Несколько поступлений на его счета были проведены оттуда, как выяснил Алмаз. Что и показалось Глебу подозрительным – Черный континент был здесь своеобразным Диким Западом. Территорией, на которой бо?льшая часть международных законов терялась в джунглях, пустынях и скалах. Именно там, считалось, Потрошители держали штаб-квартиру. Непонятно только, где именно, иначе бы на том месте моментально появился разлом – никто из владетелей не жаловал похитителей. Глаза Пупкина заметались с такой скоростью, что мне даже показалось, будто сейчас они вылезут на стебельках из глазниц, как у краба. – Я? Мне? Что вы такое говорите? Откуда? Из Африки? А по какому праву? – последняя реплика певца набрала силу и прозвучала обличительным гласом. Столько в ней было силы и убеждения, что я даже на миг задумался – а, правда, какое я имею право задавать такие вопросы и лезть в жизнь уважаемого члена общества? Что-то мне говорило, что данный персонаж к Потрошителям отношения иметь не может. Не может и все тут! Но отработать версию требовалось до конца, чтобы потом не рвать на голове волосы. – Просто скажите мне, что это за деньги и от кого они получены. – надавил я. – Это, знаете ли, ни в какие ворота уже! – продолжил благородное негодование Пупкин. – Я буду жаловаться! До князя дойду! Вы еще узнаете, что такой Иван Пупкин! – Дядь Вань? – игнорируя рев артиста, я обратился к наставнику. – Что с его аурой? – В ужасе. – откликнулся тот. – В панике. Что-то с этими деньгами не так. Переведя взгляд на певца, я сделал выразительное лицо. Видите, мол? Человек на вашу ауру смотрит. В самую, что называется, суть. И видит, что вы запираетесь и врете, Иван Эдуардович. Врете и запираетесь. – Да как вы смеете?.. – побелев лицом еще больше, промолвил Пупкин. – Это незаконно!.. – А мы сейчас в жандармерию поедем, уважаемый. Там вы все и расскажите. Заодно и жалобу на превышение полномочий руки князя напишите. Одевайтесь! Последняя фраза его будто по щекам хлестанула. Он отшатнулся и уронил пачку бумаги. Исписанные нотные листы рассыпались по полу. Затем оперный певец исполнил целую пантомиму: одной рукой схватился за стену, другую приложил к сердцу, а зубами закусил нижнюю губу. – Все в порядке у него с сердцем. – ответил на незаданный мною вопрос наставник. – Комедию ломает. – Глеб Вячеславович! – голосом человека, которому все смертельно надоело, рявкнул я. – Давай этого гуся в наручники и в управу! Были ли у Самойлова наручники, нет ли – этого я не знал. Но он очень уверенно шагнул вперед и характерным жестом сунул руку за спину. Тут Пупкин и сломался. Я бы даже сказал – потек. Буквально сполз по стене и глазами побитой собаки посмотрел на меня снизу вверх. – Не надо наручников… Я все расскажу… * * * История его отношения к Потрошителям не имела, хоть и была грязной. Звезда оперы оказался торговцем. Не тем купцом, которого мы искали, а человеком, продающим информацию. Благодаря своей известности, он был вхож в самые разные круги, в том числе и в дома знатных родов: как русских, так и иностранных. Со многими водил дружбу, кое с кем – близкую, и частенько слышал то, что слышать, в общем-то, не должен был. Планы одного семейства о приобретении активов, секретные договоренности другого, размолвки или примирения в третьем. Как агента его никто не подозревал – человек искусства, не от мира сего прекраснодушный увалень! – но за чуткость и теплоту душевную (его собственные слова!) делали порой хранителем тайн, которые на рынке ценных бумаг стоили сотни тысяч, если не миллионы. Эти секреты он и продавал. Сперва не жадничал, но очень скоро ощутил вкус и пошел, что называется, вразнос. Связался с теми, с кем умный человек связываться не должен никогда и ни при каких обстоятельствах – с африканас. Ушлые ребята, всему миру известные, как самые нечистоплотные деляги, быстро взяли его в оборот. Сделали пару заказов, получили необходимое и даже расплатились честь по чести. Но затем каким-то образом вычислили, что за безликим анонимом скрывался артист Иван Пупкин. И стали скармливать ему заказы посерьезнее. Теперь наш светский лев не просто продавал то, что сумел услышать. Теперь ему уже говорили то, что он должен был узнать. Платить, правда, продолжали исправно. Последние два перевода Алмаз и заметил, ища подходящие кандидатуры на роль мерчантэ. Встретив столь горячее желание сотрудничать, которое изъявил господин Пупкин после исповеди, мы заодно попытали его на предмет знакомства с купцом Потрошителей. Ну, мало ли? Если он такой сведущий и информированный – шанс был. Но к сожалению для нас и к счастью для него самого, в откровенный криминал певец не лез, работая больше по акциям, ценным бумагам и многотысячным сделкам. То есть, ни черта он про Потрошителей не знал. Но обещал все выяснить, если мы закроем глаза на его «маленькие грешки». Я не особо верил его способностям, но обещал подумать, а также посоветовал города не покидать. Сопроводив свой совет характерным для плохих шпионских триллеров замечанием, «мы будем наблюдать за вами, господин Пупкин». Сдавать я его не спешил. Пусть на крючке повисит, может, пригодится еще. Как – без понятия! Но в бытность пресс-секретарем я был свидетелем нескольких историй, когда начинающимся чиновникам специально давали возможность замазаться в чем-нибудь неблаговидном вроде нецелевого использования бюджетных денег. А потом намекали, что все об их подвигах известно, но не наказывали при этом. Зачем? Человек продолжает работать, а порой лучше чем прежде, да еще обзаводится поводком с ошейником. Этого же и замазывать ни в чем не нужно – сам все сделал. Не воспользоваться таким – грех. – Ну что? – спросил я у Самойлова, когда мы вышли на улицу. Несмотря на осеннюю свежесть воздуха, мне было душно. Так у меня всегда бывало, когда окунешься с головой в некую мерзость, преступлением вроде бы и не являющееся, но серьезно подрывающее веру в человека, как в разумный вид. – Получается, что твой меценат – наш купец? – Чего это он мой? – беззлобно огрызнулся Глеб. Вздохнул и добавил: – Выходит, что так. Ведьмак Осень я люблю, особенно раннюю. С моей точки зрения, у этого времени года есть только один недостаток – начинается сокращение светового дня. Еще не настолько заметное, как зимой, но уже подающее сигналы – скоро в шесть будет темно, дорогой друг. Скоро ты будешь начинать день в темноте и заканчивать в ней же. Привыкай уже. Скоро… Пока еще только вечереет… В остальном же, сентябрь – лучший месяц в году. Уже не жарко, но еще не холодно. Ты не мерзнешь, но и не потеешь. Воздух – чистый хрусталь. Желтеющая листва своей беззащитностью трогает какие-то струны в душе даже законченного сухаря и прагматика. Но главное – карманы. Да-а! Осенью в жизни каждого нормального мужчины снова появляются карманы. Много карманов. Для ключей, для телефона, для бумажника, для сигарет и зажигалки, если вы, конечно, еще курите. Есть куда сунуть листок с записанной информацией, платок или пачку салфеток, сгрузить мелочь, полученную на сдачу… В общем, только фантазией человек ограничен в использовании карманов. И ведь, подумать только – летом мы этого лишены! Мы вынуждены таскать с собой борсетки, эти нелепые поясные сумки-кенгурятники, сумки через плечо, а самые стойкие из нас – набивать два кармана брюк всей необходимой повседневной мелочёвкой. Отчего сразу становились похожи на пацанов, стащивших из дома конфеты. А осенью – никаких проблем! Легкий пиджак – три кармана, брюки – два, а если использовать задний, то и три! Более чем достаточно. Вот о чем я думал, закончив разговор с князем и убрав телефон во внутренний карман пиджака. Неуместная мысль, согласен, но что ж делать? Мозг перегружен, вот и встряхивается, как собака после купания. Летящие в стороны капли и есть подобные мыслительные этюды. Так что я на мозг не в обиде – понимаю. Пояркову я отчитался о разговоре с артистом. Мне показалось правильным с этого момента держать князя в курсе о каждом своем чихе, если он, конечно, не ведет к раскрытию меня самого. Это как дровишки, которые вовремя требуется подбрасывать в огонь, чтобы он горел ровно и ярко. И не смотрел в сторону неподалеку сложенной поленницы. В общем, рассказал ему все без утайки, даже о нечистых делишках звезды подмостков и о своем решении оставить того законсервированным агентом. Дядька последнее одобрил, даже похвалил за «политический» подход в этом вопросе. «Так с волками жить, Николай Олегович!» – хотелось сказать ему, но я сдержался. И привычно вернул мозг от звонка, осени и карманов к делам насущным. То есть, обсуждению с соратниками следующего шага. – В управу? – спросил Самойлов. – Слепок. Уже должны быть результаты. – Или отсутствие оных. – закончил за него дядя Ваня. – Поехали. Вот такое вот совещание. Да, я здесь фигура значимая, правая рука князя, боевой маг и все такое, но эти двое, единственные знающие обо мне всю правду, порой ведут себя со мной, как взрослые с малым ребенком. То есть мнения не спрашивая и решения принимая без учета моих желаний. Потому что знают как лучше! Но не спорить же? Тем более что и правда надо ехать в жандармерию за результатами техно-магического сканирования. Чем корчить из себя лидера, лучше на результат работать. Тем более в дороге есть возможность немного подтянуть мои знания о магии. – У меня у первого вышло так голубой цвет использовать? – чтобы головой в разговоре не крутить, я даже на заднее сидение сел. – В смысле, защитный аспект… Ну, ты понял в общем. – Выходит, что так. – погруженный в себя старикан, тут же вынырнул из прострации и оживленно закивал головой на морщинистой шее. Я вдруг отчетливо осознал насколько он старый. Девятый десяток, как он сказал, а носится с нами весь день. И, видать, начал уставать к вечеру. – Как так? Вы же тут магию по полочкам разложили, всему названия придумали, школы всякие разные. Странно как-то. – А может оттого и не получалось ни у кого раньше, а? Из-за систематизации как раз. Я вот все думал… Может мы привыкли, что можно только так и никак иначе? Мы же, наставники, сами подобное мышление вдалбливаем в головы молодняку. Сперва для того, чтобы балбесов от беды уберечь, а затем по привычке просто. Вот они и не рассматривают эфир в качестве боевых аспектов дистанционного характера. А ты чистый лист, Игорек. Ты ничего не знаешь о правилах, а потому они тебя не ограничивают. – Вот так просто? – подал голос Глеб. – Я, получается тоже могу больше, чем привык? Мне показалось или в его голосе мелькнула тень надежды? Надежно упрятанная в привычную иронию, но всё же заметная. – Ты слова-то мои как догму не принимай, Глеб. Это ж я, так, размышляю по-стариковски. Да, я еще до отставки с коллегами говорил, что дар – любой дар, от систематизации не только выигрывает, но и страдает. И многие со мной были согласны, да! Только никто не видел смысла реформы в образовании затевать – работает ведь! Но и о размере отпущенного забывать все же не стоит. Литровая бутыль больше литра в себя не пустит, согласись? Такта у наставника было, как у кузнечного молота. Можно было и помягче как-то выразиться. Хотя, чего миндальничать? Может и правда лучше прямо говорить, чем несбыточные надежды подкармливать? – А может я и не прав. Может, возможности Игоря в манипуляциях эфиром проистекают из наличия царского дара? Было бы здорово на недельку запереться в надежном месте и поэкспериментировать. Но кто ж даст-то сейчас? Дед-то интереса к профессии не утратил, я смотрю! Готов стать исследователем. Неглупая, кстати, мысль. Может позже и получится. – Так что ты, Игорек, фантазируй пока. Неплохо у тебя получается, я такого использования дара никогда не видел. Но поосторожнее, ладно? Все ж таки – царский дар если… Договаривать он не стал, но я все прекрасно понял. Мне тоже этот Благовещенск нравится. Стыдно признаться – больше родного. Не хотелось бы тут Пустошь создать. * * * В управе девочка в форме нас разочаровала. – Закрывается. Аппаратура каждый раз выдает новые результаты и все не меньше километра в окружности. Подобным образом мы его отследить не сможем. Обидно, но нельзя сказать, что мы этого не ожидали. Более того, я именно этого и ожидал! Ну не мог маг, игравшийся с нами, как пес со сворой щенков, так банально подставиться. Придется возвращаться к традиционным методам расследования, безо всяких магических штучек! А что у нас, кстати, является традиционным методом? Этот вопрос я уже хотел задать нашему ведущему специалисту в данной сфере – Глебу Самойлову, но тот именно сейчас опять залип на телефоне. Причем в этот раз он не переписывался, а ради разнообразия, разговаривал. А чтобы ему не мешали, вышел из кабинета. Мы с дядь Ваней попрощались с девушкой и остановились неподалеку от следователя. – Алмаз звонил. – сообщил он наговорившись. – Выяснил он про итальянцев. Нашим противником с зелеными кнутами оказался гражданин герцогства Миланского по имени Альдо Фульчи. И как сообщал дотошный татарин, для любого латинянина оно звучало примерно, как Иван Петров для русского. Или Джон Смит, если на английский манер. То есть – никто. Убийца прилетел по поддельному, но очень хорошему и проходящему все проверки паспорту. – Алмаз взял фотографии с аэропортовских камер, прогнал их через все доступные ему базы и выяснил его настоящее имя. – тут Самойлов вызвал на экран телефона текстовый файл от хакера и, старательно выговаривая, прочел: – Сильвано Берто Армандо Оливьери. Гражданин Ватикана. В этом месте дядя Ваня зло сплюнул на пол. – Папист! Я некоторое время подождал объяснений, а когда они не последовали, спросил сам: – И что?