– Я слышал об облаве и подумал, что, возможно… – Моего отца арестовали, – твердо сказала она, отстраняясь от него. – Мы с матерью тоже были в списке, но нам повезло – в тот момент мы оказались в другой квартире. Месье Гужон побледнел и отступил назад. – Боже мой. – Месье, у нас мало времени. Я прошу вас, мне нужна ваша помощь. Отец сказал, что обо всем с вами договорился. Что вы можете изготовить для меня поддельные документы. Нам с матерью нужно поскорее уехать из Парижа. Месье Гужон посмотрел на чехол пишущей машинки в руках Евы, а потом – на дверь у нее за спиной. Наконец, он снова взглянул на нее и поджал губы. – Но что я могу сделать? Я обещал ему, что помогу только тебе, а не твоей матери. – Я не могу ее бросить. Это невозможно. – Ева, она разговаривает с акцентом, и потом, честно говоря, она очень похожа на еврейку. Риск слишком велик. Ее непременно схватят. А потом она выдаст меня… – Но вы же не откажете нам в помощи? – Панику в душе Евы сменил гнев. – Мой отец много лет проработал у вас. Он был надежным, добрым. Лоб месье Гужона сжался в гармошку, казалось, еще секунда, и он расплачется. – Ева, я хочу тебе помочь, но если обнаружится, что я занимался подделкой документов, тем более для польских евреев… – Вас могут арестовать или даже казнить. Я знаю. – Ева, подойдя к нему поближе, понизила голос. – Месье Гужон, я знаю, о чем прошу вас. Но наш единственный шанс – это выбраться в свободную зону. А потом я постараюсь придумать, как вернуться за отцом. – Я… я не могу сделать того, о чем ты просишь. – Он отвернулся. – У меня есть жена и ребенок, я должен подумать о них и… – Мой отец доверял вам. Он отдал последнее, что у нас было. Месье Гужон глубоко вздохнул, но ничего не ответил. – Пожалуйста, месье. – Она подождала, пока он посмотрит на нее. – Я вас умоляю. Он снова вздохнул: – Я дам тебе несколько бланков для удостоверений личности, Ева, и еще бланки разрешений на проезд. Это все, что я могу сделать. Ты всегда была хорошей художницей, я этого не забыл. – Вы… вы хотите, чтобы я сама их подделала? – Заполнить личную информацию: имя, место и дату рождения довольно просто, но как подделать все остальное? – Но вы же дали слово моему отцу, месье Гужон! Он проигнорировал ее возмущение и продолжил едва слышным голосом. – Я постараюсь найти чернила такого же цвета, как и те, что используются на печатях. В шкафу, где хранятся канцелярские материалы, должны быть такие. Но тебе нельзя здесь оставаться. И если кто-нибудь узнает, что ты сделала, я скажу, что ничего не знал. Что ты украла документы. – Но… – начала было Ева, однако он прошмыгнул мимо нее и выскочил из кабинета. Она осталась одна, тяжело дыша и размышляя о том, что ей делать дальше. Продолжить стоять на своем и умолять о помощи? Она никогда не делала того, что предложил ей месье Гужон. Несколько минут спустя он вернулся, держа в руках маленький конверт. – Вот. Здесь все необходимое. Используй как образец твои настоящие документы, возьми какие-нибудь старые фотографии и обрежь их, чтобы вклеить в свидетельства; ваши нынешние наверняка испорчены красными печатями. Я также вложил аннулированное разрешение на проезд, чтобы ты знала, как оно должно выглядеть. Вам с матерью они понадобятся, чтобы выехать в свободную зону. Еще здесь бланк свидетельства о натурализации для твоей матери, чтобы объяснить ее акцент, и бланк свидетельства о рождении для тебя. Их довольно просто будет заполнить. – Но я не знаю, как… – Надо спрятать все это под пишущей машинкой, – продолжил месье Гужон, прерывая ее возражения, затем взял чехол с машинкой, поставил к себе на стол и открыл. Осторожно вытащив машинку из чехла, он положил на дно конверт и степлер, поставил машинку сверху и закрыл чехол. И вручил его Еве. – Когда будешь уходить, держись уверенно. Тебя не остановят, а если попытаются, делай вид, что тебя это страшно оскорбляет. Большинство солдат еще совсем мальчишки, они только притворяются грозными. Она крепко сжала ручку чехла правой рукой. – Месье Гужон, я не умею подделывать документы! Это невозможно. – Больше я тебе ничем не могу помочь. Помнишь, что говорил тебе отец? Что Бог наградил тебя даром художника? Тебе выпал шанс этим даром воспользоваться. В голове крутились тысячи вопросов, но с ее губ в конце концов слетел только один: – Но… куда нам идти? Он смерил ее бесконечно долгим взглядом. – От кузена моей жены я слышал о городе под названием Ориньон, он находится где-то в восьмидесяти километрах к югу от Виши, – быстро проговорил он. – Я слышал, что там дают приют детям, а потом переправляют их в Швейцарию. Возможно, и вам с матерью тоже помогут. – Ориньон? – Она никогда не слышала этого названия. – Неподалеку от Виши? – Этот город-курорт ассоциировался теперь с марионеточным правительством премьер-министра Филиппа Петена и, без сомнения, кишел нацистами. – Ориньон – крошечный городок в горах у подножия старых вулканов, он не имеет никакого стратегического значения. У немцев нет причин интересоваться им, а значит, это идеальное место для укрытия. Теперь ступай, Ева, и не возвращайся. Да хранит тебя Бог. Я сделал все, что мог. – Он отвернулся так быстро, что у нее возникло ощущение, будто весь предыдущий диалог был лишь плодом ее воображения. – Merci, месье Гужон. – Низко склонив голову, она вышла из его кабинета и уверенными шагами спустилась по лестнице, каждый мускул ее тела был напряжен, на лице застыла улыбка. Молодой немецкий офицер все еще стоял внизу, и, когда она проходила мимо, он слегка прищурился. – Я думал, вы оставите машинку там, – сказал он, вставая перед ней. – Это другая, ее нужно починить, – без запинки ответила она и снова похлопала ресницами. – Мне нужно идти. – Почему вы так спешите? – Он снова бесстыдно уставился на ее грудь, как будто Ева была неодушевленным предметом, на который он мог предъявить права и завладеть им. С трудом сохраняя самообладание, она улыбнулась еще шире: – Понимаете, у нас столько работы. Наверное, в префектуре сейчас дел невпроворот из-за ночных арестов. Немец кивнул, но вид у него по-прежнему был хмурый. – Вы же понимаете, они это заслужили. Неожиданно ей стало нехорошо. – Прошу прощения? – Евреи. Я знаю, что некоторые аресты проводились довольно жестоко, но эти люди опасны. – Что ж, – сказала Ева, проходя мимо него, – лично я надеюсь, что все вредители, которые оскверняют своим присутствием наш великий город, однажды получат по заслугам. Немец воодушевленно кивнул: – Совершенно верно, мадемуазель. Послушайте, сегодня мы с друзьями встречаемся в пять в Латинском квартале в кафе под названием «Малый мост», если хотите, могу угостить вас, выпьем что-нибудь. – Какое чудесное приглашение. Возможно, я присоединюсь к вам. Он улыбнулся ей: – Было бы замечательно. Ева махнула ему рукой на прощание, ее улыбка была искренней, она ведь знала – если им повезет, то, когда этот немец закажет себе первую кружку пива, они с матерью уже будут ехать в поезде на юг страны. Глава 4 Двадцать минут спустя Ева снова вошла в их семейную квартиру. Действовать нужно было быстро, пока кто-нибудь из соседей не явился сюда, чтобы поживиться чем-нибудь ценным. На комоде стояли фотографии в рамках: портрет родителей, сделанный на двадцать пятую годовщину их свадьбы три года назад; улыбающийся отец, который держит два чехла для пишущих машинок; мать на отдыхе в Кабуре – ей тогда было около сорока. Были там и фотографии Евы: во время того же самого отдыха на курорте на побережье Кот-Флёри и еще одна, сделанная четыре года назад после окончания лицея. Она взяла их все и вытащила из рамок. Отыскав в гостиной ножницы около одной из пишущих машинок, Ева отнесла все на кухню. Она измерила фотографию на удостоверении личности и аккуратно вырезала лицо и плечи матери с памятной фотографии по случаю годовщины свадьбы. Затем то же самое проделала со своими фотографиями, а также с изображениями матери и отца на других снимках. Ева спрятала удостоверения личности и самодельные фото на документы в чехол машинки и снова закрыла его. Она в последний раз посмотрела на поднимавшиеся до самого потолка деревянные полки книжного шкафа с прекрасными книгами. Их страницы были полны знаний, которые она с такой жадностью поглощала все эти годы. Большинство из них отец приобрел еще до ее рождения: книги по починке пишущих машинок, медицинские справочники, книги об устройстве Солнечной системы, учебники по химии и даже первое англоязычное издание «Приключений Тома Сойера». Это один из первых романов, напечатанных автором на машинке, и поэтому данное издание имело особую ценность для ее отца. Ева запоем читала все эти книги и копила деньги, чтобы покупать новые. Книги были ее спасением, надежным убежищем, а теперь они будут единственным, что останется от нее в их квартире, куда она, возможно, никогда уже не вернется. «Прощайте», – прошептала она, вытирая слезы. Ева еще раз обвела взглядом свой родной дом, который она знала с рождения, взяла собранный чемодан, чехол с машинкой и закрыла за собой дверь. Секунду спустя Ева постучала в дверь квартиры Фонтенов, ей открыла Колетт, глаза девочки были широко распахнуты. – Где моя мама? – спросила она. – Ее все еще нет, а вы говорили, что она обязательно придет, мадемуазель Траубе! – Конечно, придет, Колетт, – уверенным голосом сказала Ева, проходя мимо девочки и закрывая за собой дверь. – Не волнуйся. – В конце концов, мадам Фонтен была истинной христианкой. Даже если какой-нибудь офицер попытался бы по ошибке задержать ее вместе с евреями, она, без сомнения, стала бы так громко и возмущенно молиться за его душу, что он убедился бы в ее верности Иисусу еще до того, как она предъявила бы ему свои документы. Проблема заключалась в том, что совесть не позволяла Еве оставить девочек одних. Им с матерью придется дождаться возвращения мадам Фонтен и лишь после этого совершить свой побег.