* * * – Не спится? – оторвала её от книги Тома. Она смотрела в упор и улыбалась. «Улыбаешься мне, а в глазах твоих сквозит какая-то неопределённость», – подумала Марина. – Тебе тоже? – Ещё бы. Мне уже детей пора заводить, а я с любовью пока не определилась. Чувства всегда были инертны: расстался с человеком, не видишь его и уже давно делишь кровать с другим, а они всё приходят и приходят, галдят и не дают спать. Во мне так много любви, что как только я пытаюсь признаться, чтобы кто-то ещё её признал, чувствую, что звучит банально, слов не хватает передать своё внутренне, как будто там всё говорит на другом языке. Вот в тебе тоже полно любви, это видно сразу. – Пожалуй, полно. – И что ты с этим делаешь? – Я скромничаю, я делаю вид, я стесняюсь… – Вот-вот, стесняешься нарваться на комплимент, – сделала свою ремарку Тома, потом поправила подушку и снова положила на неё беспокойную голову. – Я даже не могу произнести первой: «Я люблю». Какого чёрта? Почему я не могу сказать то, что хочу, кого хочу, как хочу. – Потому что ты боишься, – не могла больше лежать Тома и села, уперев свои ноги в мою полку. – Чего я боюсь? – Ты всё ещё верна своему старью. Ты боишься быть собой. Что ты замолчала? – Думаю, как же трудно быть собой, – погас экран планшета в руках Марины. – Ага. Особенно самой собой. Проблема умных женщин в том, что они продумывают четвёртый-пятый шаг, не сделав ещё и второго. Люди не меняются, но и не повторяются. Они как дни недели: есть люди-будни, то есть с которыми хорошо работать, однако тех, с которыми можно полноценно отдохнуть, – пара человек, а может, и один. «Была бы умной, разве ехала бы я сейчас одна? Даже ты, какой бы разумной ни была, всё равно с носом, одна!» – усмехнулась про себя Марина. – Люди никогда меня не поймут. И дело даже не в том, что я сама себя не могу понять. Дело в том, что мне нужен один, который сумеет это делать лучше других, лучше меня, – смотрела в окно Тома, где замедлялась жизнь какой-то станции, будто именно здесь мог оказаться тот, который делает всё лучше других. Видно было, как она, словно станционный смотритель, перебирает глазами встречающих и пассажиров. – Не делайте мне больно, господа! – вытянула Тома из себя строку известной песни и ещё грустнее добавила: – Тем более холопы… * * * Янь: Опять выходные решила дома провести? Инь: Погода сегодня никудышная. Янь: Да? Вроде солнце светит. Инь: Светит, но никто не звонит. Ты тоже не звонишь, только пишешь. Чего-то мне всё-таки не хватает в жизни. А чего – не могу никак понять. Янь: Может быть, любви? Инь: Нет, что ты! Мужик у меня есть. Мы друг от друга без ума. Янь: А-а-а-а. Теперь понятно, чего не хватает. Инь: Правда, у него есть один недостаток: он женат. Это ещё не всё. Янь: Что ещё? Инь: Недостатки есть и у меня. Если быть откровенной до конца, я самая обычная ленивая дрянь. Янь: Ты не слишком самокритична? По-моему, ты сильная и волевая женщина. Инь: Вот, теперь я ленивая дрянь, которая умеет провоцировать на комплименты. Янь: Может, просто не выспалась? Инь: И это тоже. Янь: Одна спала? Инь: Да. Янь: Значит, гормональное. Инь: Как у тебя с этим? Янь: Я не один, но тоже не выспался. Инь: Значит, аморальное. Янь: Кстати, ты злопамятна? Инь: Нет, что вы, я не злопамятна, я предпочитаю мстить сразу. Янь: Какие планы на жизнь? Инь: Любить. Янь: Я про сегодня. Инь: Любить. Янь: Выключи автоответчик. Инь: Не могу… Хочу. Янь: Может, сначала кофейку? Инь: Да поздно уже. Янь: Ладно, коньяк так коньяк. Инь: Странно сложился мой субботний вечер: позвонил один – отказала, позвонил другой – отказала, потом как отрезало, наступила тоскливая тишина. Пока ты меня не спас. Янь: Я же знаю, что самое грустное для женщины, когда некому отказать. Инь: Когда увидимся? Янь: Завтра. Инь: Завтра так завтра. Тогда нечего на меня сегодня пялиться. Кстати, чем это ты сегодня так занят? Янь: Любуюсь. Красиво ходите! Инь: Вы ещё не знаете, как красиво я ухожу. * * * Я качался в кресле в своём кабинете, пытаясь собраться с мыслями, но мысли не собирались, они игнорировали, предпочитая дебаты в курилке дум, не голова, а полная фракций Дума. Одна из мыслей, самая мрачная, кружила под потолком, после каждого дежурного облёта пытаясь выйти за пределы, на волю, в весну, втыкаясь всем телом в стекло. Качаться мне надоело, и я перешёл к более действенным методам: я начал кататься на кресле от стенки до стола и обратно. За этим развлечением меня застала Катя, которой я успел чуть раньше заказать кофе. – Кстати, звонили опять пожарники. – Вам, Катя?