— Вот сожгут ваших богов лехиты, тогда узнаете, кто кого примет, — посулил Богуслав. — Типун тебе на язык! — испугался первый страж. — За своим языком следи! — строго произнес Богуслав. — Не со смердом толкуешь! — Не серчай! — поспешно произнес страж, сообразив, что ляпнул не по уму. — Хочешь, проезжай так, без мыта. — Ладно уж, — махнул рукой Богуслав. — Прощаю! На-ка, — сунул стражу серебряную монетку ромейской чеканки. — Подскажи, где тут у вас передохнуть да поесть лучше? — Прямо езжай, — первый страж показал вдоль улочки, где вдоль заборов чернели дорожки из тесаных стволов, спасавшие от осенней распутицы. — Постоялый двор Толстого Выжи. Сами увидите. — Ты куда его отправил? — зашипел второй страж на первого, когда русы отъехали. — Там же лехиты стоят. — Вот пусть лехитам и покажут, какие они грозные, — сердито сказал первый страж. — Слова ему не скажи… * * * — Та-ак… — мрачно протянул Богуслав, переглянувшись с Антифом. — Тем же копытом — в ту же яму. Постоялый двор Толстого Выжи был попросторней того, что на дороге в Полоцк, но так же полон разного народу. А свободное место — только за одним столом. Лучшим столом, за которым угощалась четверка оружных. Судя по броням — воев князя Мешко. Была тут и визжащая девка с задранным подолом на коленях у усатого лехита. Хотя в этом сходство было неполным: девка визжала не истошно, а вполне игриво. И еще одно отличие: теперь русов тоже было четверо. — Здравия всем, — произнес Богуслав вежливо и двинулся в лехитскому столу. Уселся, снял с головы шлем, кивнул Лучинке: сядь рядом. Девка перестала визжать. С любопытством уставилась сначала на Славку, потом — на Лучинку. На круглой курносой физиономии девки выразилось удивление С другой стороны Лучинки опустился Хриси. Рявкнул: «Жирняй, пива!» — и подмигнул девке. — Кто есть Панове? — вполне добродушно поинтересовался один из лехитов. Судя по толстой золотой цепи на шее — старший. — Киевского князя Владимира дружинники, — ответил Богуслав. — Можно ли узнать, откуда и куда едете? Почему бы и не ответить, если вопрос был задан вежливо? — Из Сандомира. Сопровождали посла вашего князя к нашему. Ныне возвращаемся домой. — Благополучен ли путь? — Вполне. Курносая девка что-то зашептала «своему» лехиту. Тот нахмурился, уставился на Лучинку. Потом поинтересовался: — Прошу простить, пан, девица эта с вами — она вам кто? Под столом Славка успокаивающе погладил по коленке напрягшуюся Лучинку. — Холопка моя, — бросил он равнодушно. — Купил третьего дня. А к чему вопрос? — А ведомо ли пану, что девка эта — уличенная ведьма? — спросил лехит. — Даже если так, то меня это не волнует, — спокойно ответил Славка. — Святой крест защитит меня от колдовства. — Пан верует в Христа? — Лехит с золотой цепью поднял белесую бровь, разделенную надвое розовым шрамом. — А мне говорили: новый киевский князь всех христиан истребил. Богуслав усмехнулся. И перекрестился. Лучше бы он этого не делал. Рожа у лехита с цепью стала такая, будто он откусил яблоко и увидел внутри полчервяка. — Византийский схизматик… — прошипел он и жадно глотнул из кружки, словно одно лишь это слово вызвало нестерпимую горечь. — Не византийский, а булгарский, — уточнил Богуслав. Тут и ему наконец поднесли пива. Вполне пристойного, к Славкиному удивлению. — Я не богослов, пан, я — воин, — сказал Славка подобревшим от доброго пива голосом. — У нас в Киеве христиан не много, и мы не разбираем, кого из нас булгарские пастыри крестили, кого — константинопольские, а кого — преосвященный Адальберт. Здесь же — земли язычников, и если желаем мы обратить их к Богу, то не пристало нам выказывать друг другу рознь. — Огонь и железо! — рявкнул лехит. — Вот лучшие средства для обращения варваров! — Вот как? А что сказали бы деды уважаемого пана, услыхав такие слова? — То же, что и я! — отрезал лехит. — Да ну? А я слыхал, что и двадцати лет не прошло с тех пор, как князь Мешко крестил своих подданных. — Я служу князю Мешко, но я не лехит. Я — сакс! — гордо заявил собеседник Богуслава. — Ха! Сакс! — Хриси надоело молчать. — Отец мой ходил в вик на твоих родичей. Рассказывал: вы, саксы, знаете, с какой стороны у секиры рукоять. А вот настоящей храбрости у вас нет. — Хочешь поглядеть, какова наша храбрость, тупоголовый? — рявкнул лехит, вернее, сакс с девкой на коленях. — Я не против, — с усмешкой произнес Хриси. — Там, где ты ее сейчас ищешь, я ее ни разу не находил. Но готов помочь тебе в поисках. — И вновь подмигнул девке. Сакс сначала не понял, на что намекает варяг, потом сообразил, покраснел, как рак в кипятке, выдернул руку из-под девкиной рубахи, спихнул ее с коленей и с отменным проворством попытался через стол пырнуть Хриси кинжалом, которым разделывал мясо. Хриси даже не шелохнулся. А зачем, если руку сакса поймал Славка и вывернул ее весьма болезненным способом, которому его в свое время научил отец. Кинжал выпал, а сакс взревел от боли и ярости. Он был не слаб, но положение оказалось крайне неудобным. Отчаянная попытка вырваться была тут же пресечена легким доворотом схваченной кисти. Большой палец Славки еще глубже погрузился в показанную отцом точку, и сакс взвыл. Славка хорошо понимал, что тот чувствует. Будто предплечье пронзили до самого локтя раскаленной спицей. Проткни Славка руку сакса кинжалом, тому было бы не так больно. На глазах у схватившихся за оружие саксов Богуслав (не разжимая хватки) свободной рукой поднял кружку и с демонстративным удовольствием отхлебнул. — Не надо крови, — произнес он, со стуком опустив кружку на стол. — Мой человек пошутил. Он не сомневается в вашей храбрости. И метнул в сторону Хриси сердитый взгляд. Хриси был по крови нурманом, сыном и внуком викингов, но по воспитанию — киевским гриднем. Пусть наглым, но далеко не глупым. Если сотник хочет разойтись мирно, то перечить не стоит. — Само собой, пошутил, — ухмыльнулся Хриси. — Одином клянусь! Викинги называли своего главного бога Отцом лжи, но саксы, очевидно, об этом не знали. Обладатель золотой цепи убрал руку с меча, и Славка разжал пальцы. Сакс принялся баюкать онемевшую руку. — Скоро отпустит, — пообещал Богуслав. — Но пока тебе придется кушать одной рукой. — Ты сам колдун! — с ненавистью процедил сакс. — Разве это колдовство? — усмехнулся Богуслав. — Вот если бы молния Перуна ударила тебя в макушку, вот это было бы колдовство. А это так, игры для детских. Но я гляжу, тебе, сакс, везде колдовство мерещится. Должно быть, слаб ты в вере, если так боишься бесов. Мой добрый друг (выделил Славка голосом), настоятель Сандомирской обители, мог бы тебе помочь. Но он далеко, а здесь — земля язычников. Будь осторожен, сакс! Колдовство особенно опасно для тех, кто его боится! — Я не боюсь колдовства! — угрюмо заявил сакс, нянча беспомощную десницу. — Я знаю, как поступать с колдунами! В огонь их! — Опрометчивые слова, — укоризненно произнес Славка. — Здесь — не христианская земля. Как бы тебе самому не угодить в огонь. — Ништо! — с яростью процедил сакс. — Скоро и сюда придет Крест! — Пасть закрой! — рявкнул на него обладатель золотой цепи. Славка не знал германского языка, но о сути сказанного догадался. Еще он обратил внимание, что к их разговору прислушиваются и местные. Тут очень кстати русам принесли здоровенное деревянное блюдо с жареными потрохами — и разговор естественным образом прервался.