На улице была ночь, но в свете ртутных ламп под большим дубом она могла видеть его – его лицо, покрытое тенью листьев. Руки, бросившие камни прямо в ее окно, как будто он явился из фильма 1950-х годов, теперь лезли в передний карман джинсов. Он вытащил еще один камень, когда Ретта появилась в окне, и замахнулся. Она сказала Лотти, что ее позвала мама, и выключила телефон прежде, чем подруга начала с ней спорить. Затем подняла окно, высунула голову и прошептала: – Мне нельзя выйти наружу. Мои родители могут тебя увидеть. – Могу ли я войти? – прошептал он в ответ. – Как? – спросила Ретта. – У тебя есть лестница? В следующее мгновение он уже взбирался по шпалере для роз матери Ретты, подтягиваясь на руках и нащупывая точку опоры носками. Через минуту он был в трех футах от ее окна. – Можешь меня втащить? – спросил он, потянувшись одной рукой, а другой держась за шпалеру. – Ты серьезно? – ответила Ретта. – Я не смогу. – Я легче, чем выгляжу. Она вздохнула, высунулась из окна и потянула его. Он говорил правду. Он был легким, настолько легким, что ей показалось, что она втащила на подоконник тряпичную куклу. – Что с тобой? – спросила она. – Голодовка или что-то вроде того? – Нет, – ответил он. – Я просто хочу есть. Они сели на пол, и Тревор сложил ноги, как индийский гуру. – Так что ты здесь делаешь? – спросила Ретта, стараясь придать своему голосу официальность. – Я скучал по тебе, – ответил он. – Ты даже не знаешь меня. – Я тебя точно знаю, – сказал он. – Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, помнишь? – Вампир постучал по виску так же, как и в тот день, когда подвез ее. – Итак, ты читаешь мысли? – Немного, – ответил он. – Достаточно, чтобы узнать, что тебя интересовал вопрос, где я был всю неделю. – Всех интересовал вопрос, куда ты со своими друзьями исчез на прошлой неделе, – сказала Ретта. – Не льсти себе. – Но ты думала об этом больше, чем все остальные, – уточнил он. Ретта скорчила такую гримасу, как будто хотела сказать «ты такой глупый». – Ты должна признать это. – Хорошо, – согласилась она. – Может быть. – Лоретта, Лоретта, Лоретта, Лоретта, – повторял он, будто ее имя было музыкой. – Что? – Я думал о твоем имени. У тебя есть прозвище? – Нет, – ответила она. – И совсем никто не называет тебя Ло? Она отрицательно покачала головой. – Тогда я буду тебя так называть. Ло. – Лоретта звучит вполне нормально. – Но Ло намного лучше. Ты разве это не чувствуешь? – Чувствую что? – Ло – это печаль. Страдание. – Не чувствую, – ответила Ретта. – Нет. – Тебе просто не нравится чувствовать, – сказал он. Потом встал и подошел к зеркалу, прихорашивая свой ирокез, который на самом деле был не так уж неуместен. – Тебе не нравится испытывать эмоции, потому что они причиняют тебе боль, – сказал он. – Ты притупляешь свои чувства. Но ты чувствуешь больше, чем когда-либо могла позволить себе это узнать. – Ладно, Тревор, – сказала Ретта. – Что я чувствую прямо сейчас? – Ты хочешь вырваться из этого города. Ты чувствуешь, что ждешь, когда что-то произойдет, когда кто-то скажет тебе, чего ты хочешь. Ты чувствуешь все это и даже больше. Ты много испытываешь, Ло, – ответил он. – Ты так много чувствуешь. Ретта посмотрела на ковер и ничего не сказала. Он отошел от зеркала и приблизился к ней, его красные «конверсы» попали в поле ее зрения. Она подняла глаза и моргнула, не зная, сердиться ли ей или наоборот чувствовать облегчение, что он все это сказал. Он все это знал. – Я могу помочь, – предложил он. – Мы можем помочь друг другу. – Как? – Я могу кое-что у тебя забрать, если ты позволишь. – Забрать что? – Некоторые чувства. – Знаешь, – сказала Ретта, – я была очень терпимой и учитывала ваше положение, но в данный момент нужно сказать, что я никогда не верила тебе и твоим друзьям. Ни старухе с Си-Эн-Эн, ни библиотекарше, ни слепому музыканту в центре города. Он сел напротив нее и сказал: – Позволь я покажу тебе. – На самом-то деле, Тревор, – запротестовала Ретта, но следующие ее слова удивили даже ее: – Хорошо, конечно. Покажи. Он потянулся и схватил ее руки, лежавшие на коленях; его пальцы, щекоча, скользнули по ее ладоням. Потом вампир закрыл глаза, и Ретта почувствовала, как что-то движется внутри нее, перемещая органы, и вращаясь. Она дрожала. Затем это было у нее в груди. Девушка пыталась сказать: «В конце концов, может, это не то, чем я хочу заниматься», – но не смогла. К тому моменту это было уже у нее в горле. Она сглотнула, пытаясь проглотить, что бы это ни было. Затем она открыла рот и начала пыхтеть и сопеть. Слезы выступили на ее лице, а затем скатились по щекам. Она не могла их остановить. Ретта также не могла забрать у него свои руки, хотя Тревор едва держал их. Ее словно заклинило, она отрывисто дышала и хныкала. Затем вампир открыл глаза, облизал губы и сказал: – Спасибо. Девушка убрала от него руки, вытерла слезы и встала, едва не свалившись. Равновесие будто покинуло ее. Сначала комната закружилась, а затем постепенно остановилась. Она чувствовала, что может подняться с пола, подойти к окну и взлететь в небо, если захочет. – Я думаю, тебе нужно уйти, – сказала она вампиру. – Теперь я не смогу спуститься по этой шпалере, – ответил Тревор. Он встал, снова сунул руки в карманы; в этот момент он был слегка застенчивым. – Сейчас я наелся досыта, – сказал он. – Шпалера, вероятно, не выдержит меня. Ретта ответила, что он сможет уйти, как только ее родители уснут. Вампир заверил ее, что уйдет так же тихо, как и вошел. – Где ты был на прошлой неделе? – спросила Ретта. – В школе, – ответил он. – Я не хожу в твою школу. Я не живу в твоем городе. Я из соседнего города. – Тамошние люди знают, что ты вампир? – Да, – ответил Тревор. – Но там довольно свободно в этом плане. Нет никаких проблем. – Теперь я стану вампиром, потому что ты питался мной? – уточнила она, потому что хотела это знать. – Нет, – ответил Тревор. – Вампирами не становятся, ими рождаются. – Я не смогу стать вампиром, даже если захочу? – Не думаю. Нет. – Какая утрата, – сказала Ретта. – Какая утрата прекрасного культурного образа. На следующий день Лотти заявила: