– Что ж, – сказал Сергей. – Ты свое слово сказал. А теперь я скажу! Великий князь Киевский, хакан Тмутараканский Святослав Игоревич ежели куда идти решил – уже не свернет. Добром ли, силой, а дань ему платить вы будете… – Не будем! – от возмущения лесовик аж подпрыгнул. – … Лучше, конечно, добром, – невозмутимо продолжал Духарев. Голос у него был зычный, натренированный, как и подобает голосу воеводы, поэтому слышали его и вятичи, укрывшиеся за засекой, и киевляне. – Добром, потому как не дело это – своих собственных данников бить. Но коли будете артачиться – придется вас поучить. И если кто думает, что эта куча дров, – Духарев пренебрежительно махнул рукой в сторону засеки, – остановит русскую дружину, то он просто дурачок. Князь Киевский каменные крепости брал (Тут Сергей соврал – не было еще такого. Но будет). Вот его слово: освободите путь, сопроводите нас с почетом к вашему городищу, поклонитесь Киеву – и будет он вам защитой и опорой, а дань с вас меньшую возьмет, чем хузары. Не то размечут вас вои великого князя, ворвутся в дома ваши и возьмут, что пожелают, по закону войны: богатства ваши возьмут, жен и дочерей ваших, а детей ваших, полонянников, погонят на невольничьи рынки. И пойдет русская рать по вашим землям железной бороной, повытащит всех вас, лесовиков, из самых дремучих берлог – и уж тогда такой данью обяжет вас киевский князь, какой пожелает. – Врешь! – закричал переговорщик. – Не быть такому! Но этот визгливый вопль выглядел совсем несолидно на фоне могучего гулкого баса Сергея. – Почему ж не быть? Мы – не хузары-полевики. Есть под киевским князем леса и погуще ваших, есть у нас следопыты-охотники. Нынче пришел к вам князь Киевский с малой дружиной, а пожелает: кликнет и большую. Воинов у князя больше, чем белок в ваших лесах. Иль не веришь мне? Старейшина подавленно молчал. Но кто-то на засеке не выдержал: пустил стрелу. Духарев поймал ее рукой (невелик фокус: не на бронь стрела, на белку), погрозил кулаком невидимому стрелку, сказал строго, будто ребёнку: – Не балуй! – и снова к парламентёру поворотился. – Ладно, лесовик. Время тебе до полудня. Если до полудня люди ваши не начнут растаскивать этот хворост, начнем вас бить. А уж ежели начнем – не остановимся. Вои князя моего в бою, как медведи иль туры: от крови хмелеют – не удержать. Развернул коня и неторопливо поехал к своим. А парламентер вятичский так и остался – с открытым ртом и задранной бородищей. И племя его за справной, надо признать, засекой тоже безмолствовало. Переваривали нарисованные Духаревым перспективы. – Хорошо говорил! – похвалил Святослав. Видно было: он горд своим воеводой. Зато в глазах Свенельда сквозила зависть. – Думаешь, они послушаются? – спросил князь. Духарев пожал плечами. – Я бы на пустую похвальбу не купился! – гордо заявил Икмор. – Кто пугает, тот слаб. Сильный сразу бьет! – Точно! – подхватил Лют. Святослав потер затылок. – А ты что думаешь, Свенельд? – Так мыслят воины, – нехотя произнес князь-воевода. – А скажи такое нашим смердам, они тотчас подожмут хвосты. Но лесовики – не воины. И не смерды. Они – что-то посередине. Может, испугаются, может, будут драться. А воевода Серегей все правильно сказал. И я бы не сказал лучше. «Вот так, так…» – Духарев с удивлением поглядел на князя уличского. Неужели Свенельд наконец смирился с тем, что Сергей теперь не под ним, а напрямую под Святославом? – Ждем, – решил великий князь. – Дружине – быть начеку, броней не снимать, дозорам – бдить, лучникам – готовить зажигательные стрелы. Хоть свежие стволы, зато смолистые – может, и займутся. – Не стоит, княже, – возразил Свенельд. – От засеки весь лес загореться может. – Верно, – согласился Святослав. – не надо зажигательных. Бить обычными. Но не ранее, чем они начнут. Время шло. Киевское войско томилось в ожидании. Тяжкое время – ожидание перед сечей. В битве, там думать некогда, а тут, когда сам не знаешь, доживешь ли до вечера, иль хуже того – калекой останешься… И такое может случиться с каждым: от князя до самого юного отрока. Другое дело, что опытным гридням ожидание привычно, да и вера есть в удачу, которая хранила их во всех предыдущих битвах. Молодым – трудней. – Страшно? – спросил Духарев сына. – Не без того, – степенно ответил Артем. Ростом он был отцу чуть повыше плеча, но держался с большим достоинством. – Не бойся, – сказал Духарев. – Если в самое пекло не полезешь, целым будешь. Артем сразу успокоился. Он, как и многие, верил в то, что батька – ведун. Но Сергей в данном случае не видел будущего. Он видел своего сына: в добром, под стать старшему гридню, доспехе, прошедшего отменную выучку. Да это и не первая его драка. Успел парень побывать в дюжине стычек: и под Киевом, и у Ольбарда на «стажировке». Должен выжить. Тем более что вокруг него будут личные гридни Духарева: эти уж за сыном воеводы присмотрят. Но все равно в сердце что-то такое екало. Сергей предпочел бы сам быть рядом с сыном, но нехорошо выйдет. Он – воевода… Вятичи додумали в срок. Прав был Свенельд – не воины они и не смерды. Потому придумали нечто третье. То есть знай Духарев их обычаи лучше, сам бы догадался. А обычаи у лесовиков были такие: если повздорили два рода – неча всем людям драться и попусту кровь проливать. Пусть богатыри решают, чья возьмёт. – Как биться будем? – оживился Икмор. Он, Духарев и Свенельд пришли парламентерами. – Пеше, конно? В полной зброе или только на мечах? – Не-е-е! – вятские старейшины энергично замотали головами. Крови не надо. Если кровь прольется – мира не будет. Бороться надо. Голыми руками. – Это на кулачках? – Икмор сразу скис. – И еще – камень бросать. Кто дальше, – заявили старейшины. – Так у нас по обычаю. И еще… – Погодите! – вмешался Свенельд. – Померимся по вашему обычаю, но и по нашему тоже! – На мечах нельзя! – сразу объявили старейшины. – А на дубинках – можно? Вятичи посовещались, решили: нельзя. Тоже может кровь пролиться. – А копье метать в цель? Можно? – Это можно. – А стрелы? – Можно, можно! – старейшины даже заулыбались. Полагали, что их охотнички не худо стреляют. Есть перспектива для победы. – Добро, – резюмировал князь-воевода. – Ваша возьмет – уйдем. Мы осилим – быть вам киевскими данниками. Все? – Нет, не все! – возразили старейшины. – Меряться не одни лишь мужи бородатые должны, но и юнаки! И поклясться надобно богами и пращурами, что пока борьба пойдет, между нами и вами – мир! – Поклянемся, – согласились русы. – И юнаков подберем. На том и порешили. Местом состязания избрали дорогу. Русам предстояло выбрать своих «спортсменов». – Бороться я буду! – решительно заявил Духарев. Конечно, ему уже не двадцать пять, зато он в отличной физической форме и вдобавок (как чувствовал) в последние полгода перед походом регулярно тренировал рукопашку, используя в качестве спарринг-партнера Сычка. Спорить с Духаревым не стали. Слава победителя берсерков все еще сохранялась за Сергеем. – А копье метать я буду! – с ходу объявил Лют. – Почему ты? – возмутился Икмор. – Бросьте кости, – предложил Духарев, пока молодые воеводы не переругались. Бросили. Выпало Люту. – Тогда я – из лука! – потребовал Икмор. Святослав покачал головой. – Думаешь, я этих мохнобородых не перестреляю? – обиделся Икмор. – Может, и перестреляешь. Но перестрелять мало. Надо так выстрелить, чтоб у них от изумления бороды дыбом встали. Стрелять будет Машег. – Камень! – напомнил Свенельд. Этот вид состязания энтузиазма не вызвал. – У меня в дружине нурман есть, – сообщил Икмор. – Снорри зовут. Здоровый, как тур. Пусть он кидает. – Отроки? – спросил Святослав. – Стрелка можно из хузарских взять, – сказал Свенельд. – Пусть вот Машег из своих молодших выберет. – Бороться мой Артем может, – сказал Духарев. – Не мелок? – усомнился Святослав. – Так он и бороться будет с таким же, – возразил Сергей. – А копьеметателя пусть Трувор подберет. У него из кровных варягов отроки… – Почему всё твои? – возмутился Икмор. – Как будто из княжьих… – А мои что, не княжьи? – сурово спросил Духарев. – Уймись, Икмор! – строго сказал Святослав. – Все вы – мои. А коли обидно, можешь сам остальных отроков выбрать. Но гляди: опозорятся – с тебя спрошу! Глава третья