– Пока, – вежливо ответила я. Намека он не понял. – А как тебя зовут? – Не твое дело. – Что, прямо так и зовут? – Да. А сокращенно – отвали! Я даже не боялась. После вампиров эти щенки мне казались смешными. – А я – Серега. Пива хочешь? Я решила промолчать. Может, отвянет? Не отвял. Наоборот. – А откуда у тебя такие шрамы? Нет, ну правда, как тебя зовут? Ты красивая! Вот на «красивой» я и сломалась. Повернулась и уставилась на парня холодным взглядом. Вообще-то он был красивый. Высокий, темноволосый, с яркими карими глазами. Вот только никто мне не был нужен. Только покой. Тишина и покой. – Пошел ты к черту! Оставь меня в покое! До парня не дошло. То ли привык считать себя неотразимым, то ли что-то еще, но он посмел положить мне на плечо потную лапу. Ладонь была горячей и жирной от какого-то крема. И я невольно вспомнила тонкие прохладные пальцы на своей коже. Даниэль… Единственный, кто имел право касаться моего тела. И каждое его прикосновение было особенным. Вампир относился ко мне, как я бы отнеслась к произведению искусства. А этот мачо… это ЧМО!!! Я передернулась от отвращения. – Ну ты че? Правда, как тебя зовут?! Я уже не могла сдерживаться. Еще чуть-чуть – и я ему зубами в горло вцеплюсь не хуже вампира. – Слушай, ты, альтернативно одаренный герой-любовник! Лапу прочь, пока не оторвала! Парень обалдел. Я не стала дожидаться, пока он выполнит приказ, стряхнула его конечность и кое-как начала запихивать вещи в сумку. Потом быстро надела короткую юбочку прямо на купальник и ушла с пляжа. Еще не хватало ввязываться в разборки с этими дурачками. А если уж честно – я их не боялась. Я себя боялась. Боялась того, что могу с ними сделать. В феврале – четыре, почти уже пять месяцев назад – я убила вампира. Перегрызла ему глотку, а потом просто отпустила на тот свет. А еще – пытала человека. То есть оборотня. Но тогда он был в человеческой форме. И я даже наслаждалась этой пыткой. А потом пила его кровь. И это дало мне столько силы, что я смогла впасть в транс. А в трансе я управляла животными. И тоже убивала. Да-да, убивала именно я. Какая, в сущности, разница – сама ты убиваешь или же ножом, пистолетом, веревкой… Или крысиными зубами. Я была чудовищем – и наслаждалась этим. Если у человека на одном плече сидит ангел, а на втором – дьявол, то в феврале мой личный дьявол вышел наружу, сорвался с цепи и овладел каждой клеточкой моего тела. А еще – разума и души. Я сделала то, от чего меня до сих пор мучают по ночам кошмары – все убитые мной приходят по очереди в мои сны. Но самое страшное другое. Они не упрекают. Они не винят меня в своей смерти. Они спрашивают: «Тебе понравилось, Юля? Хочешь еще?» И эта черная сторона моей души, та сторона, которую мы стараемся не выпускать наружу, которая облизывается при виде чужих страданий и орет в экстазе, когда видит чью-то смерть, радостно соглашается с ними. «Да! Хочу! Еще!» Даниэль был дьявольски прав, нарисовав половину меня в образе чудовища с человеческими глазами. Именно так оно на меня и смотрело. Все понимало, скалило зубы – и смеялось. «Хочешь еще, малышка?» А стоило обратиться к своей второй половине – и там на человеческом лице сверкали звериные глаза. Лицо было спокойным и чистым, я-человек любила жизнь и была добра к ней, а она ко мне, но стоило нам только разозлиться – и сверкали желтизной с прозеленью вокруг зрачка звериные глаза. «Кто посмел?!» Поэтому я и перестала спать по ночам. Я не знала, как объяснить подруге, что я не вампиров боюсь и не мертвецов, а самой себя! Своей собственной тьмы. И сейчас, когда этот сопляк положил руку мне на плечо, мне ужасно захотелось рвануться – и вцепиться в нее клыками. Ощутить на языке сладкий металлический привкус крови! Почувствовать, как хрустят под моими зубами тоненькие косточки. Посмотреть ему в глаза, ощутить в них смертную боль и древний, темный ужас – и медленно, но так, чтобы он все видел, впиться в его горло, до конца наслаждаясь его страхом, его кровью, его безнадежным бегством от смерти. Меня страшило именно это. И я старалась не допустить, нет, не выпустить из себя эту чертову тварь! Я боялась того, во что могу превратиться. Легко ведь сделать первый шаг. Еще легче – второй. Это как с наркотиками. Сигаретка с марихуаной? Запросто! Кокаин в золотой пудренице?! Да еще проще! А потом смотришь, для тебя уже и убойная доза героина – на один зубок! И сам не замечаешь, когда же это произошло. Когда ты перешел грань между человеком и наркоманом. А кем могу стать я? Не знаю. Но мне страшно. Я не могу стать наркоманкой. Я не могу стать алкоголичкой. Я слишком сильно люблю жизнь, чтобы убивать себя, пусть даже таким приятным способом. И слишком люблю своих родных, чтобы доставлять им такую боль. Но что будет, если я сорвусь с цепи, на которую посадила свою темную половину? Что-то мне подсказывает, что тогда все вампиры и оборотни захлебнутся от зависти слюной – и кровью, подбирая ошметки с моего пиршественного стола. А зверь все чаще выглядывает изнутри. И, когда я смотрю в оконное стекло по ночам, мне все чаще кажется, что с моего лица глядят его глаза. Раскосые, желтого цвета и с легкой прозеленью вокруг зрачка. Хищные – и в то же время всё понимающие. Жестокие – и нежные. Но в любом случае безжалостные. И прежде всего ко мне самой. Я мрачно стянула с себя мокрые пляжные трусы, но надеть сухие даже и не подумала. А, один черт! Нечего ко мне под юбку заглядывать! Да и некому. Одеться, что ли? Неохота! Лучше сделать кое-что другое. Я решительно нацепила на руки широкие браслеты из бисера, а на шею надела такой же воротник в тон. Бисероплетением я, кстати, занималась сама. Очень полезное занятие, особенно по ночам, когда все вокруг темное и противное, когда телевизор осточертел, книги кажутся пресными и тоскливыми, а попытка взять в руки кисти и краски заставляет корчиться от тоски и одиночества. Теперь все мои шрамы закрыты. Цветы бы еще на грудь – и будет гавайская девушка. Это меня немного позабавило, а удивленные взгляды военных курсантов, встретившихся по дороге, заставили почувствовать себя женщиной. И даже красивой. А это, согласитесь, всем и всегда приятно. В таком веселом настроении я и дошлепала до дома. Хорошо, что я жила недалеко от пляжа, можно пройтись по городу пешком. А вот в парадном все мое хорошее настроение резко улетучилось. Почему? А вот потому что! Прямо на полу, прислонившись к той самой вазе с вампирами, сидел очень хорошо мне знакомый и совсем не изменившийся за последние девять лет человек. Я узнала его с первого взгляда. Я узнала бы его из тысячи тысяч голубоглазых блондинов! Но на улице прошла бы мимо, не повернув головы. Не желаю иметь никаких дел с теми, кто предает и бросает! Никаких и никогда! Ненавижу предателей! На площадке, к которой я поднималась, оставляя за собой следы песка, сидел Станислав Евгеньевич Леоверенский. Братец мой! Сволочь блудная! Тварь! Скот! Интересно, зачем он явился? Правды о себе давно не слышал? Ну так сейчас услышит! И говорить я буду долго и громко. Сперва – словами. А потом… «Скормить падлу вампирам, – мягко шепнул голос зверя-из-зеркала. – А до того еще ногами попинать. Недельку, и с особым цинизмом. Не может быть, чтобы у Мечислава не нашлось ни одного хорошего палача». И в первый раз я подумала, что моя зверюга права. Братец окинул меня удивленным взглядом. Сперва он даже не узнал меня – это отражалось в его глазах, лице, улыбке. Так смотрят не на сестру, а просто на красивую и доступную девушку. Но потом в голубых (совсем как у мамы) глазах что-то мелькнуло. Тень узнавания? Тень памяти? Он приподнялся на локте и тихо спросил: – Юля? Я остановилась напротив него. – Юлия Евгеньевна Леоверенская, с вашего позволения. Вы ко мне? Чем обязана? Вот так! И никаких соплей! Интересно, на что ты рассчитывал?! Что я, узнав тебя, немедленно побегу закалывать жирного тельца? Кстати, терпеть не могу жирное мясо. А понятия «прощать» и «возлюблять» благополучно выдрали из моего лексикона еще в феврале. Так что будьте любезны, сэр, объяснитесь, мать вашу так и этак! Кажется, братик не ожидал такого холодного приема. Или он решил, что я его не узнала? Смешно! Во всяком случае, он поднялся на ноги и распахнул мне объятия. – Юля, ты не узнаешь меня? Это же я, Славка! Я посмотрела на него с откровенной насмешкой. – Да, вы – Станислав Евгеньевич Леоверенский. И что дальше? Год назад я бы бросилась ему на шею и была чертовски рада, что он наконец-то нашелся. Год назад я бы не дала ему сказать и слова! Я сразу потащила бы его к дедушке и маме! Но это было год назад. И тогда я была просто Юлей. Обычной студенткой биофака. Я бы и сейчас ею оставалась, но не получилось. Поэтому год назад я бы корчилась от умиления, а сейчас хладнокровно наблюдала за потугами моего брата изобразить родственную любовь и хладнокровно прикидывала, сколько проблем могу огрести из-за его приезда и что его вообще подвигло на этот поступок. Девять лет – это не девять дней. И даже не два года, за которые любого человека сгрызет тоска по родным. Так что же случилось, что братец решил меня навестить? И как это «что-то» может на мне отразиться? А еще страшнее – на маме с дедушкой. Я теперь никому не позволю их обидеть. Пасть порву, в лучшем случае. В худшем – для опознания не останется даже зубов и костей. Я с тех пор ни разу не пробовала управлять крысами, но что-то подсказывало мне: может и получи?ться. В случае острой необходимости. А куда уж острее? Брат растерянно мялся на площадке. Не знает, что ему делать и как реагировать? Отлично! Я добавила немного топлива в его неуверенность. – Вы так и не сказали, чем я обязана вашему визиту. Брат наконец сориентировался, сбросил маску братской любви и прищурился. – А вы сильно изменились, Юлия Евгеньевна. – За девять лет изменится любой человек, – парировала я. – Или уже десять прошло? Не думаю, что вы рассчитывали найти девятилетнюю сестру такой же, какой оставили. – Юлия Евгеньевна, я могу обращаться к вам просто по имени? – ехидно поинтересовался Славка. Я пожала плечами. – Вы этого не заслужили, но мне сейчас неохота с вами спорить. Что вам угодно? – Юля, нам надо серьезно поговорить. – Вам надо серьезно со мной поговорить? – я намеренно подчеркнула это «вам». Его проблемы меня не касаются. Со своими бы разобраться. А к деду братик не сунется. Дед в этом отношении гораздо хуже меня. И с него станется устроить братцу не только моральную, но и вполне физическую порку на виду у всего народа. И есть за что! Если за девять лет ты даже не позвонил ни разу, на что ты в итоге рассчитываешь?! Да тебя за одни мамины ночные рыдания надо вверх ногами подвесить над муравейником! И забыть там навечно. Сволочь! – Да, мне надо! – начал раздражаться братик. Устраивать словесную разборку на глазах у всего народа мне не хотелось. То есть сперва хотелось, но потом я быстро передумала. Мне здесь еще жить и жить, не стоит шокировать соседей своим знанием русского нелитературного и сволочным характером. Да и не дай бог до деда дойдет. Дом-то один. Поорать можно и в квартире. Тем более что у меня там полная звукоизоляция. Валентин парочку оборотней подогнал, и те все сделали. О, кстати говоря!.. Если дор-р-р-р-рогой блудный братик очень меня достанет, я просто позвоню тому же Валентину. Готова поспорить, что он с удовольствием спустит Славку с лестницы. И уронит по дороге пару раз. Предателей оборотень любит не больше, чем я. А ко мне очень хорошо относится. И вообще, какие счеты между друзьями? Я классически выдержала паузу, за время которой уши братца начали краснеть, и кивнула. – Я поговорю с вами. Славка замялся. – Юля, так получилось, я не один. – Неужели? – Ей плохо. Она больна. – Ей?