в святилище, а возле Перунова дуба. Сказывали, бог сам посадил его при рождении города, потому мы молимся дубу, а не идолу. Иди, я ужо послал ратников позвать волхва. Руслан был прав: Перунов дуб было трудно спутать с другим деревом. Широкий — и не обхватишь, — с массивной кроной, дуб нависал над ним, словно великан. — У лукоморья дуб зеленый… — пробормотал Олег, осматривая его. — Эй, чародей, прекрати колдовать! — прикрикнул князь. — Как скажешь, — покладисто кивнул ведун, не желая устраивать лишних инцидентов. Выходящий из города народ собирался поодаль, на пологом взгорке. Дружинники тоже держались в паре сотен шагов. Оно и понятно — кому охота попасть под случайную Перунову стрелу, когда начнется суд. Волхвы еще не появились, и зрители скучали. Правда, Руслан был уже здесь, пребывая в странном возбуждении. Вместе с князем подошли только двое ратников — довольно грубо уложили Середина на траву и привязали руки и ноги к колышкам, вбитым в землю. Правитель обошел распятого таким образом Олега и остался вполне доволен. Он вынул кинжал и походкой, исполненной достоинства, приблизился вплотную к ведуну. — Хочешь, я скажу тебе, колдун, чем кончится суд? — поинтересовался он. — Перун перережет тебе горло. Или проколет печень. Во всяком случае, тебя найдут именно таким. — Ты… Ты идешь против воли Перуна… — Ведун напряг руки, изогнулся всем телом — но веревки держали крепко. — Правильно, правильно, покрутись, — тихо рассмеялся князь. — Пусть все видят, что до самого моего ухода ты оставался жив. — Но… почему? — Потому, что я нашел виновного, колдун, — сообщил правитель Юрьева. — Это ты. Я обещал Варне, что убью тебя, если моя невеста очнется. Милолика проснулась. Значит, я должен убить тебя. Убить за то, что ты злой колдун, если это так. Либо убить потому, что я это обещал, если ты невиновен. Согласись, князь обязан выполнять свои клятвы. Слово князя дороже жизни какого-то там чародейчика. Ведь так? Олег не ответил. Он произносил заговор — шепотом, почти не разжимая губ. Огневики не любят лишнего шума. — Это тебе за волхва! С раскрытых ладоней ведуна сорвались два столба пламени, направленных прямо в светящиеся ликованием глаза князя. Но Середин недооценил противника, который воевал всю свою жизнь. Руслан ловко отскочил, и пламя только чуть лизнуло его по щеке. Заслышав вопль раненого князя, толпа повернулась к дубу. — Ты поплатишься за это, колдун… — прижал руку к щеке правитель. — Ты еще будешь молить меня о смерти.