Металлический скрежет подобно выпущенной из натянутой тетивы стреле пронзил тишину лесной опушки. Ольга вздрогнула и оробело подняла глаза к небесам: над зелёными просторами проскользнул смоляной тенью крупный ворон. Это ли та самая смерть? Или всего лишь воображение разыгралось? От тревожных мыслей варяжку уберегла длань Ярослава, которая мягко легла на её макушку и принялась гладить по шелковым русым волосам. Девушка сомкнула веки и стала думать о более приятных вещах, например, вечернем приёме гостей. — До Лыбуты пешими — три версты, друг наш так и спит. Видно, снятся ему пиры с медовыми реками да девицами красными, вот и не торопится приходить в себя. — Ярослав! — А что? Может, благое это дело. Пущай ими любуется, а не на мою любушку смотрит… Вторая рука молодца потянулась к смарагдовому ковру трав и сорвала стебель седмичника, пока взор его внимательно изучал одеяние спасённого ими человека. — До Великой — меньше половины версты. Челн твоего тятеньки всё ещё там, на переправе? Золотые бляхи на поясе пришиты со знанием дела, открепить их от сделанного мастерами произведения искусства будет не так просто. Забрать весь наборный пояс, не привлекая внимания возлюбленной — ещё сложнее. Ольга кивает. Лодка семьи действительно со вчерашнего вечера была в самом широком месте реки, где отец время от времени ставил сети на рыбу. Не мог же хлебосольный Эгиль не позаботиться о гостях и оставить тех без пары-тройки сочных линей! Шуйца Ярослава бережно убирает с виска возлюбленной непослушную прядь, правая же рука вставляет в волосы у уха похожий на снежинку холодно-белый цветок. Ольга улыбается, обнажая прекрасные ямочки на порозовевших щеках, а серые глаза девицы блестят от волнения и радости. Она делает глубокий вдох, ощущая мягкость цветочных лепестков и пальцев Ярослава на своей коже и волосах. Аромат седмичника столь же сладок и тягуч, как разлившееся где-то в глубине груди варяжки чувство. Ольга закрывает глаза на мгновение, наслаждаясь моментом и лелея нежный жест своего возлюбленного. — Доставим его до переправы. Там на лодке немного проплыть, и будем уже в деревне, а до твоего двора — рукой подать, — голос Ярослава звучит одновременно вкрадчиво и жёстко. Не смея открыть глаза и нарушить момент искренней сердечной близости между ними, девушка нежно целует Ярослава в щеку в знак благодарности за белоснежный седмичник. Одной рукой соседский молодец прижимает её к себе и вдыхает запах волос любушки, смешавшийся с цветочным ароматом. Второй — зажимает в кулаке серебряный перстень с выгравированным на нём соколом, что пикирует вниз со сложенными крыльями за добычей. Добыча теперь есть и у него. Глава III: Предчувствие бури ГЛАВА III: ПРЕДЧУВСТВИЕ БУРИ Окрестности Лыбуты. Частокол из молодого подлеска остался позади, и чем ближе они продвигались в сторону реки, тем сильнее ощущалось лёгким ветерком её свежее, слегка землистое дыхание. Ольга, напряжённая от макушки до кончиков пальцев ног, держала пребывающего в бессознательном состоянии боярского сына за ноги; Ярослав же ухватился за широкую спину молодца и осторожно ступал задом наперёд. Кряхтя и обливаясь потом, возлюбленный варяжки решил разрядить атмосферу, подмигнул ей и обнажил ряд белоснежных зубов с засунутой между ними былинкой — и вот она уже заулыбалась, тронутая таким забавным поведением. И немудрено, ведь был единственным, кто всегда мог рассмешить девицу и поднять ей настроение даже во времена долгого отсутствия дома отца в его плаваниях с другими купцами. Раненого витязя в их руках кормили отменно — вместе с одеянием весил он так, что даже пара человек с трудом могла с ним управиться. В какой-то момент земля под ногами перестала быть ровной и твёрдой, на смену цветам и деревьям пришли похожие на спутанные космы волос кустики осоки и ложбинки, в которых уже ощутимо хлюпала вода. Лапоть юноши с боязливой осторожностью касается влажной почвы, словно мать — хрупкого новорождённого. До берега Великой остаётся совсем ничего, главное сейчас — не потерять равновесие и не упасть, иначе все усилия пройдут даром. И сами поранятся, и знатного боярина изувечат. — Сюда его, — молвит, насупившись, Ярослав, и мгновение спустя раненый воин оказывается на влажной от росы мягкой болотнице, а на лицо его устремляется почуявшая запах крови мошкара. Не снимая рубахи, соседский молодец направляется к быстро журчащей прохладной воде. Юноша по пояс заходит в стремительные волны Великой, подталкивает ближе к берегу старый челн и чертыхается: каменный якорь надёжно удерживает лодку посреди стрежни, а если её прямо сейчас отвязать, судно рискует уплыть по сильному течению до того, как кто-то окажется внутри. Ярославу, мокрому и сердитому, приходится вернуться обратно на берег. Планы опять изменились. — Ежели не хочешь остаться без отцовой лодки и живого боярина... Надо дотащить его туда самим. Не остаётся ничего другого, как послушаться возлюбленного. Да и разве могла она воспротивиться ему, куда больше смыслящему в такого рода делах? Ольга кивает и взмахом руки сердито отгоняет прочь жужжащих над челом знатного воина комаров. Великая, будто чувствуя намерения пары и имея собственное мнение на спасение раненого, изошлась пузырями и пеной, а её ставшее быстрее течение грозит утянуть троицу под воду с каждым новым шагом. Сарафан Ольги от воды вздувается и ощутимо тяжелеет, ещё сильнее препятствуя любым движениям, но она полна неуемной решимости доставить витязя в безопасное место и спасти тому жизнь несмотря ни на какие препятствия. Сейчас прохладная вода доходит им только по колени, но даже это мешает, делает ноги неустойчивыми и скользкими. Как и до этого, Ярослав взял на себя основную ношу в виде туловища гостя, Ольга же держала того за лодыжки. Медленно, но неуклонно они стали приближаться к потемневшему от волн челну; голова и руки молодого дружинника беспомощно болтались между ними. Влюблённые делали маленькие, осторожные шаги, прокладывая себе путь через беспокойные воды, и каждое движение было хорошенько взвешенным и рассчитанным. Подойдя к лодке, они подняли мужчину и положили его в центр судна. Лодка принялась раскачиваться под весом боярского сына, но Ольга и Ярослав, продолжая крепко стоять на илистом дне, держались за борт, чтобы та не опрокинулась. Раненый по-прежнему лежал без сознания и единого движения, несмотря на холодные брызги воды и назойливый гнус. — Места на двоих там не будет, — соседский молодец помотал головой в русых кудрях, понимая, что большую часть пространства в челне занял их несчастный сотоварищ. Руки его отцепили от судна пеньковую веревку, которой был обвязан камень-якорь с отверстием в центре. — Ты меньше и поместишься в лодке, я же едва смогу сесть в ней с таким-то крупным уловом. Справишься? Я повернусь в лес и заберу оставшиеся вещи, негоже дорогим ташке да мечу пропадать при живом владельце. — Справлюсь, — нехотя кивает Ольга, одновременно и держа обиду на спутника за то, что оставляет её в одиночестве, и осознавая смысл его предложения, прежде чем с силой выдернуть из воды весло, рукоятью воткнутое в мягкое зыбкое речное дно. — Встретимся у тятенькиного двора. Руки варяжки крепко ухватились за весло и одним движением оттолкнули лодку от прозрачных волн. Сперва она проводила взглядом мокрую, в разводах от крови и грязи, спину Ярослава, поспешившую в лес, затем — взглянула на раненого витязя, отчаянно надеясь увидеть хотя бы какие-то признаки улучшения его состояния. Время не терпит, и потраченная зря минута может стать для того последней. Жизнь знатного пассажира всецело зависит от того, насколько расторопно она доберется домой, где витязю окажут необходимую помощь. С каждым взмахом весла дочь Эгиля напрягалась и боролась против течения, изо всех своих сил делая всё, чтобы челнок двигался быстрее. Так же стремительно, как деревья на берегу, проносились в голове девицы и тревожные мысли. Веки темноволосого воина дёрнулись, и в сердце с облегчением вздохнувшей Ольги забрезжила надежда; на горизонте тем временем показалась дюжина одинаковых тёмных крыш родной Лыбуты. Издалека, откуда-то из гущи лесной чащи, эхом раздалось карканье ворона. * * * * * Опытный и мудрый воевода свирепым барсом промелькнул мимо кучки дружинников, которые выстроились перед ним в ряд и с позором склонили головы. Похожие на грозовые тучи седые брови Вещего Олега то поднимаются, то стремительно опускаются, лоб сильно хмурится, становясь еще морщинистее, а зрачки в воспалённых глазах блуждают по остальным воинам и сверкают таким лютым взглядом, что, кажется, ещё немного, и оттуда полетят Перуновы громы и молнии. — И это сборище бесполезных мужей смеет называться княжеской дружиной, его опорой и защитой? — прорычал правая рука действующего правителя. — Если у кого-то из вас был хотя бы золотник разума да доблести, Игорь давно уже стоял здесь, среди нас! — Княже… — один из воинов шагнул вперед, пытаясь защититься. — Мы тщательно обыскали каждое дерево, каждую яругу, но его нигде не было. Лицо Олега исказилось от гнева, а прочие дружинники нервно зашевелились, гадая, что будет дальше. Острый язык предводителя княжеского войска на протяжении долгих лет пользовался столь же дурной славой, как и его меч, и все они убедились, что лучше воеводе не перечить. Почти все — за исключением новобранцев, переведенных в лепшую дружину из гридей. — Тщательно обыскали, Сверр? Да ты не смог бы найти свой собственный нос, даже если бы у тебя были орлиные глаза и Прикол-звезда над головой! — произнёс Вещий Олег таким тоном, что даже самые храбрые из его людей дрогнули от страха, будучи не в силах спрятаться за прочными щитами и железной кольчугой от презрительных слов предводителя. — Вы думаете, я поверю, что наш Рюрикович, могучий и гордый, просто взял и растворился в воздухе? Князь сделал паузу, давая своим словам впитаться в головы соратников, будто те были иссохшей бесплодной землёй, а его речь — долгожданными каплями дождя. — Десятилетиями я собирал эти земли и подчинял непокорные племена, чтобы в государстве наступила эпоха процветания и спокойствия. И знаете, что случится, если с Игорем действительно произошла беда, пока вы, межеумки, бездействуете? Вас лишат сначала власти, затем — земель, а кого-то даже не таких уж светлых голов. Присягая на верность князю, вы клялись перед ликами богов отвагой, силой и умом. И где сейчас все эти качества?! Дружинники стыдливо повесили головы, зная, что неудача может стоить всего не только им, но и стране. Главы разномастных народов только и ждали, чтобы вернуть себе контроль над торговыми путями и освободиться от стальной хватки столицы. Твёрдая княжеская рука, общий язык и бремя полюдья выступали теми тремя столпами, что скрепляли это лоскутное одеяло из варягов и славян, мери и чуди, севера с югом да запада с востоком. — Мы прочесали леса и поля… и действительно не нашли князя, — осмелился перебить военачальника долговязый Сверр, голос его задрожал от страха, зато вытянутая рука предъявила из-за пояса окровавленный клок ткани с плаща Игоря. — Обнаружили под утро, в густом ельнике. Больше ничего. Когда Олег коснулся куска княжеского одеяния, сердце воеводы заныло от невыносимой скорби, а разум заметался зверем в клетке от осознания представшего перед ним ужаса. Орошенная каплями засохшей крови ткань стала огнивом, что вскипятило в очах мужчины ярость и неутолимую жажду мести тому, кто принёс эту весть, словно сам дружинник поступил так с тем, кто был ему как родной сын. — Ху! — с невероятной для такого богатыря резвостью он бросился к молодому дружиннику и сбил его с ног, как тараном, ударом плеча, а затем занёс над потерявшим равновесие и беспомощно распластавшимся на земле Сверром тяжёлый кулак. Молодец в замешательстве сделал жадный глоток воздуха, предчувствуя, что тот может стать для него последним, как вдруг на его испуганное лицо легла тень от принадлежащей другому мужчине фигуры. — Витязь не повинен ни в чём, напротив, нашёл то, на что остальные и вовсе не сгодились, — приземистый Бранимир, старый соратник Олега по битвам, взял обеими руками того сзади за грудь и медленно, шаг за шагом, пядь за пядью отвёл назад. — Уймись, прошу. Вещий Олег качнулся на месте на полусогнутых ногах и едва не упал, если бы не помощь товарища. Скорбное и опустошённое выражение лица воеводы отражало глубокое отчаяние, которое он испытывал внутри, пытаясь примириться с тем, что Игоря, возможно, никогда не найдут живым. Перед очами князя начали мелькать живые и реалистичные картины того, как плоть ещё делающего вдохи наследника Рюрика разрывают острые волчьи клыки, в то время как хищная и злая серая морда с каждым нырком вниз, к животу племянника, становится алее от крови правителя, а желудок утоляет голод. Солнечные лучи на мгновение закрыл своим телом пернатый силуэт в лазурной вышине. Мунин! Воины один за другим бросились показывать перстами на птицу и возбуждённо перешёптываться, пока сам ворон сделал круг над головой Олега и каркнул, прежде чем сел на плечо мудреца. За редким исключением старый питомец воеводы, его посланник и разведчик, не подводил их надежды и ожидания. Верный княжеский летун открыл длинный клюв угольного цвета и с хрипотцой выдал одно-единственное слово. — Ре-ка…р! Надежда вернулась к хозяину птицы ещё молниеноснее, чем покидала его несколькими минутами ранее. Несчастный Сверр, не зная, чего ожидать, с помощью Ари и Люта поднялся на ноги, Бранимир же цыкнул, дабы троица поскорее вернулась в строй и не раздражала воеводу. Глаза последнего горели парой раскалённых в печи углей. Коли у Олега такой взгляд — стоит семь раз подумать, прежде чем сердить верного советника Игоря пуще прежнего. — Обыщите каждый аршин, камня на камне не оставьте, пока не найдёте князя, — Олегов голос предательски дребезжал от наполняющих его сердце чувств, — По коням, живо! * * * * * Юноша, тяжело дыша, опустился на землю и запрокинул кудрявую русую голову назад. Грудь в мокрой и грязной от водорослей да крови рубахе нагнетала воздух как горн в мастерской кузнеца: первым-наперво нужно перевести дыхание, и только потом думать об остальном. Правая рука Ярослава нырнула в густое зелёное море травы и начала ощупывать каждый выступ, каждую былинку вокруг помятого от лежащего там раньше тела раненого витязя участка луга. Влажная, жирная почва на пальцах. Мимо. Засохшая ветка. Промах. Птичье перо, истлевшее и оставившее после себя лишь полый остов с жёсткими щетинами, растущими из стержня. Снова не то. Голодным хорьком длань возлюбленного Ольги скользит между стеблей мятлика и цветов седмичника в поисках добычи, пока, наконец, кожа молодца не чувствует то, что он искал на протяжении всего этого времени. От прикосновения стали кисть его холодеет и покрывается мурашками, и с новым вдохом это чувство перерастает в дрожь от азарта и предвкушения звона монет. Обеими руками он поднимает из травы тяжёлый меч. На тёмно-сером, с бликами от яркого солнца, клинке выгравированы ряды рунических символов (жаль, что читать он так и не научился!), железную поверхность рукояти украшает инкрустация из золотой проволоки в виде растительного орнамента. За заморский саксонский булат в Новгороде дадут по меньшей мере несколько гривен! Жадность ослепила Ярослава и он, продолжая любоваться клинком и ощущать его приятную тяжесть в руках, не придал никакого значения огромному ворону высоко над головой. Птица, будто отыскав свою цель, начала кружить точно над поляной и громко каркать, оповещая весь лес и его обитателей о своей находке.