Позади хлопнула дверь квартиры Стрельцовой, и я понял, что момент истины упущен. Больше я сюда никогда не вернусь по своей воле. Незачем портить жизнь молодой девушки своим обществом и воспоминаниями, которые она успела уже позабыть. Все должно остаться в прошлом… Дверца лифта медленно закрывалась, отрезая меня от того единственного светлого, что было в моей жизни. Но я убеждал себя, что если я и дальше хочу оставить его неоскверненным, то должен убраться подальше и никогда больше не отсвечивать поблизости. Такова была цена… *** Прикрыв за собой дверь, Виктория ненадолго замешкалась, прежде чем вернуться в квартиру. Чем-то этот дедушка показался ей неуловимо знакомым. Что-то его облик затронул в ее душе щемяще приятное и ностальгическое. Но что именно в чертах странного визитера настраивало девушку на такой лад, она не могла понять. Но эта его фраза… «Здравствуй, Вика… снова…» Шальная догадка, которая просто не могла воплотиться в реальности, пронзила мозг Стрельцовой и навязчиво в нем засела. Нет-нет-нет, что за глупости? Этого просто не может быть. Мертвые не могут восстать… Додумать Вика не успела, потому что споткнулась на этой мысли. Или все-таки могут? Слухи о восстании бунтовщиков годовалой давности ходили самые разнообразные, и в сети по-прежнему было великое множество видеофайлов, поверить в реальность кадров которых в здравом уме просто невозможно… они больше подходили для голливудского блокбастера о начале зомби-апокалипсиса. Хоть многие видные эксперты и пытались оспаривать если не реальность этих кадров, то их мистическую природу, но не очень-то это у них выходило. Слишком уж бледными выглядели их объяснения. Так что, может, мертвецы действительно могли вернуться в наш мир? А если так, мог ли и он… – Вика, ну ты где застряла? – Донесся до нее с кухни нетерпеливый возглас кого-то из приглашенных гостей. Сегодня у нее дома проходило застолье, приехала даже Алина, было бы не очень красиво заставлять гостей ждать… – Подождите, я скоро! – Стрельцова выкрикнула эти слова уже на ходу, снова отпирая дверь. Гости никуда не денутся, а вот если этот таинственный призрак прошлого сейчас уйдет, ответа на свой вопрос она никогда уже не получит. Выбежав в подъезд, девушка тут же рванула к лифту чтобы увидеть, что одна из кабинок едет вниз, и уже спустилась на три этажа. Это наверняка он! Понимая, что дожидаться второго лифта и ехать вслед будет слишком долго, Вика со всех ног припустила к лестнице. Едва не снеся дверь с петель, она просто вылетела на лестничную клетку и, с трудом устояв на ногах, кинулась вниз, развивая максимально возможную для нее скорость. Она перепрыгивала по три-четыре ступеньки за раз, молясь только том, чтобы не навернуться и не переломать себе ноги. Но даже так она бы все равно продолжила ползти. Она наверняка тогда бы опоздала, но зато была б уверена, что сделала все, что от нее зависит. К счастью, все обошлось, и Вика благополучно добралась до первого этажа. Взъерошенная, тяжело дышащая и раскрасневшаяся, но целеустремленная и непреклонная. Она и не надеялась обогнать лифт, который, к тому же, еще и уехал раньше, но девушка рассчитывала хотя бы застать его пассажира… И расчет оправдался. Она как раз успела увидеть худую спину недавнего визитера, мелькнувшую в другом конце длинного фойе. Ну, теперь-то ты никуда от меня не уйдешь… *** Я вышел из подъезда, провожаемый слегка озадаченным взглядом консьержа. Коробки от пицц по-прежнему были со мной, и это не могло укрыться от подозрительного работника, однако он не стал меня останавливать и приставать с расспросами. В конце концов, я ведь просто позвонил в одну из дверей и сразу же убрался прочь. Полагаю, охрана жилого комплекса по камерам прекрасно могла это видеть. Сложив пополам картон и выбросив свою ношу в урну у самой двери, я неспешно побрел, куда глаза глядят. У меня оставалось еще одно недоделанное дело – убедиться в том, что Древний не восстанет из своей могилы, как восстал я. Но чтобы добраться до него, мне определенно нужен был транспорт и деньги, так что я стал напрягать память, пытаясь припомнить хотя бы пару тайников с наличными, сделанные Золотой Десяткой. Когда я отошел от дома уже метров на тридцать и успел даже наметить основные ориентиры для своих дальнейших действий, позади меня раздался звучный металлический удар, словно кто-то распахнул дверь с ноги, а следом за ним пронзительный женский крик: «Стой!» И я действительно замер, потому что узнал её голос. Я медленно оборачивался, отказываясь верить в реальность происходящего, и глядел на то, как ко мне со всех ног несется Вика. Мир для меня перестал существовать, сжавшись до одного единственного человека. Той самой длинноволосой девушки, чей образ часто мелькал в моем воспаленном сознании, ненадолго прогоняя черные мысли и спасая от преждевременного безумия. Она все-таки узнала… Моя уверенность в том, что для всех будет лучше, если я исчезну из ее жизни, лопнула, как мыльный пузырь и разлетелась радужными брызгами, не оставив после себя даже сырого следа. Я настойчиво пытался внушить самому себе, что поступаю правильно, но все усилия пошли прахом, стоило мне только увидеть ее лицо. Я сдался, оставшись стоять с замершим сердцем, и только ждал, когда же она приблизится ко мне, потому что даже пошевелиться было страшно. Страшно от того, что это наваждение может развеяться, и я вновь окажусь один на затопленной ярким светом улице, а фигура бегущей девушки растает, как жестокий пустынный мираж. Первым моим впечатлением, а может и подсознательным желанием, было то, чтобы Вика сейчас кинется на шею, но она вдруг резко остановилась, блуждая полным надежды взглядом по моему лицу. Девушка робко подняла здоровую руку и медленно поднесла к моему лицу, словно бы спрашивая разрешения притронуться. А все так же стоял неподвижно, ослепленный ее красотой и оглушенный громыхающей бурей ее противоречивых чувств. Я не пытался остановить ее или подтолкнуть к каким-либо действиям. Все что я мог, это просто обмереть. Она коснулась моей щеки, и сердце словно ухнуло куда-то вниз, запутавшись в кишках. – Теплый… – выдохнула Виктория шепотом. – Сереж, это действительно ты? – Я… – мое горло снова стало невероятно сухим, так что выталкивать слова из него получалось с огромным трудом. В следующую секунду она рванулась ко мне, впиваясь горячим поцелуем в мои потрескавшиеся губы, и не в моих силах было противиться ей. Со стороны мы наверняка представляли крайне странное зрелище. Морщинистый старик в каких-то обносках, и молодая эффектная девушка в стильном полуделовом наряде. Мне даже показалось, что я уловил от случайных прохожих какие-то не самые приятные эмоции в наш адрес, но конкретно в этот момент меня это не заботило от слова «Вообще». Пусть все хоть в преисподнюю провалятся вместе с этим миром, мне не будет до этого совершенно никакого дела… Мы стояли, слившись в долгом поцелуе, и время для нас просто перестало существовать. Когда мы, наконец, отстранились друг от друга, то мне почудилось, что наши тени на асфальте сдвинулись на сантиметр-другой или около того. – Как, Сережа? – Спросила Вика, не сводя с меня жадного взгляда, словно пыталась максимально подробно запечатлеть мой образ, как это делал на лестничной клетке я. Я прекрасно понял, что Вика имела в виду даже до того, как она пояснила. – Ты жив? Ты не умер? Я на короткое мгновение прикрыл глаза, потому что готовился сказать ей, пожалуй, самую страшную вещь, которую только можно измыслить. Я собирался рассказать всю правду о себе. – Сложно сказать, но то что мне пришлось пролежать некоторое время похороненным, это факт. Перед моим внутренним взором непрошено восстала непроглядная могильная тьма, а в ушах зазвучали крики мертвецов. Мой ответ заметно пошатнул и без того нестабильное эмоциональное равновесие Вики, но внешне она держалась очень даже достойно. – Так это все… было на самом деле? Ты стал одним из оживших мертвецов, которых поднял Аид? – Спросила она с затаенным страхом в голосе, внутренне сжавшись в ожидании подтверждения ее догадки. – Нет, Вика, все намного хуже. Я и есть Аид. Такого откровения девушка никак не ждала. От жуткой новости Виктория вдруг часто задышала и начала медленно оседать на землю. Я вовремя сориентировался и подхватил ее, с небольшой тревогой отмечая подозрительный туман в ее сознании. Складывалось впечатление, что она находится в предобморочном состоянии на грани беспамятства, так что я немного встряхнул ее, приводя в чувство. На лице Стрельцовой снова появилось более или менее осмысленное выражение, и она честно попыталась утвердиться на ногах. – Что ты сказал? – Ошарашено переспросила она, хотя я почувствовал в ней ярое нежелание услышать повторение моей последний фразы. – Мы можем где-нибудь поговорить? – Перевел я нашу беседу в немного другое русло, заодно давая Вике время оклематься. – Мне очень многое нужно тебе рассказать. – Да, конечно… – девушка несколько заторможено кивнула, а потом спохватилась и сделала жест в сторону подъезда. – Пойдем ко мне. Пока мы возвращались в ее квартиру, я с тоской отметил, что Вика воспылала ко мне если не стойкой антипатией и отвращением, то уж намеком на неприязнь, как минимум. Она не могла оставить меня за своей спиной и постоянно озиралась, словно ждала какой-то подлости или вероломного удара исподтишка. Нет, внешне она оставалась почти такой же, насколько это возможно сказать о человеке, который узнал, что его собеседник страшное чудовище, но внутренне… она сильно изменилась. Удивительно, как она вообще смогла себя пересилить и пригласить меня к себе домой. Когда мы вошли к ней, я отметил, что в обстановке жилища не произошло кардинальных изменений. Все тот же уютный ремонт с преобладающими светлыми тонами, минималистичная, но красивая мебель и куча различной умной бытовой электроники. Едва переступив порог, я расслышал чьи-то голоса и сразу же насторожился, но тут вошедшая впереди меня Виктория громко объявила: – Ребята, извините за отсутствие, но посидите, пожалуйста, без меня, хорошо? – Вика! – Раздался чей-то возмущенный возглас. – Ты куда пропала? Да еще и телефон не взяла! – Ну так вышло, – бессильно развела она руками, – если что, я в дальней комнате. Она уверенно пошла вперед по длинному коридору, увлекая меня за собой, не слушая больше ничьих возражений, а я, проходя мимо кухни, успел заметить компанию молодежи, собравшуюся там. Черт, да для меня теперь любой, кто не выглядит как сморщенный урюк будет восприниматься молодежью… Внезапно я встретился взглядом с одной блондинкой и к своему удивлению узнал в ней Алину. Ту самую девушку, с которой я познакомился в прошлой жизни в спортивном клубе. Прошедшие месяцы не сильно сказались на ней, разве что теперь ее волосы были перекрашены в более светлый цвет, отойдя от того иссиня-черного, с которым я ее и запомнил. Она скользнула по мне беглым взглядом, но, как и ожидалось, не узнала, и вскоре снова вернулась к разговору с кем-то из гостей. Судя по всему, ее больше удивило, что Виктория исчезла одна, а потом вернулась с каким-то дедом, но все же не настолько, чтобы пойти начинать выяснять причины странного поведения хозяйки квартиры. Проведя меня в самую дальнюю комнату, Вика уселась на пуфик в углу, предоставив мне самостоятельно выбрать, куда я сяду – на диван или в одно из двух кресел за стеклянным столиком. Куда бы я ни приземлился, между нами будет, как минимум, пару метров расстояния. Я понимал, что это не случайный выбор, и оттого втройне больно было наблюдать за этими предосторожностями. Еще тяжелее было читать эмоции девушки в этот момент, но мне сложно винить Вику за такое недоверие. С трудом представляю, как бы я сам повел себя на ее месте. Должен признать, что держится она просто потрясающе стойко. Я выбрал самое дальнее кресло, чтобы не смущать и не нервировать девушку лишний раз, уселся в него и начал рассказывать. В процессе своей истории, я попытался отрешиться от внешнего мира, потому эмоциональные вспышки Вики сбивали меня и заставляли подолгу подбирать дальнейшие слова, стараться излагать более мягко. Но из этого ничего упорно не получалось. Те события, которые я описывал, просто невозможно было пересказать простыми словами, которые не заставляли бы слушателя пугливо съеживаться или брезгливо содрогаться от их жутковатой неприглядности. Поэтому, я и описывал все так, как оно и было на самом деле, без прикрас, без купюр, без утайки, без эвфемизмов. Я начал с самого начала, с тех самых пор, как я осознал свой дар, потом как добывал себе Силу, спонсируя столичные хосписы, после поведал о первых проблемах с криминалом, которые начались у меня после разговора с трупом Свиридова. Когда я дошел до своего похищения и первого убийства, Вика начала нервно тискать свои искусственные пальцы. Это, как я успел заметить, стало ее новой неосознанной привычкой, наряду с постоянным поправлением челки, которая скрывала ее глазной протез. Я рассказал ей о похищении Алины, о том, скольким людям пришлось умереть, дабы она снова оказалась на свободе, поведал о почти удавшемся покушении на меня, о тюрьме, о замысле Сухова, о побеге, об инсценировке своей смерти, о ее похищении и наказании, которое постигло ее обидчиков. Было видно, что Викторию просто разрывает на части – одна ее половина хочет возмутиться и смертельно обидеться на меня за то, что я не открыл ей правду раньше, а другая истово не хочет верить, что все это происходило на самом деле. Но она терпеливо слушала меня, не рискуя перебивать или задавать наводящие вопросы. Единственный раз, когда лёд ее самообладания дал трещину, это когда речь зашла об ее семье. Я не стал от нее скрывать ничего об отце, о погибшей матери и ее любовной связи с покойным заместителем председателя следственного комитета. Но даже тогда она ничего не сказала и ни в чем не обвинила меня, а лишь попросила сделать небольшую паузу. Она выскочила из комнаты, а вернулась с несколько расфокусированным взглядом и легким туманом в мыслях, будто влила в себя чего-то горячительного и без сомнения довольно крепкого. И только когда я начал рассказывать о войне, которую собственноручно развязал на столичных улицах и в которой полегли сотни тысяч человек… кстати, заодно и выяснилось, что правительство всеми правдами и неправдами пытается число жертв скрыть и занизить. Первоначально было объявлено о полусотне тысяч трупов – жертв взрыва и военных действий, но вскоре, под давлением недовольства общественности, это количество выросло в два раза. И в дальнейшем увеличивалось еще дважды, пока не остановилось на отметке в двести семьдесят тысяч убитых. Это значение, хоть и по-прежнему подвергалось критике, но все же было достаточно огромным, чтобы заставить замолчать многих скептиков. А чтобы никто не пытался упрекнуть власти в желании скрыть потери среди населения, предыдущие «официальные» данные были объявлены промежуточными, вроде как не все тела еще обнаружили и не все крайне тяжелые раненые умерли в палатах. О том, что вся эта статистика наглая ложь, твердо знал, пожалуй, лишь я один, кто вел в атаку армию покойников. Но даже мне было неведомо точное количество жертв… В общем, когда я об этом всем рассказывал, Виктория не выдержала. – Хватит, остановись, пожалуйста. – Она выставила перед собой ладони, а потом спрятала в них свое лицо. – Я не верю во все это, – донесся до меня ее приглушенный голос, – твои слова слишком чудовищны, чтобы быть правдой. – Вика, взгляни в мои глаза, – попросил я ее. Полагаю, это разрешит если не все, то многие ее сомнения. Когда она подчинилась, я повторил слова, сказанные на улице: – Я и есть Аид, и любая мерзость, которую ты обо мне услышишь, с вероятностью в девяносто девять процентов окажется лишь верхушкой айсберга моих грехов. – Я… я не знаю, как на это все реагировать… – она, как я и ожидал, не выдержала моего взгляда и, переполнившись смесью неприязни и страха, отвернула голову. Похоже, это был конец. Больше мне нечего ей сказать, оправданий у меня не было, да и быть не могло. Но, по крайней мере, на крохотный гран, но я облегчил свою ношу. Единственный небезразличный мне человек узнал всю правду, причем не только обо мне, но и о себе и своей семье. Я не считал, что у меня есть моральное право, скрывать от нее хоть что-нибудь из этого, а значит, и иначе я сделать не мог. Для меня этот разговор был чем-то вроде исповеди, и пусть я поступил эгоистично, не попытавшись понять, а нужна ли Вике вообще вся эта правда, но молчание казалось мне еще более ошибочным выбором. Когда я уже не чаял услышать еще хоть слово и собирался встать, чтобы уйти, Виктория вдруг заговорила. Мне осталось лишь в очередной раз за сегодня восхититься ее стойкости, потому что не позволяла той буре эмоций, овладевшей ей, выплескиваться наружу. – Это все очень странно, Сергей… за этот разговор я получила впечатлений больше, чем за всю прошлую жизнь, даже с учетом этого... – девушка помахала в воздухе своими бионическими пальцами. – Как мне теперь жить со всем этим? Мама умерла, отец – организовал убийство другого человека, мой бывший парень, которого я считала тоже погибшим, восстает из мертвых и оказывается предводителем нежити… какого черта в моей жизни все это происходит?!! Последнюю фразу она выкрикнула слишком громко, так что притихли даже гости на кухне, и посмотрела на меня, но уже без тени страха. Вряд ли она ждала найти ответ в моих усталых глазах, и уж тем более его не могло быть в моих словах, поэтому я просто молчал. – Извини, – тихо сказал я, не надеясь на прощение, – я пойду. – Нет, подожди! – Резкая перемена настроения Виктории сбила меня с толку. Вот только что она была на грани истерики, а спустя секунду уже падает в пропасть отчаяния. Я замер, поднявшись из кресла, но так не сделав и шагу. Вика подошла ко мне, и я ощущал, как внутри нее идет жаркая борьба нескольких непримиримых чувств. Чувств, которых, как я ранее полагал, невозможно испытывать к одному и тому же человеку. – Знаешь, Секирин, – сказала она, беря мою руку в свои ладони, – ты рассказал мне ужасные вещи, жить с которыми теперь будет настоящим испытанием. Но я тоже не стану молчать, послушай меня и ты. Мне понадобилось пережить и принять твою гибель, а так же посетить больше ста сеансов у психотерапевта, чтобы понять одну простую вещь… – она сделала театральную паузу, набираясь смелости взглянуть в мои жуткие глаза. – Я люблю тебя, Секирин, будь ты хоть самим дьяволом.