– Это вам так кажется. У судьбы свои планы. – Мадам снова просканировала меня глазами. – Я все-таки попытаюсь вас переубедить. Оставайтесь на ночь. Сыграем в небольшую игру. И если к утру вы не откажетесь от затеи с книгой, то я назову имя покупателя. Oui? [54] Мне стало любопытно, о какой «небольшой игре» идет речь. – Возможно, – ответила я уклончиво. Женщины переглянулись. Кэрри-Энн подняла брови. Кэт просияла. – Вы все увлекаетесь магией? – Oui, – ответила Кэт. – Однако сначала пришлось научиться технике безопасности. Мадам не зря сравнила магию с огнем: может согреть, а может вмиг спалить дотла!.. – Она изобразила руками развеивающийся дым. Хозяйка замка кивнула Кэт; та сняла с шеи золотую подвеску, оказавшуюся медальоном, и протянула мне. – В двадцать пять я родила дочь. Она была само совершенство. Взгляни сама. Внутри я увидела две фотографии: младенца и девочки лет двенадцати. Малышка в самом деле напоминала ангелочка. А девочка-подросток с пустыми, ничего не выражающими глазами выглядела худой и апатичной. Даже ее каштановые волосы казались тусклыми и безжизненными. Судя по всему, последний снимок сделали на больничной койке. – Чудесная малышка, – согласилась я. – Что с ней случилось? Она заболела? – Рак. Метастазы в мозге, крови – везде. Даже в костях. Словами не передать, что чувствует мать, слыша крики своего ребенка. Она готова пойти на все, чтобы облегчить его страдания. Другие женщины сочувственно кивнули. При этом выражение лиц у всех было разным: у мадам М. – безмятежным и неожиданно суровым; у Кэрри-Энн – печальным и немного сердитым; Мод выглядела отрешенной. Очевидно, каждой довелось испытать подобное тому, что пережили мы с Кэт: чудовищную потерю, которая рушит твой мир и полностью меняет личность. И даже слова приобретают совсем иной смысл. – Вскоре мы практически поселились в больнице, – продолжала Кэт. – Ее отец ушел – не смог этого больше выносить. А друзья… просто испарились. У меня оставалась только мать. Потом я и ее потеряла. Сердечный приступ. И года не прошло, как моя девочка ушла вслед за ней. Мама и дочка были для меня всем. Я не хотела без них жить. – Однако все еще живете. – Ее горе было несоизмеримо страшнее моего, и все же она справилась. Невероятная сила духа!.. – Благодаря мадам, – улыбнулась Кэт. – Она спасла меня. Но это длинная история… – Нам некуда спешить, – сказала мадам ласково, но твердо. И мы услышали окончание рассказа. – После смерти мамы и дочери я, словно одержимая, стала искать возможность с ними связаться. Меня ужасно злило, что они оставили меня одну, а сами ушли куда-то вместе. Я не могла их простить – и в то же время хотела, чтобы мы воссоединились. Поэтому начала ходить по экстрасенсам в надежде наладить некий контакт. Большинство из них были шарлатанами, но попадались и люди с реальными способностями. Увы, никому так и не удалось связаться ни с Мари – моей мамой, – ни с дочкой, Мишель. Тоска сменилась гневом. Я проклинала Бога за то, что отнял их у меня. Вся жизнь рухнула, и я осталась совсем одна среди руин. Даже смерть не спешила за мной приходить. Если б не страх оказаться разлученной с дочкой и на том свете, я точно покончила бы с собой. Меня охватила ненависть: к отцу Мишель, к предавшим нас приятелям, к врачам… Место религии в моем сердце заняла черная магия. По ночам я разъезжала по кладбищам, чтобы набрать могильной земли, искала особые травы, жгла свечи, надеясь с помощью заговоров уничтожить своих обидчиков. Так прошло десять лет. Я превратилась в настоящее чудовище. Отказываясь прощать, я сама совершала непростительные вещи. – И они сработали? – спросила я. – Ваши заговоры? – Mais oui… [55] Однако это не принесло мне счастья. А потом я познакомилась с мадам. – Лицо Кэт прояснилось. – Все говорили, что в магии ей нет равных. У меня долго не получалось наложить заклятие на отца Мишель: он чах с каждым днем, но никак не хотел умирать. Через общих знакомых мне удалось договориться о встрече с мадам. До сих пор помню ее слова: «Я могу подсказать, как убить этого мужчину. Возможно, он действительно заслуживает смерти. Только вот ты достойна лучшей участи, чем стать убийцей». Благодаря ей я поняла: есть вещи, ради которых стоит жить. – Какие, например? – Духовность. Удовольствие. Любовь. Впечатления. Другие люди. Красота… Потеря любимой семьи казалась невосполнимой. Зациклившись на прошлом, я перестала замечать настоящее. Но жизнь прекрасна во всей своей полноте, и надо радоваться возможности любить, чувствовать, дышать. Non?[56] Я пожала плечами. Несомненно, последние несколько дней были потрясающими. Но они не могли компенсировать годы беспросветного отчаяния. Черной магией я, конечно, не занималась, однако не раз посылала проклятия на головы докторов, старых друзей и коллег-писателей. Если книга не отыщется, мне придется вернуться к прежней жизни. Лукас, как бы сильно я ему ни нравилась, вряд ли готов лицезреть кормление через трубочку и регулярную смену подгузников. Возможно, на пару недель его хватит, но потом меня вновь ожидают одинокие ночи в холодной постели. В душе возникла волна паники. Не желая ей поддаваться, я подняла глаза. Мадам наблюдала за мной с лучезарной улыбкой. – Мы все же попробуем вас убедить. Я огляделась. Несколько пар глаз смотрели на меня – игриво, с любопытством, в предвкушении. Интересно, что она имела в виду? Если честно, мне и самой хотелось остаться: когда еще выпадет возможность погостить в подобном месте! Уехать всегда успею. К тому же никто, кроме хозяйки замка, не знал, где сейчас книга. – Так и быть, – сказала я, – останусь. Глава 22 После обеда Мод с мадам отправились в противоположное крыло замка, чтобы «поработать», а Кэт и Кэрри-Энн решили провести для меня небольшую экскурсию. Мы начали осмотр снаружи. Позади дома находился огромный бассейн, выложенный голубым кафелем, и небольшой аптекарский огород по обе стороны от него. Кроме привычных базилика и тимьяна там росли дурман и белена, о которых я лишь читала, но ни разу не видела. Далее до самого леса шел фруктовый сад и грядки с овощами. Кэрри-Энн говорила по-французски, а Кэт по мере надобности переводила. Обойдя сад, мы завернули за дом. – Давайте покормим лошадей! – предложила Кэт, нарвав охапку травы. Мы прошли на конюшню. В двух стойлах из шести находились лошади, два оказались пустыми, а в последних были двое мужчин в масках и латексных костюмах – те самые, что везли карету. Один из них читал, лежа на полу, второй драил стойло щеткой, то и дело макая ее в ведро с водой. Подойдя к лежащему «человеку-коню», Кэрри-Энн начала громко его отчитывать на французском. Тот моментально вскочил, раболепно склонив голову. Продолжая ругаться, она сняла со стены хлыст и, заставив «раба» опуститься на четвереньки, несколько раз ударила его по спине. Кэт в это время кормила травой настоящих лошадей. Я погладила жеребца темно-гнедой масти с черными хвостом и гривой. Он посмотрел большими карими глазами и ткнулся мордой мне в руку: мол, погладь меня еще. Оставив в покое человека-коня, Кэрри-Энн подошла к нам и что-то сказала. – Она спрашивает, умеешь ли ты ездить верхом, – перевела Кэт. – Когда-то умела, – ответила я. Мама была отличной наездницей, и научила меня неплохо держаться в седле. Мы жили практически в нищете – как только появлялся лишний доллар, папаша-алкоголик тут же вкладывался в очередное «выгодное дельце» и в итоге вгонял нас в еще большие долги. Но мама жить не могла без лошадей: по воскресеньям она обычно нанималась убирать какую-нибудь конюшню ради возможности иногда прокатиться верхом, и частенько брала меня с собой. – D’accord[57], – улыбнулась Кэт. – Значит, прокатимся. Кэри-Энн снова крикнула что-то на-французском: люди-кони подошли, чтобы оседлать настоящих лошадей и подсадить нас. Я взобралась на гнедого жеребца. После стольких лет перерыва меня вновь охватило острое, возбуждающее чувство опасности: никогда не знаешь, что взбредет в голову животному, которое весит на пару сотен килограмм больше тебя. Подруги сели вдвоем на другую лошадь: крупная кобыла паломино[58] без труда везла их легкие фигурки. Мышечная память не подвела: руки сами вспомнили, как работать поводьями, ноги тут же принялись подталкивать скакуна. От него уютно пахло детством. И мамой. Ей так и не удалось вырваться из скучной, никчемной жизни – всегда что-то мешало. Собственная неуверенность, муж-неудачник, любовь ко мне. Как всякая хорошая мать, она хотела, чтобы я жила по-другому – ярче, счастливее. Лучше нее. Чтобы у меня были не только деньги на путешествия и хорошие машины, но то, что нельзя купить: любовь близких, возможность следовать за мечтой и сердце, не знающее горечи разочарований. Все, чего родители дать не смогли. Мы въехали в лес. Солнце клонилось к закату, и стало довольно прохладно. Над головой кружил ястреб, на деревьях щебетали пересмешники. Лошади вели себя безупречно и прекрасно ориентировались в хитросплетении тропинок. Вскоре Кэрри-Энн что-то сказала на французском, и Кэт перевела: – Кэрри-Энн спрашивает, не хочешь ли ты услышать ее историю. – Очень, – призналась я. Последовал неспешный рассказ в переводе. – Мою жену, Джиллиан, убили. Не буду вдаваться в подробности. Это сделал один отморозок. Такое случается сплошь и рядом, oui?.. Как и ты, я потеряла всякий интерес к жизни. Пила, принимала наркотики. Ходила к психиатрам, которые выписывали антидепрессанты. Однако ничего не помогало – мне становилось только хуже. Вместо того чтобы посочувствовать, друзья и близкие начали шарахаться от меня как от чумной, будто я сама во всем виновата! Твердили, что я еще обязательно стану счастливой. Жаль, никто не научил как. «Ты встретишь кого-нибудь другого», – самое последнее, что хочет услышать безутешная вдова. Тропинка виляла между раскидистыми вековыми дубами – нам пришлось пригнуться, чтобы не удариться о ветки. Лошади, как по команде, синхронно замедлили шаг. – В итоге я попала в больницу, а оттуда – в реабилитационный центр. Мне удалось завязать с алкоголем. Хотя, как истинная француженка, могу иногда позволить себе бокал вина. Не более. Тогда я и осознала, что все эти годы занималась саморазрушением. Все, что так любила во мне Джиллиан, растворилось в алкогольных парах. Я начала ездить по ретритам в поисках гуру и духовных учителей. Однако ни один из них не говорил со мной о Джиллиан, о боли потери. Они обесценивали мои чувства и выносили крайне поверхностные суждения. «Отпусти прошлое и живи дальше» – вот и вся их премудрость. И никто не давал конкретных советов: как отпустить? Как смириться с несправедливостью этого мира?.. «Ты обязательно кого-нибудь найдешь». Да пошли вы! Я уже нашла. На кладбище. Мне почему-то стало смешно. Подруги тоже рассмеялись. Видимо, все мы были со странностями. – А потом я встретила мадам – на вечеринке у общего знакомого в Париже. Помню, она подошла и сказала: «Я слышала про твою жену. Ужасная трагедия. Как ты справляешься»? Вот так просто! Никто больше не догадался об этом спросить. Запомни, Лили, настоящая магия живет в словах!.. Мадам задала еще несколько вопросов: посадили ли убийцу, как я себя чувствую, как отреагировала семья Джиллиан… Мы проговорили весь вечер напролет. Через некоторое время я приехала сюда и начала участвовать в ее ритуалах – как и все мы. И в конце концов смогла отпустить прошлое. Хотя память о любимой по-прежнему живет в сердце. – Как тебе удалось? – Единого рецепта не существует. Суть одна: начать заново. Твоя прежняя личность, прежняя жизнь остались в прошлом. Их больше нет. Конечно, это печально – ведь ты теряешь человека, которого когда-то любили дорогие тебе люди. И это горькая потеря. Но мадам помогла мне обрести себя нынешнюю. Понять, кто эта новая женщина, на долю которой выпало столько страданий и боли. Теперь мое предназначение – помогать другим. Оно наполняет мою жизнь смыслом. До гибели жены я работала в сфере финансов. Деньги, деньги, деньги – всё ради личного обогащения. Скукотища! Только Джиллиан делала меня по-настоящему счастливой. Позже мы с мадам основали небольшой благотворительный фонд для помощи женщинам, любившим друг друга, но не нашедшим поддержки в собственных семьях. Как ни странно, родственники Джиллиан, когда-то наотрез отказавшиеся меня принимать, стали нашими главными спонсорами. И ежедневно дарят незнакомым молодым женщинам то, чего она была лишена, – любовь и принятие. Им удалось полностью поменять мировоззрение! – Разве от этого легче? – возразила я. – Никакие добрые поступки не перечеркнут то зло, которое эти люди вам причинили. Новая жизнь не возместит потерю старой. Кэт перевела. – Ты права, – согласилась Кэрри-Энн. – Прошлого не воротишь. Остается лишь принять его и жить дальше. Бессмысленно сожалеть об утраченном, но можно создать что-то новое. Другого способа вновь обрести счастье не существует. Ее глаза светились решительностью и мольбой. – Потери меняют нас, – продолжила переводить Кэт. – Но поверь, ты еще можешь быть счастливой. Конечно, боль останется с тобой навсегда. Однако если начнешь с чистого листа, сохраняя в душе память о прошлом, радость снова войдет в твою жизнь. Глядя на танцующие в молодой листве солнечные блики, я почти ей поверила. Когда мы вернулись в конюшню, люди-кони помогли нам спешиться и увели лошадей. Ноги гудели, но это была приятная усталость. На улице похолодало, и наша троица направилась к дому. Скинув одежду на лужайке, Кэрри-Энн нырнула в бассейн, а мы с Кэт зашли в замок через кухонную дверь. – Пойдем покажу тебе дом, – предложила Кэт. – Дальние предки мадам построили его где-то в шестнадцатом веке. С тех пор он принадлежит ее семье. Как видишь, кухня сохранилась практически в первозданном виде. Далее мы проследовали в уже знакомую мне столовую, а оттуда – в бальную залу и библиотеку, где я полчаса любовалась семейными реликвиями в старинных переплетах и современными книгами эротического жанра. Отведенная мне гостевая комната располагалась наверху. По дороге к лестнице я заглянула в открытую дверь огромной пустой комнаты, оклеенной мрачными обоями: на бархатистой поверхности сплетались в причудливый узор черные розы и стебли винограда.