Зверь, вернее, звери, потому что их было минимум трое, кушали хорошо. Поэтому вскоре охотники наткнулись на подобающих размеров кучу дерьма. Духареву вспомнилась картинка из давным-давно виденного «Парка Юрского периода». Эта горка была поменьше, чем оставленная тамошним динозавром, но тоже внушала крайнее почтение. Куча источала вонь и тепло: звери были поблизости. Охотники увидели их издалека. Две огромные мохнатые туши цвета прелых листьев неторопливо двигались между хлипких деревьев. Когда люди подобрались поближе, то заметили и третьего – детеныша. Духарев почувствовал некоторое облегчение: это были всего лишь мамонты. Отлично звучит, да? Всего лишь мамонты. И не такие уж большие, как можно было предположить по отпечаткам. Нет, Сергея они не впечатлили. Зато Святослав и Икмор пришли в восторг. – Какие клыки! – восхищенно проговорил Икмор. – Может, это вепрьи боги, Стемид? – Нет! – мотнул головой Святослав. – Вишь, носы у них – как у элефантусов! Святослав живых слонов никогда не видел, но они для киевлян не были такой уж диковиной. Даже в зверинцах Царьграда было несколько этих животных. Правда, их давно уже не использовали как военную силу. – А похожи на кабанов, – прошептал Икмор. Да, сходство имелось. Только такого «кабана» сотня сулиц не остановит. – Их и правда меч не берет? – спросил Святослав. – Если мертвый – разрубить можно. Живого – нет. Шкура толстая, под шкурой – жир, а на шкуре – щетина. Нос у них понежней, да только они его берегут. – А как же вы их бьете? – спросил Святослав. – А мы их не бьем, – ответил Стемид. – Эти, – пренебрежительный кивок в сторону аборигена, отставшего на полсотни шагов, – раньше били. Пугали огнем и загоняли в ямы с кольями. Дед моего деда запретил им убивать этих зверей. Их совсем мало осталось. А раньше много было. Ты, должно, видел в Новгороде на торгу такие клыки? – Видел, – подтвердил князь. – Пилёные. Я думал: бивни китовые. Бегают они быстро? – На хорошей лошади уйти можно, – сказал Стемид. – Но не здесь. Здесь от них никто не убежит: им ведь ни болото, ни лесок не препона. – Как же такие громадины по болоту ходят? – изумился Икмор. – Не иначе волшба! – Может, и волшба, – согласился Стемид. – В самую зыбь они, конечно, не побегут, но где мы пройдем, там и они. – Хочу поближе подойти, – сказал Святослав. Поближе подобрались впятером: Трувор остался присмотреть за аборигеном. Духарев с удовольствием оставил бы и Артема, но приказать не рискнул, обидится парень смертельно. Вблизи мамонты выглядели внушительнее. Детеныш старался держаться между родителей. Размером с матерого тура, рядом со старшими он казался маленьким. – Стрелами побить, – почти беззвучно, одними губами произнес Икмор. – В глаза. А потом подобраться и колоть в ноги. Перешибить жилу… Святослав покачал головой. Он с восхищением глядел на гигантов. На то, как плавно они двигались, как легко несли невероятную тяжесть громадных бивней… Долго смотрел. Духарев даже начал опасаться: ветер переменится – и попадут они, как кур в ощип. Если и впрямь мамонты не любят людей… Наверняка не любят. За что им нас любить? Святослав не боялся. Ах, как ему хотелось схватиться с этими чудовищами! Какая слава – победить такого! Привезти такую голову в Киев… Не привезти. Даже один клычище всемером не утащить. Какие красавцы! Святослав привстал, рука потянулась к налучу… И остановилась. Он еще некоторое время глядел на чудесных зверей, потом показал знаком: уходим. И они ушли. – Знаешь, почему я их пощадил? – спросил он Духарева позже, когда они остались наедине. – Пожалел? Святослав покачал головой. – Сейчас я – пардус! – сказал он. – Я прыгаю и рву. Но пройдет время, и все изменится. Через два года Хузарский хаканат станет моим. Еще через год я возьму под свою руку всех его данников, а через пять лет вся земля от черных волжских булгар до булгар дунайских будет моей, и все народы, какие есть на ней, присягнут мне. И тогда я буду слишком велик, чтобы прыгать. Тогда я стану грозным и могучим. Я велю поймать и привезти мне этих зверей. И не пардуса, а такого зверя вышьют на моем знамени, потому что нигде, ни в одном царстве нет ему подобных, ведь даже бивни элефантов кажутся оленьими рожками рядом с его клыками! Глава десятая О голодных печенегах – Мои волчата хотят есть, – сказал великий хан. – Они всегда голодны, и если их плохо кормить, хакан Святослав, они тебя сожрут! На великом хане Куркутэ – тяжелый халат, щедро простеганный золотой канителью. Плешивую голову покрывает диадема ромейской работы, серые косицы висят из-под нее, а жиденькие усы – желтые и слипшиеся. Великий хан стар и тучен: четверо внуков сажают его на коня. Всего же внуков у него больше полусотни, а сын – только один остался. Было больше, но одних убили враги, других велел удавить сам Куркутэ. За то, что не пожелали ждать, пока Великое Небо само призовет великого хана к себе. – Я знал твоего отца, – сказал великий хан. – Твой отец – он был мне как сын. Святослав промолчал. В выгребной яме он видел такого дедушку. – Ко мне человек приезжал, – сообщил Куркутэ. – От хузарского хакана. Богатырей моих на службу звал. – Что ж ты ему отказал? – спросил Святослав. Великий хан покопался за пазухой, поймал блоху, оглядел внимательно, потом сунул в рот. – А я не отказал, – сообщил Куркутэ. – Я сказал: подумаю. – Думай, – сказал Святослав, поднимаясь с ковра. – А мне думать некогда. Пошли, воевода! – Эй, погоди! – великий хан встрепенулся. – Так нельзя. Вы – гости мои. Разве хорошо, когда гости уходят так поспешно? Святослав развернулся всем телом, стремительно. Телохранители Куркутэ даже за сабли схватились. Дурачье! Хотел бы киевский князь убить хана, уже убил бы. – Хочешь мой совет, великий хан? – Совет друга никогда не бывает лишним, – дипломатично ответил Куркутэ. – Продашь твоих богатырей хакану Йосыпу – возьми золото вперед. И покинул ханскую юрту. Духарев задержался, развел руками: мол, надо было, как мы договорились, что же ты? Пожадничал Куркутэ. Или подкинул ему кто-то золота, чтобы не поддержал русов. Или и то и другое плюс надежда пограбить киевские земли, когда Святослав уйдет. Князь взлетел на коня. Ближняя дружина (остальные ждали за границами ханской стоянки) окружила его. Русы галопом промчались между юрт и кибиток, всполошив собак и прочую стойбищную живность. – Зря время потратили, – сердито бросил Святослав Сергею. – Мы с ханом обо всем договорились, – сказал Духарев. – Не знаю, почему он взбрыкнул. – Копченый и есть копченый! Князь придержал коня. Они въезжали в свой лагерь, наскоро разбитый поблизости от печенежского. Здесь было почище, чем в стойбище, и пахло едой, а не дерьмом. У русов не было привычки гадить, где приспичило. – Икмор! – зычно выкрикнул Святослав. – Ты где? – Здесь, княже! – командир малой княжьей дружины поднялся и помахал ложкой. – Сюда, княже, поснедай с нами! Князь подъехал к гридням, сидевшим кружком у большого котла, спешился. Дружинники подвинулись, очистив место князю и Сергею. Перед ними тут же поставили большую миску с кашей: разваренной пшеницей, бараниной, горохом и всякими приправами. Князь достал из-за голенища ложку и не чинясь приступил к еде. Духарев последовал его примеру. Они с полудня сидели у Куркутэ, но ничего, кроме кумыса, великий хан им не предложил. – Ну как? – спросил Икмор. – Никак, – вместо князя ответил Духарев. Он был расстроен. Куркутэ – его тема. Он две недели таскался с печенегами по степи, раздал кучу подарков «доверенным лицам», подхватил вшей, выслушал тонну жалоб и поучений от престарелого «Волка», добился согласия принять предложение киевского князя. Большой хан поставил только одно условие: пусть Святослав приедет сам. Святослав приехал… И получил отлуп. – Не кручинься, воевода, – сказал князь. – Знаю, ты сделал все, что можно. Никто не сделал бы больше. А потом… Он ведь не сказал «нет». – Старый пердун… – проворчал Духарев. – Лживое копченое жабье дерьмо! Дружинники засмеялись. Кто-то сунул воеводе обернутую войлоком флягу с прохладным тмутараканским вином. Настоящий нектар после того перебродившего кефира, которым их потчевал Куркутэ. – Когда уходим? – спросил Икмор. – Как дружина поест, так и седлаемся. Икмор поглядел туда, где в нескольких стрелищах серели печенежские юрты. – А может… Русская дружина – полторы тысячи копий. В стойбище – впятеро больше воинов. Но если ударить внезапно… – Нет! – отрезал великий князь. – Мы его гости. И еще: у Куркутэ под рукой самое малое тридцать тысяч сабель. Как думаешь, где остальные?