– На днях или раньше, – спокойно ответил капитан. Больница Архангела Гавриила располагалась в северной части Петербурга, на углу проспектов Культуры и Просвещения. Мало кто из местных жителей не шутил по поводу этих названий. Наверное, в Северной столице нет места более далекого как от культуры, так и от просвещения, да и вообще, случайно оказавшись в этих местах, трудно поверить, что ты находишься в Петербурге. Когда Вета выбралась из маршрутки возле ворот больницы, на солнце набежала чернильно-темная туча, налетел порыв ветра, и на асфальт упали первые тяжелые капли дождя. Вета пожалела, что не захватила зонт, хотя свекровь и советовала ей это сделать, прибавила шагу и успела дойти до дверей больницы, когда хлынул серьезный ливень. В холле толпилось множество посетителей, здесь же болтались нетяжелые больные. Долговязый мужчина на костылях, в синей полосатой пижаме флиртовал с симпатичной медсестрой, тетка средних лет воспитывала двадцатилетнего парня в гипсе. Вета протолкалась к окошку справочной, назвала имя и отчество Анны Мефодьевны. Сестра в окошечке поглядела в экран компьютера и сообщила номер палаты. – Сменную обувь нужно! – сообщила она под конец. Вета вспомнила огромные шлепанцы, которые выдавала гостям Мефодьевна, и подумала, что жизнь любит устраивать такие повторы и совпадения. В гардеробе она купила за пять рублей голубые полиэтиленовые бахилы и отправилась на третий этаж, где располагалось нужное ей отделение. Дверь отделения была широко открыта, на дежурном посту никого не было. Вета нашла нужную палату, вошла внутрь. Палата была большая, в ней помещалось десятка полтора коек, на которых лежали и сидели женщины разного возраста. Среди них Вета с немалым трудом нашла Мефодьевну, подошла к ее койке. Старуха лежала с закрытыми глазами, голова ее была забинтована, из локтя резиновая трубочка бежала к стойке капельницы. Ни один мускул не шевелился на ее лице, и Вета уже испугалась, что опоздала, но тут заметила, что клетчатое больничное одеяло на груди старухи чуть заметно приподнимается в ритме дыхания. – Помирает бабушка твоя! – с осуждением проговорила полная старуха, полусидевшая на соседней кровати. – Батюшку бы ей надо. Вета нашла стул, села в изголовье кровати и положила ладонь на руку Мефодьевны. Неожиданно веки старухи дрогнули, по лицу пробежала мучительная судорога, и Мефодьевна открыла глаза. – Змею надо повернуть! – проговорила она довольно отчетливо. – Что? – удивленно переспросила Вета. – Какую змею? Она подумала, что старуха бредит. Мефодьевна еще что-то проговорила, но совсем неразборчиво. Потом на ее лице проступило выражение ужасной усталости, и глаза закрылись. Вета огляделась, она подумала, что нужно найти врача. Но тут старуха снова открыла глаза, взглянула на нее ясно и внимательно и едва слышно прошелестела: – Пригнись пониже!.. Вета послушно склонилась, поднесла самое ухо к пергаментным губам старухи. – Змею надо повернуть! – повторила Мефодьевна отчетливым, напряженным шепотом. – В кабинете у него змея зеленая. Повернуть ее надо… там у него что-то спрятано… важное что-то… Он мне перед смертью сказал… Вета безуспешно вслушивалась, но больше ничего не слышала, кроме прерывистого хриплого дыхания. Она отстранилась от старухи и увидела, что та снова лежит с закрытыми глазами, почти не подавая признаков жизни. Что это было? Предсмертный бред? Или вообще ей померещился этот бессмысленный шепот? Впрочем, такой ли уж бессмысленный? Теперь Вета вспомнила, что в кабинете у Глеба Николаевича стояло старинное бюро с отделанной малахитом крышкой. Эту крышку украшала бронзовая фигурка, наполовину женская, наполовину змеиная. Бронза от старости тоже позеленела. Покойный профессор называл эту фигурку Хозяйкой Медной горы… Очень может быть, что у него в этом бюро был тайник. И Мефодьевна права – нужно этот тайник проверить, в нем Глеб Николаевич мог хранить что-то важное… – Батюшку ей надо! – вторглась в Ветины мысли соседка Мефодьевны по палате. – И рубаху надо чистую, не в этой же помирать! Вета взглянула на Мефодьевну. Та была одета в застиранную казенную рубашку с черным больничным штампом на груди. И правда, нужно принести ей из дома чистую одежду. Умирает она или нет, но Мефодьевна всегда была аккуратна и чистоплотна, и ей наверняка неприятно лежать в чужом. Вета встала и хотела уйти, но в это время в палату вошла женщина-врач в голубом крахмальном халате, с озабоченным и строгим лицом. – Вы – родственница Руслановой? – спросила она у Веты строгим, неодобрительным голосом. – Чья? – переспросила Вета растерянно, но тут же вспомнила, что Мефодьевна и правда была однофамилицей знаменитой певицы военного времени. – Ну, не совсем родственница… – проговорила она неуверенно. – Так вот, не совсем родственница, полис надо принести! Причем как можно скорее! – Полис? Какой полис? – переспросила Вета. Она сегодня как-то медленно соображала. – Ну да, страховой полис! Надеюсь, вы знаете, что это такое? А то доставили ее без полиса, без вещей, как лицо бомж… скажите спасибо, что мы ее вообще приняли! – Я принесу! – торопливо уверила Вета врача. – Я обязательно найду ее полис. А как вообще она… Вета не договорила фразу – она не решалась прямо спросить, действительно ли Мефодьевна умирает. – Трудно сказать… – Раздражение ушло из голоса врача, из ее взгляда, она была теперь просто усталой, замотанной, невыспавшейся женщиной. – Трудно сказать, потеря крови небольшая, но у нее черепно-мозговая травма, а это непредсказуемо. По-всякому может повернуться. С другой стороны, сердце очень здоровое, так что шансы есть. В общем, сейчас главное для нее – покой… – Покой… – повторила Вета. Она вспомнила тревожный, озабоченный взгляд Мефодьевны, хриплый, взволнованный шепот… нет, как раз чего-чего, а покоя в душе у старухи не было! Не было покоя и у Веты, потому что со всеми событиями нынешнего утра на работу она попала только после обеда. За что получила легкий выговор от начальства и пару косых взглядов от сослуживицы Ларисы, которой пришлось проводить вместо Веты экскурсию для толпы шестиклассников. Дети шумели, толкались, хихикали и совершенно не интересовались историей водопровода. Вета в глубине души Лариску хорошо понимала. День потек своим чередом, и Вета выбросила из головы на время все мысли о странном ограблении квартиры профессора Сперанского. Она подумает об этом позже. Потому что подумать следовало. И Вета невольно задумалась, когда пила чай в закутке за шкафом. Кто мог ограбить покойного профессора? Тот, кому нужны были книги… Но кому они, черт возьми, могли понадобиться? Ведь всем известно, что там только научные труды! Ну было, конечно, несколько старинных антикварных книг, Вета сама видела. Ну так и взяли бы их, чем такую прорву литературы тащить! Как ни крути, а ответа на этот вопрос у Веты нет. Тогда спросим, как была ограблена квартира профессора? У милиции все просто – старуха в маразме, открыла дверь кому ни попадя, дали ей по голове и вынесли книги. Угу, на руках, по лестнице, это сколько же раз нужно подняться и спуститься? Лифт в доме есть, но старый, очень тесный, туда два человека еле втиснутся, да еще он все время ломается. Этот капитан Островой просто не представляет, какое количество книг было в библиотеке профессора Сперанского. То есть обязательно бы кто-нибудь из соседей услышал шум, выглянул на площадку. С другой стороны, ну выносят книги, соседи же знают, что профессор умер… тут и мебель понесут – никто не удивится. А вот как грабители попали в квартиру? Вета готова прозакладывать собственную плохо соображающую голову, что Мефодьевна им двери не открывала. Ну не могла она этого сделать ночью, даже если скажут, что милиция или «Скорая помощь»! Вот если бы пожар… Хотя, если бы орали: «Пожар!» – эта противная тетка, соседка, тоже бы всполошилась. А она ничего не слышала. Следов взлома не было, такую дверь не сломать, ее даже лом не возьмет, и попасть в квартиру с отмычками или ключами тоже никак нельзя – замок-то ключ откроет, а вот стальной полуметровый крюк только изнутри можно откинуть. – Ветка, ты чего? – Оказывается, Лариса уже давно стояла у стола и тормошила Вету. – Уставилась в одну точку и замерла! Даже страшно стало, может, на тебя столбняк напал? – Мысли разные одолели, – вздохнула Вета, – покоя не дают… – Ты не думай, – с неожиданным сочувствием заговорила Лариса, – не стоят они наших слез! – Да я и не плачу вовсе… – удивилась Вета. – Это правильно! – горячо согласилась Лариса. – Слезами горю не поможешь! Надо принять решение и отрубить сразу, одним махом! Так гораздо легче! – Ты о чем? – Вета поставила чашку с остывшим чаем и уставилась на Ларису. – Какое решение? – Ну как же… – Ларка вдруг смутилась и отвела глаза, – ты же… у тебя же… – Девочки! – В закуток заглянула их бессменная директриса. – Вы долго лясы точить будете? Иветта, я на вас просто удивляюсь, что стало с человеком? Была такая дисциплинированная и ответственная сотрудница, а теперь опаздываете на работу, чаевничаете по часу, болтаете. Что с вами происходит, Иветта? – У меня обстоятельства, – сказала Вета, – извините, у меня… И в этот момент погас свет. Они не оказались в полной темноте, потому что на улице было еще светло – пятый час всего. Лариска бросилась раздергивать тяжелые пыльные портьеры, директриса начала звонить в аварийную. А Вета пошла в зал, чтобы успокоить посетителей. Хотя там никого не было. Директриса выяснила, что свет погас во всем квартале и дадут его не раньше чем через два часа. – Ой, а можно мне тогда пораньше уйти? – обрадовалась Вета. – Мне в больницу надо! – Иветта Вячеславовна! – От возмущения директриса покраснела и начала пыхтеть, как голодный еж. – Что вы себе позволяете? Вы пришли сегодня позже, так оставайтесь и ждите, когда дадут свет, чтобы сигнализацию включить! – Ларисочка… – взмолилась Вета, – мне очень нужно уйти! – Хорошо, – Лариса неожиданно для Веты легко согласилась, – иди, я посижу. Убегая, Вета видела, как Лариса что-то шепчет директрисе на ухо, опасливо оглядываясь по сторонам, но не придала этому значения.