— Нескольких тысячах, — невероятно уверенным, удивляющим даже её тоном перебивает градоначальника Ольга: раз уж Игорю с посадником пришлась по душе эта затея, отступать от неё нельзя. — Бедных, обездоленных, немощных и старых, вдов и сирот в городе ведь куда больше сотни или двух? Мы не можем протянуть руку помощи одним и отвернуться от других. — Тогда с Вашим жестом доброй воли могут возникнуть проблемы, большая часть средств уже заложена на расширение гавани в Торге и починку старой верфи в Ладоге, — нахмурился Гостомысл, но тут же уловил на себе взгляд Игоря, не терпящий каких-либо отказов. — Но... — Но? — кивнул головой, словно повторяя жест своего собеседника, великий князь. — Но можно попросить о предоставлении такого рода свадебного подарка наше торговое братство. Согласно обычаям, по столь торжественному случаю членам княжеской семьи жалуют ткани, меха, драгоценную утварь и другие ценные товары, но если традицию нарушить... — То хотя бы некоторую часть даров можно пустить на благие дела, а не сбор пыли во дворце, — хмыкнув, улыбается властитель киевского престола. — Я согласен, осталось обсудить этот момент с братством. Дядя наверняка знает кого-то из состоящих там старых толстосумов, так почему бы ему не взять на себя разговор? — И, если позволишь... Я тоже хотела бы присутствовать там и разъяснить свою позицию знатным купцам, — добавляет Ольга, наблюдая за растущим недовольством на лице воеводы. Гостомысл же, остановившись, сделал глубокий вдох и потянулся: долгое восхождение наконец-то закончилось! Мужчина слегка приобнял супругу и обратился к гостям города: — Вот и тот вид, ради которого я вас привёл сюда и заставил слегка попотеть на долгом пути. Обычно все крупные праздники проходят именно здесь, поэтому мы с Богуславой хотели лично показать место и поинтересоваться, любо оно вам или лучше подумать над другими вариантами? Ольга с благодарностью кивает градоначальнику с его женой и начинает рассматривать живописную природу вокруг. Вершина холма представляет собой раскинувшийся луг, покрытый ярким ковром изумрудно-зеленой травы, что сейчас мягко колышется под тёплым летним ветерком. Вдоль луга растут стройные берёзки, их похожие на девушек в пышных сарафанах кроны создают тень, что станет пристанищем для утомившихся от полуденного зноя гостей. В центре зелёного моря возвышается десяток расставленных полукругом деревянные столов и скамеек, чуть в стороне от них — небольшая, немного обветшалая сцена, занавешенная пышными зелёными портьерами. От рощи с деревьями до сцены мимо столов тянется хоровод из невысоких, в полтора человеческих роста, столбов с нишами для факелов или восковых ламп на вершине для праздничной иллюминации. — Мы размышляли над тем, чтобы протянуть по этим столбам разноцветные гирлянды и ленты, так, чтобы ваш с великими князем путь освещался не только огнями, но и этими украшениями, — вдохновлённо произносит Богуслава, которой явно в радость организация торжества. — А праздничные костры раскинутся напротив, вдали от столов и сцены. — Выглядит уже впечатляюще, — улыбается великий князь и утвердительно кивает супруге посадника. — А во что превратится этот холм, когда все приготовления будут закончены... Я, нет, мы одобряем это волшебное место. Вещий Олег едва заметно улыбается: на публике оба будущих супруга ведут себя ровно так, как он им и наказывал, изображая такую нежность и увлечённость друг другом, что и некоторым настоящим влюблённым не снилось. Что же касается идеи с раздачей еды беднякам... предложение было настолько же сумасбродным, насколько и дельным. И даже напомнило старому вояке кое-кого очень знакомого и родного. * * * * * На вернувшемся из погони Сверре, потном и протрезвевшем, не было лица. Смертельно-бледный юноша словно призрака встретил и выглядел куда мрачнее, чем всегда — настолько, что по обыкновению весёлого товарища остальные не стали опрашивать и задавать ему вопросов. Один его вид говорил о том, что душегуба он упустил, а всё остальное может подождать. — Если бы не вы — конец пришёл бы, — встаёт на ноги покрытый пылью и грязью Вепрь и тотчас же протягивает короткую руку к мешочку с серебряными монетами, забирая его себе. — Я ваш должник. Никогда бы не подумал, что мы вот так встретимся, Ходута. Спасибо тебе и твоим друзьям. — Не могли мы остаться в стороне, когда творится такое беззаконие. Да и разве ты поступил бы на нашем месте по-другому? — отвечает ему сын посадника и замечает деньги, которые торопливо прячет друг его отца. — Что это? Позарился на твои богатства и захотел ограбить? — Умный купец не станет держать при себе подобную сумму... — мотает головой заподозривший неладное Бранимир. — И не станет носить при себе столько монет, если только... на то нет определённой причины. А судя по перстню твоего знакомого — купец он не глупый. — И то верно, твои спутники не только отважны, но и обладают ясным разумом, — рассмеялся засуетившийся Вепрь, чьи маленькие глазки забегали по троице дружинников. — Это не случайный тать, окаянный душегуб принуждал меня принести денег и вымогал всю эту сумму, в противном же случае обещал спалить склады с моим воском. Разве позволю я делу всей своей жизни вот так в один миг сгореть? Принёс... а он решил и разжиться богатствами, и избавиться от меня, чтобы я никому ничего не рассказал. — Почему Вы к отцу не обратились? — заволновался Ходута и бросил обеспокоенный взгляд на купца. — Он непременно бы наказал его и не дошло до вымогательств! — К счастью господина... Вепря, так? — косится на него Бранимир и пытается понять, что не так с упитанным и нелепым мужчиной напротив него. — Как второй воевода княжеской дружины я могу взять расследование и поиск преступника на себя с сотоварищами. Если, конечно, он сам не против. Вы же не против? Выражение лица торговца стремительно поменялось, а коленки затряслись, едва только до него дошла суть слов Бранимира: перед ним не обычные нетрезвые наёмники, а приближённые князя Игоря! Вепрь, дабы не выглядеть совсем паникующим, решает придать своим эмоциям и соответствующим реакциям тела немного другой вектор, тем более, что здесь он кажется ему довольно уместным. — Не против... И попросил бы вас сопроводить до дома, если вдруг у уважаемой дружины в этот вечер нет срочных дел, — толстяк вздыхает и нервно крутит на среднем пальце толстый перстень с пятью одинаковыми мелкими рубинами. — Да, вряд ли душегуб вернётся сегодня по мою жизнь, но страх после пережитого... он никуда не денется, а у меня дела, жена... Простите, ничего не могу сделать с коленями, стоит только подумать, что было бы, не подоспей вы вовремя... — Этот Вепрь куда больше напоминает борова, — шепчет на ухо Сверру Ари, но даже укол касательно внешности жертвы нападения не может вывести высокого скандинава из его тяжёлых дум. Сверр лишь отмахивается от лысого друга и вздыхает: раз уж вечер испорчен и он не сможет продолжить отдых, делать нечего — придётся согласиться. — Я могу сопроводить почётного купца до его хоро́м, — кивает он и смотрит на Ари и Бранимира. — Вы присоединитесь? — Да, к тому же, нам всё равно нужно будет переговорить с глазу на глазу касательно вымогательств того негодяя, — хмурится старший дружинник. — Ходута, ты с нами? — Я бы с радостью, но... — начинается мяться как нашкодивший подросток сын посадника. — Мне велено было не отлучаться из дома, а я и без того задержался с вами в таверне. Отправлюсь домой, пока отец не обнаружил моего отсутствия, а завтра увидимся. Вы же навестите князя с воеводой у нас в гостях, так? — Угу, — кивает, морщась от боли — нижняя челюсть дико болит, Ари. — Тогда до завтра. Что ж, Вепрь... Показывайте дорогу к своему гайну. Троица под предводительством кряхтящего купца, что сунул мешок с деньгами подмышку, направляется дальше по переулку, а старший сын посадника держит путь в другую сторону, на мгновение подняв глаза на потемневшее небо с высыпавшими на него звёздами. Что-то... было не так, голова кружилась, и явно не от одного только хмеля. Рука, как бы он её не зажимал, продолжала кровоточить — душитель на славу постарался так, чтобы он запомнил негодяя ещё на пару недель. Острый кинжал оставил в его предплечье глубокую алую борозду подобно вспахавшему почву плугу. Если дома увидят рану, то непременно начнут задавать ненужные вопросы, поэтому... Сын посадника оборачивается и видит знакомые двери таверны, что уже через минуту со скрипом отворились. Чуть прихрамывая из-за усилившейся боли, Ходута с уверенностью направился прямиком к стойке и, оперевшись на неё, оставил на деревянной поверхности несколько багровых капель и прокряхтел от неприятных ощущений. — Отхожее место дальше по коридору, а здесь еду подают, — недовольно пробурчала согнувшаяся за стойкой над посудой девица, но ответом ей послужил лишь протяжный сдавленный стон. Сердце дочери владельца "Пьяной Овечки" бешено заколотилось, когда она встала в полный рост и разглядела посетителя. Высокий и сильный, с тёплыми карими глазами и безбородым подбородком, он какой-то час назад победил в поединке старого опытного дружинника, а сейчас был в шаге от того, чтобы потерять сознание. Под его рукой разлились алые реки, что добавят ей ещё больше работы до закрытия. Не раздумывая, она бросилась к нему. — Эй, ты, — спросила пышногрудая брюнетка слегка дрожащим голосом. — Ты цел? Ответа со стороны Ходуты всё ещё не последовало: побледневший и задрожавший, словно от холода несмотря на конец июня и жару в питейном заведении, он, кажется, пребывал скорее в каком-то ином месте, нежели здесь. Всплеск! Полкружки с прохладной водицей выливаются ему прямиком на лицо и мгновенно приводят великана в чувство. Девица, уперев руки в бока, наклоняется ближе к раненому и спрашивает: — Вижу, что не слишком цел. Что случилось? — С чем? — хлопает глазами богатырь, но, поймав на своей руке многозначительный взгляд собеседницы и окинув взором покрытую кровью столешницу, продолжает. — Негодяй зацепил. — Спишу с тебя несколько кружек пива, — вздохнув, приговаривает девушка и закатывает глаза. — Давай за мной, и чем скорее, тем лучше. Она осторожно взяла его за здоровую руку и повела в тихий уголок таверны, подальше от посторонних глаз любопытных посетителей. На втором этаже заведения, где находились комнаты для постояльцев, они и разместились в одной из пустующих светлиц. Темноволосая красавица оставила юношу лежать на постели и освободила его от сапог, а сама на несколько минут куда-то отлучилась. Впрочем, вернулась она довольно быстро. Брюнетка ловким движением рук собрала вместе чистые тряпки, небольшой тазик с тёплой водой, различные сухие травы, известные своими целебными свойствами, да небольшую баночку с какой-то грязно-жёлтой массой. — Не смей терять сознание, — процедила она сквозь зубы и выжала лишнюю влагу из тряпицы. — Иначе как я потом с тебя возьму плату? Застигнутый врасплох нежностью в прикосновениях и колкостями в словах, Ходута слегка поморщился, когда девушка промыла оказавшуюся куда глубже рану. Слабый аромат лаванды наполнил воздух, когда она приложила к его ранам припарку, успокаивая и заживляя израненную плоть. Пока девица "колдовала" над ним, сын градоначальника внимательно наблюдал за ней. Её тёмные, с тёплыми бликами локоны каскадом струились по плечам, обрамляя слегка загорелое лицо с тонкими чертами. Карие глаза искрились от преисполненности помочь, и Ходута, кажется, был очарован одним только её присутствием рядом с ним. С каждым прикосновением её руки он словно осязаемо чувствовал растущую привязанность к дочери владельца "Пьяной Овечки". Её забота и решимость затронули в глубине его сердца те струны, о существовании которых он раньше и не подозревал. Когда брюнетка закончила осторожно наносить жёлто-зелёную мазь на его рану, Ходута, словно загипнотизированный, протянул к ней свою грубую (и здоровую) руку и смахнул со вспотевшего лица девицы прядь прилипших к нему волос. — Спасибо тебе... — пробормотал он, чувствуя, как его с головой накрывает волна какой-то странной слабости. — Я... ведь даже имени твоего не знаю. — Забава я, задорова дочь, — отвечает девица и ошарашенно глядит на ставшего белым как мел великана, принимаясь трясти его. — Очнись! Очнись же! * * * * * Вепрь, поблагодарив своих спутников, оставляет их в одном из просторных залов своего особняка в компании кувшина добротного вина, сам же хозяин решается ненадолго уединиться в ближайшей комнатушке. Мужчина зажигает на столе одинокую свечу, и та принимается мерцать, отбрасывая на окружающие поверхности призрачные тени. Воздух тяжелеет, в нём словно витает предчувствие чего-то зловещего. Купец опасливо смотрит по сторонам, но единственным, с кем он встречается глазами, становится когда-то добытый его отцом на охоте огромный кабан, чья голова с пустым взглядом пары чёрных турмалинов давно нашла место на стене в его кабинете. Когда жадность наконец-то одерживает верх над страхом после пережитого нападения в переулке, богатейший член братства торговцев достаёт из-за подмышки припрятанный им мешочек, а пухлые пальцы нерешительно касаются грубой ткани. Начав пересчитывать свои барыши, Вепрь перебирает в руке одну за другой серебряную монету. Десять, двадцать, пятьдесят, сто дирхемов башенками по десять выстраиваются на столе в подобие миниатюрного замка, пока, наконец, нетерпеливый купец не вытряхивает из мошны оставшиеся на дне деньги. На столешницу со звоном высыпается великолепный набор из ещё трёх дюжин монет, которые при тусклом свете столь притягательно сверкают. Но среди этого коварного богатства выделяется кое-что ещё — между блестящих серебром монет лежит отрубленный человеческий палец. Указательный, мужской и, по всей видимости, отделённый от тела своего владельца каким-то мучительным способом, судя по неровным краям торчащей из плоти слегка желтоватой кости, сейчас он словно показывает своим кончиком на самого Вепря. Глаза крупнейшего в городе торговца мёдом и воском расширяются, на лице отражаются шок и страх, прежде чем его некогда самодовольное выражение лица переходит в настоящий ужас. Он роняет монеты, рассыпая их по столу, и те со звоном принимаются разрушать одну за другой построенную им башню из богатств, пока большая часть денег не оказывается на холодном деревянном полу. Глава XVI: Сон и Морок ГЛАВА XVI: СОН И МОРОК На город неторопливо опустилась ночь, бархатным чёрным одеялом накрыв собой узкие улицы, пока ещё многолюдные площади, гавань на Волхове и лавочки торговцев. Один за другим гасли огни свечей в домах, потухая и давая знак всем обитателям родных стен, что пора отходить на покой; над крышами зданий же синхронно им по очереди зажигались серебряные гвоздики звёзд. Окутанный ночью Новгород постепенно стихает. Даже луна стыдливо спряталась за полупрозрачной вуалью из облаков, скрывая свой взор от рассыпанных кем-то алых маковых лепестков.