— Посадское войско! Ратники из княжей дружины! — обращается к собравшимся вокруг него бравым молодцам Игорь, едва только покидают они крепостные стены и оказываются на открытом пространстве. — Сегодня я стою плечом к плечу с вами подобно своему отцу, не как князь, но брат по оружию! Все до одного мы едины перед лицом мятежа, все до одного верны закону и порядку! Злодеи, восставшие против самих устоев государства, не понимают нерушимых уз, связывающих нас вместе. Они не понимают той непреклонной решимости, которая горит в каждом из нас. Но они узнают. Они узнают, что мы — неукротимое пламя, которое уничтожит их огнем и мечом! Как захлебнулся собственной кровью когда-то вероломный Вадим, так и они получат свою железную награду с восходом солнца! Вещий Олег, сжав в кулаки мозолистые руки, хмурится: старого воеводу обуревают такие разные и противоречивые чувства... Гордость. Наконец-то Игорь по-настоящему причастился к пьянящему вкусу власти. Рано или поздно это должно было произойти, несмотря на пережитые племянником события прошлого, но чтобы он горделиво встал во главе воев так быстро и отпрянул все свои слабости — такого он не ожидал. Если только нет дыма без огня и какой-то неизвестной ему на то причины. Беспокойство. Власть без ума слепа. А ум — родитель любого недоверия, это Олег знал как никто другой. Сейчас Игорь стоит, горделиво расправив плечи, очи его решительно пылают, а длань сжимает острый булат. Но не дрогнет ли эта рука перед лицом опасности? Не ослепят ли глаза страх и паника? Быть может, соколёнок и вылетел из гнезда и поднялся на крыло, но куда его приведут шальные ветра судьбы, в холодный омут Волхова или к самому солнцу в лазурной вышине? Даже он не мог этого предвидеть. И... зависть? На протяжении не одного десятилетия под его руководством творили свои ратные подвиги русские воины, благодаря ему навсегда оказались вписаны в летописи победы над могущественными врагами, а сейчас совсем ещё недавно мальчишка занял его место, произносит его речи, ведёт вперёд его людей. Тяжело осознавать, что твоё время уходит. А ещё сложнее — уступать дорогу молодым. — Вознесём же молитвы тому, кто дарит сынам своим и молодецкую удаль, и ратные победы! — повышает свой голос князь киевский и, сделав вдох, продолжает ещё увереннее, ещё громче. — Слава тому, кто гонит тучи и ветра! Слава тому, чьи молнии разят наших врагов! Слава Перуну! Уподобимся же сами его громам и молниям! Стоящие в первых рядах ратники хватаются за охотничьи рожки, и по всему пространству от стен детинца через мост до противоположного берега, по которому шагают навстречу предатали, эхом разносится воинственный гул. Подобно грому этот низкий и протяжный зов рокочет и волнует и земную твердь под ногами войска, и седые воды Волхова, из которых, кажется, вот-вот выбросится на берег плотва и прочая мелкая рыбёшка. Сердце в груди бьётся как никогда быстро и громко, и если сейчас разом замолкнут все рожки, если прекратят бить оружием по щитам его ратники, таким образом повышающие свой боевой дух, то и посадское войско, и недруги, и весь Новгород с окрестностями услышат отчаянное Игорево сердцебиение. Пульс учащается. На лбу выступает мелкий бисер холодного пота. Длань тянется к рукояти меча, и от прикосновения к холодному металлу становится чуть легче, будто успокаивает он его внутренний пожар — совсем как серо-стальные пронзительные глаза молодой княгини. Отец его мог одолеть целую дюжину врагов в бою, в одиночку, в рукопашную выходил против медведей, волков и рысей. На языке железа Рюрик укрепил свою власть, свистом летящих стрел укротил недовольных, победными песнями и медовыми реками наградил союзников. У славного пращура его была сила — и чувствовалась она в каждом движении, в каждом взгляде — тем и покоряла. Дядя Игоря слеплен совсем из иного теста. Рассудительный, мудрый, просчитывающий на много ходов вперёд, он мог вороном вознестись над полем битвы и будто с высоты птичьего полёта увидеть слабые и сильные стороны недругов. Хитростью он захватил нынешний столичный Киев, убив предателя Аскольда, смекалкой и талантом воеводы заслужил величайшей победы над греками, символом которой стал щит на вратах Царьграда. Не даром получил он прозвище Вещий — летящий вперёд событий прозорливый ум как на ладони всё видел и понимал ещё до того, как что-то приключалось. А что он? Какие качества, какие дары есть у него? Нужно выяснить, нужно почувствовать — пока не стало слишком поздно. Времени остаётся совсем мало — и оно утекает сквозь пальцы как недавно пролитый дождь. Почва под сапогами вязкая, влажная — поэтому задумку Некраса выставить вперёд конницу и воевода, и сам князь отмели сразу: потерять лучших из боярских сынов таким нелепым образом, как от копыт собственных лошадей, им хотелось меньше всего. Решено было выступить пешими. Не будет сегодня ветер колыхать красные стяги с золотым соколом, символ его рода. Не будет в предвкушении добычи Мунин парить над конницей, ржанием и ударами копыт повергающей врагов в ужас. Не понадобятся ни ловушки, ни укрепления, ни спрятавшиеся в засаде лучники. Сегодня он решит всё по старинке, так, как сделал когда-то с Вадимом и его приспешниками отец: на языке мечей, булав, копий и секир, чья звенящая песнь и определит победителя. За спиной — верные воины, опытные и храбрые. По левую руку — Некрас, лично обучавший каждого из них ратному мастерству и знающий местность как свои пять перстов. Справа — закалённый в сотнях сражений дядя, его плоть и кровь, его недостижимый идеал истинного правителя. А впереди — вечность. Розовеющая заря освещает шагающих плечом к плечу недругов. Игорь щурится: подобно тому, как снежинки в метели вдруг теряют счёт и превращаются в сплошную стену, так и бунтовщики словно множатся и их делается всё больше и больше. Неужели и впрямь у страха глаза велики? Или всё дело в яркой, слепящей зарнице? Лоб мокнет от напряжения, сквозь превратившиеся в две узкие щёлки глаза Игорь начинает различать лица своих врагов, которые по мере приближения обретают размытые, нечёткие черты, доносятся до него и обрывки их разговоров, и запах опасности, чей солёный, слегка горьковатый дух будоражит его ноздри и щекочет горло. Кто эти люди? Для чего выступили они супротив полувековых законов и устоев? Что движет ими — алчность, слепая месть, злоба или же и впрямь желание лучшей доли для своего народа и города? Поздно задаваться подобными вопросами, ведь с минуты на минуту расцветут на этом поле кровавые маки отнятых жизней. Князь поднимает меч и целует богато украшенную рукоять, словно любимую женщину: ласково, покорно и с благодарностью. Пусть не отвернётся от него эта безмолвная, равнодушная к чувствам сталь, принадлежавшая когда-то самому Рюрику. Пусть поможет ему сокрушить всех, кто встанет на пути его династии к славе и процветанию. Вторая рука сжимается в кулак до побелевших костяшек, а зубы смыкаются в ряд так крепко, что у Игоря на лице выступают желваки. Восставшие приближаются. Сальные, всклокоченные головы и острия копий, мечей и топоров волной накрывают берег Волхова, боевые кличи, топот сотен ног и стук железа по дереву усиливаются и набатом отдаются между ушей князя. Никаких лучников, никаких стен из щитов — только безжалостная сеча. Встрепенувшись от прикосновения к своему плечу могучей руки дяди, Игорь прерывает свои думы и делает глубокий вдох, от которого в груди скребёт, словно наждаком, и, наконец выкрикивает: — В бой! Начинается. Игорь с мечом наперес бежит вперёд и вместе со своими ратниками ударяется о первые ряды неприятелей, будто волна о скалистый берег. Воинственный рёв доносится со всех сторон и наполняет его руки невиданной доселе силой, будто сам Рюрик покинул чертоги Вальхаллы и вселился в тело своего отпрыска. Первым ему под руку попадает беззубый рябой громадина, вооружённый топором и простым щитом. Великан возвышается над князем на две головы, но даже рост не спасает его от горькой участи: быстро увернувшись от сверкнувшего в считанной пяди от плеча лезвия, Игорь делает ложный выпад, вскидывает перед собой щит и наносит удар снизу, прямо из-под него, застав соперника врасплох и всадив стальное жало ему в толстую ляжку. Богатырь воет раненым волком, словно прося всех богов об избавлении от боли, и его мольбы оказываются услышанными: нанеся коленом удар в живот, темноволосый правитель Руси рубит по шее мятежника. Доносится леденящий душу хруст, но хребтина последнего оказывается слишком крепкой, и замах приходится повторить дважды, пока вражья голова не падает к ногам победителя, а его горячая кровь не орошает лицо и щит Игоря. "Один!" Не желая останавливаться, Игорь прорывается вперёд, увидев, как Некраса с двух сторон теснят двое оборванцев с дубинами. Оказавшись за спиной у одного из них, князь рубит прямо по ногам неприятеля и подрезает тому колени, а затем вгоняет клинок тому прямо в горло; второго приканчивает сам тысяцкий. "Второй!" Хмельной от сражения, словно от вина, он продолжает свой кровавый путь, рубя, сокрушая, ломая щиты, принимая удары оружия и отвечая сполна в ответ тем же. Лязг металла, рёв боевых рожков, безумная пляска живых и стоны тех, кто вот-вот перестанут быть таковыми, сплетаются в единый хор... и заставляют чувствовать себя непобедимым. "Третий!" Игорь дрожащими руками с хлюпающим звуком вытаскивает меч из плоти ещё одного поверженного, как вдруг... Крррркк!!! На княжий щит обрушивается удар недюжинной силы, что раскалывает его напополам. Не устояв, хозяин престола падает на землю и в беспорядке окружающей сечи едва успевает откатиться в сторону — иначе второй, точно такой же выпад одним движением размозжил бы его бедовую головушку. Сверху тотчас же наваливается кто-то тяжёлый, выбивая из грудной клетки воздух, а из руки — оружие. Высокий мужик с кудрявой рыжей бородой и шрамом на лбу ухмыляется, узнав государя по фибуле с золотым соколом, и заносит над собой тяжёлый топор, чтобы вписать себя на страницы летописей как убийцу сына Рюрика. Последний, стиснув зубы, швыряет в него половину щита, но тщетно: он, кажется, вовсе не чувствует боли. Отчаянно лягнув мужчину в колено, Игорь откатывается ещё дальше и, в спешке нащупав свой булат, поднимается на ноги. Противник, однако, полностью теряет к нему интерес, с растерянным видом он рассматривает остриё меча, которое торчит из его живота посреди растущего алого пятна. Ноги восставшего, словно лишившись костей, подгибаются, и он замертво падает на траву, открывая князю взор на тысяцкого, стоящего позади врага. Клинок Некраса так и остаётся воткнутым в поясницу испустившего дух недруга, а сам глава посадского войска, улыбаясь и вытирая лоб, произносит: — Теперь мы квиты. Времени на беседы не было, и оба они, ухватившись за мечи, снова бросаются в гущу сражения. Где-то вдалеке одного за другим, словно котят, отшвыривает от себя неприятелей Вещий Олег; среди живого моря из рук, ног и лезвий доносится чей-то рявкающий голос. — Вон он, тот ратник! — показывает на него пальцем одноглазый воин, ведущий вперёд вторую волну из бунтовщиков. — Убьёте князя — обезглавите всю нынешнюю власть! "Четвёртый!" ... "Шестой!" ... "Девятый!" От прошедшего вскользь удара локтём ещё одного из восставшего отребья шлем слетает с его головы, освободившиеся длинные волосы, мокрые от пота и крови, липнут ко лбу и лицу, сбиваясь в косматые, перепутавшиеся меж собой пряди. Грубая ладонь обхватывает меч из саксонской стали крепче, чем когда-либо, и на рукояти кожа князя чувствует что-то вязкое, липкое и отчасти пахнущее железом — то запёкшаяся кровь поверженных врагов. Игорь тяжёло, сипло дышит, сгибается пополам, не замечая, как из раненного плеча бежит багровая жидкость, что пропитывает собой ткань под разорванной кольчугой и продолжает бежать точно так же, как и сам князь. — Князь! Цельтесь в князя! На бегу он уворачивается от брошенного кем-то копья, морщится и выставляет вперёд взятый у кого-то из павших ратников щит, который лучше послужит живому, чем останется со своим мёртвым владельцем. Ровно в центр щита и приходится второй удар, заставляющий племянника Вещего Олега пошатнуться на месте и на мгновение остановиться. Пожалуй, увидь он себя со стороны, то не узнал бы в этом окровавленном, рычащем и несущем смерть всем на своём пути существе себя прежнего. Таким ли хотел видеть своего наследника отец? Гордится ли им тот сейчас, наблюдая из золотых небесных чертогов за этой сечей? Удар, второй... Мерзкий скрежет по дереву, и вот щит врага не выдерживает, сам смутьян падает и проезжает своим лицом по влажной от крови траве. С трудом, напрягшись, Игорь достаёт сломанное копьё из щита и шагает дальше. "Десятый!" — Княже! — доносится откуда-то далеко, со спины, до него зычный голос дяди, но он словно и не слышит зова своего воспитателя. — Княже, остановитесь! Не обращая никакого внимания, он продолжает бежать вперёд расстояние с десяток саженей. Рука раздражённо отбрасывает в сторону упавшую на глаза прядь, ухо слышит какой-то звонкий свистящий звук — и Игорь, стиснув зубы, спотыкается из-за острой боли в лодыжке и падает, чем ещё глубже вгоняет в плоть зазубренный наконечник. То, что у них не было лучников, ещё не означало отсутствия таковых у противников! Истерзанная на сотни мелких кусочков судьба — от не питавшего любви к нему отца, от ожиданий дяди, от предательства матери, от потерь самых близких друзей, от собственной ядовитой вины. Страшная, пронзающая до кости боль в ноге. И бурлящий в жилах гнев, смешанный с горечью разочарования и бешеным биением сердца. Игорь опускает взгляд на рану, а затем резко выдёргивает из повреждённой плоти наконечник. На мгновение князя будто ударяет молнией, всё тело содрогается от немыслимой боли, но, мелко дрожа и улыбаясь, он встаёт на ноги и швыряет в сторону вражескую стрелу. Боль ослепляет его взор, боль путает мысли, но сын Рюрика отчаянно продолжает идти вперёд, шаг за шагом, аршин за аршином. Он не оглядывается на павших товарищей, которые сложили головы в этом побоище, но не дали своими телами пройти врагу дальше. Он пропускает мимо ушей пугающие вопли бунтовщиков, кровь которых окрашивает в цвет тёмного вина землю благодаря его братьям по оружию. Перед горящими глазами Игоря по меньшей мере дюжина оборванцев, обступивших своего одноглазого бородатого предводителя, за спиной у того — десятки, если не сотни воинов. Им не отобрать ни клочка земли, которую обитатели этого города вручили его отцу в обмен на процветание и безопасность! Или победа... Или смерть. Не сдавался Рюрик перед враждебными племенами, кольцом окруживших Ладогу, Руссу и будущий Новгород со всех сторон. Не сдавался Олег ни перед ордами угров (1), заполонивших собой живым морем из всадников степи под стенами Киева, ни перед искусными в войне греками, ни перед хазарами и буртасами.