Инь: Утро – это восстание против сна. Тем более когда на небе ни солнца. По всему окну дождь. Янь: Что с настроением? Инь: Дождит. Янь: Погода плачет без повода, а ты держись. Может, двинем в какую-нибудь тёплую страну? Инь: С твоей работой легче будет пододвинуть эту страну к нам. Янь: Что тебе снилось? Инь: Сегодня я плыла по течению, ни с кем не спорила, ни за кого не цеплялась, в конце концов меня прибило к твоему берегу. Янь: Я бы даже сказал, выбросило на берег. Инь: Скажи ещё, что я бревно… в постели. Янь: Чёрт, ты же только что так прекрасно плыла по течению. Продолжай, не цепляйся. Инь: Я уже зацепилась за твою щетину. Янь: Так отцепись на время. Обещаю побриться. Инь: Как у тебя всё просто. А как же верность? Её не отбрить. Янь: Да. Верность – одно из столь редких качеств, которое мешает познавать мир. Инь: Мне пока нет. Верность моя живёт именно там. Янь: Именно где? Инь: В парке оргазмов, где можно гулять только тебе. В этом месте Марина остановилась. – Сплошные шарады. Но интересно. У них такая манера общения, занятная, – ответила на немой маринин вопрос Тома. – Я, правда, не поняла, она у моря или где? – Разве это важно? – Для таких безумцев важна каждая деталь. Марина с опаской посмотрела на Тому, потом на её шарик. Мимо их купе прошла проводница, она несла кому-то чай. С открытой дверью было спокойнее. Марина всё время прерывала книгу, собственные мысли не давали ей покоя. Она никак не могла поверить, что люди способны так общаться, словно они жили в каком-то другом измерении, без дома, быта, тесных отношений. Не то что им некогда было трепать друг другу нервы, просто делали они это настолько изящно, что это стало больше похоже на прелюдию перед утомительной возвышающей битвой любви, нежели на выяснение отношений. Макраме их лёгкого общения постоянно заставляло находить какие-то новые оригинальные узелки для выражения собственных радостей и тревог. Сначала книга её раздражала тем, что была далека от её реальной жизни, тем самым засасывая всё глубже и глубже в свою праздную игру слов. Увлекая в диалог двух культур, двух противоречий, двух полостей чувств. * * * Янь: Ты уже спишь? Инь: Лечь спать без тебя всегда было трудной задачей. Пришлось позвать друзей. Янь: Каких ещё друзей? Инь: Кофе и бессонницу. Янь: Не спится? Инь: Даже не живётся. Янь: Что так? Инь: Ничто не могло спасти меня от любви, поскольку безрассудство овладевало мной именно в те лирические моменты жизни, когда надо было обладать трезвым умом, чтобы не вляпаться, не стать героиней нового романа. Янь: Любовь, как правило, переживает три периода эволюции: до, после и вместо. Инь: Ну так вы меня проводите после? Янь: А кофе будет? Инь: Да, только растворимый. Янь: Главное, чтобы крепкий. Инь: Хорошо, мы дойдём до моего дома, потом я крепко пожму вашу руку и растворюсь. Янь: Только и всего? Инь: Вы слишком внимательны. Меня это пугает. Янь: А вы слишком догадливы. Теперь я хочу с вами не только переспать, но и переживать. Инь: Вы не знаете, чем можно поразить порядочную девушку наповал? Янь: Порядочную? Наповал? Ничем. Инь: А я думала, что вы волшебник. * * * Он шёл по набережной от припаркованной машины, в которой, как оказалось, оставил всё тепло, потому что ноги его сразу же обнял холодный ветер, тело накрыл мокрым плащом дождь. Максим хотел забежать в магазин, что-нибудь там перехватить к чаю, так как не успел позавтракать или, точнее сказать, не захотел. Насморком разбило всё небо. Текло рекой. У погоды был рыбный день. Минтай хлестал по щекам колючим хвостом. Холодный дождь обжигал лицо. Минтай оказался замороженный, так как капли дождя неожиданно перемешались со снегом. Мокрые белые крупные хлопья, словно видение, не могли не радовать… Не могли и не радовали. Максим забежал в казённое тепло и снова почувствовал себя человеком. Стал бродить между полок, прикидывая, какие из продуктов могут быть полезными для него, долго высматривая добычу. Брал в руки, разглядывал, пытаясь достать истину из мелкого шрифта на упаковке. Наконец выбрал какое-то печенье и кинул небрежно на металлическую решётку корзинки, прошёл дальше, потом выложил обратно, решил, что сладкого и так много в жизни, надо взять что-то существенное и ценное, полезное. Подошёл к прилавку с рыбой. – А что есть из свежего? – без приветствия, начал он, не глядя на хозяйку отдела. – Минтай свежий. – Спасибо, минтая больше не хочу, – усмехнулся Максим и в доказательство провёл ладонью по своему лицу, стряхнув на пол дождь. – На улице всё ещё поливает? – провела она по нему своим взглядом, словно полотенцем, пытаясь стереть с него ледяную воду. Лицо её напоминало цифру 99. Удивлённые круглые глаза и асимметрия на голове, будто ветер всю ночь дул с юга на север, оставив вихры волос вздёрнутыми в одну сторону. Чтобы достичь стопроцентного счастья, ей, как и многим, не хватало одного. – Да, чёрт-те что. Что она себе позволяет эта погода. Совсем распоясалась. А икра есть? – смотрел в глаза продавщице Максим, которая тихо улыбалась: «Клеит что ли?», сомневаясь, что покупатель в себе. Я был в себе. Просто это был мой стиль общения, и это совсем не значило, что я хочу из себя проникнуть в неё. – Минтая? – Нет, обыкновенная. – Красная? – Да, обыкновенная красная икра. – Камчатская. – Хорошая? – Замечательная. – Давайте баночку, нет, даже две. – Это всё? – многозначительно взглянула на Максима продавщица. – Да, пожалуй, – вспомнил я, что меня уже ждут в офисе. Кинул в корзинку еду, взял ещё хлеб и масло в другом отделе и подошёл к кассе. За кассой сидел мужчина. Иногда хотелось узнать историю, краткую биографию человека, проследить, что могло этого приятного взрослого, от тонкого восточного лица которого веяло изящным самаркандским орнаментом, привести сюда. Хотелось окунуть своё лицо в его жизнь. Пальцы мужчины, длинные и тонкие, которые могли бы пересчитывать клавиши на фортепиано, отсчитали сдачу. Может, он и был когда-то пианистом, я не спросил, может, и был, но судьба распорядилась иначе. Скоро я вернулся в непогоду. На душе было теплее уже, в машине тоже, только открыв, дверь я обнаружил, что корзинка так и осталась в моих руках. Возвращаться не хотелось, я бросил её на заднее сиденье и сел за руль, странно улыбаясь. * * *