Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 7 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
1 Когда неприятности случаются некстати, они пакостнее во сто крат. Вскочил на носу фурункул. Неприятность. А если вы женщина, вам за тридцать, свадьба завтра и приглашено полгорода? Тогда это некстати. Со мной тоже случилась неприятность некстати. Я попал под машину в разгар переезда на новую квартиру. Мне повезло, потому что, когда я позвонил Кире из больницы, выяснилось, что он находится неподалеку и готов взвалить на себя все тяготы руководства бригадой грузчиков, за что я после еще пару недель был ему искренне признателен. А началось с того, что накануне Нового года я затеял переезд. Поначалу все шло как надо: вещи упакованы, грузчики прибыли вовремя. Добрую половину коробок они быстро и ловко забросали в сырое чрево старенького грузовика, но последняя коробка лопнула, посыпались книги, и стало жаль бросать их живьем в грузовик, где хлюпала грязь на дне. Под рукой не оказалось ничего, что могло бы спасти положение, и, пока грузчики витиевато исторгали проклятия в адрес моего холодильника, я побежал в магазин за коробкой. Дорогу, нужно отметить, я перешел вполне благополучно, а вот уже на тротуаре старенькая серая Toyota вдруг сдала ни с того ни с сего назад, вместо того чтобы выкатиться на проезжую часть, и я упал. И потерял сознание. Очнулся я в приемном отделении больницы под пристальным взглядом пожилого доктора и умоляющим — толстяка с трясущимися губами, который и оказался виновником происшествия. Я попытался встать, но врач сделал предупреждающее движение, а лицо толстяка налилось таким ужасом, что я поначалу даже решил, будто пострадал всерьез, утратил, быть может, какую-нибудь часть тела или истекаю кровью. Я осмотрел себя, насколько это было возможно из положения лежа, пошевелил руками и ногами и, сообразив, что цел и невредим, снова попытался подняться, а когда мне этого не позволили, быстро и четко обрисовал доктору, как человеку наиболее здравомыслящему из присутствующих, ситуацию с машиной, грузчиками и последствиями моего исчезновения. Но доктор проявил недюжинную для своих лет непреклонность. Он категорически настаивал, чтобы я позвонил кому-то из близких, потому что в ближайшие полчаса он намеревался установить степень ущерба, причиненного моему здоровью. «И вашей адекватности, батенька», — заключил он, нехорошо покачивая головой. А толстяк уже с готовностью протягивал мне мобильный телефон, а доктору — салатную купюру. Никого из близких в городе у меня не было, я позвонил Кире. И он, без единого стона, угробил свой выходной на мой переезд, а вечером заехал в больницу передать ключи, готовый пожертвовать еще четвертью часа, чтобы сопроводить меня до дома. Помощи его, правда, не потребовалось, потому что к тому времени я, окончательно обозленный на всю медицину, шел ему навстречу к выходу… Вы когда-нибудь сталкивались с врачами, больницами? Единственное, что я испытываю при виде белого халата и очереди из людей с мрачными лицами, — желание немедленно выздороветь и оказаться где-нибудь подальше от этих стен, на свежем воздухе, на свободе. По натуре я затворник, но приемлю затворничество лишь добровольное, комфортабельное, на собственной территории. Поначалу все складывалось более или менее сносно. Старикан-врач ощупал меня, не отыскав никаких изъянов. Затем меня отвели в рентген-кабинет и сделали снимок грудной клетки и головы. Толстяк-Шумахер в это время неотлучно находился при мне и оплачивал все врачебные манипуляции. Однако после рентгена вышла небольшая заминочка. Оказалось, что пересчитать ребра на снимке старикан мог, а разбираться в снимке моей черепушки не имел полномочий. Для этого необходим был невролог, у которого сегодня выдался выходной. Строгая женщина в окошке регистратуры, объяснив, что врач может подъехать в больницу, если ей оплатят проезд и сверхурочные, уставилась в упор на толстяка. Тот с готовностью полез в нагрудный карман за деньгами. Я попытался было его остановить, но он тонким голоском взмолился: «У меня страховка, понимаешь, и мало ли что…» Я пожал плечами и, потребовав у него мобильный, позвонил Кире. Задыхаясь в трубку, он отрапортовал, что переезд состоялся, что вещи выгружаются по адресу и что рабочие очень нехорошо ругаются, потому как лифт не работает. Быстренько решив, что пообщаться с неврологом за чужой счет гораздо приятнее, чем выслушивать трехэтажный мат грузчиков за свой, я пообещал Кире, что не умру в ближайшие два-три часа и обязательно дождусь его в больнице. Невролог оказалась серьезной девушкой, унесла снимок моей головы в кабинет и, судя по времени, которое провела там, делала с него копию, причем вручную. Когда дверь кабинета отворилась, первым подскочил толстяк-Шумахер. Я же так и остался дремать в казенном дерматиновом кресле, наблюдая через полуприкрытые веки как она часто трясет головой будто курочка и деловито жестикулирует. Мисс Большие Очки — так я назвал ее. Была она маленькой и до одурения серьезной. Этакая строгая училка. — Пожалуйста, — пригласила она меня, — я бы хотела с вами поговорить. За версту от нее веяло скукой. Кабинет отбивал охоту жить. Стул был жестким. Стены — отвратительно голубыми. — В принципе, волноваться не стоит. Она неумело пыталась не просто смотреть мне в глаза, а заглядывать время от времени в душу. Многозначительный тон, которым она произнесла первую фразу, предвещал длинную лекцию из разряда тех, что обычно читают врачи абсолютно здоровому человеку, стремясь напомнить, что тот не вечно будет жить, полагаясь на собственные силы… — Сотрясения мозга у вас нет, никаких серьезных последствий не предвидится, — продолжала она тем временем. — Конечно, нужно поберечься, никаких серьезных физических нагрузок хотя бы месяц, никаких… Под моим пристальным взглядом она все несла и несла какую-то чепуху, пока я не решил положить этому конец, неспешно поднявшись и расправив плечи. Сообразив, что я считаю ее время законно отработанным, она свернула, наконец, свой перечень и огорошила пустячком: — Разве что вот тут, видите, маленькое затемнение. Стало неприятно. Кому хочется иметь в своей голове затемнение там, где у других его нет? Однако, даже не повернувшись к компьютеру, в который она тыкала пальчиком, я равнодушно спросил: — И что сие означает? — Очень редкое явление, мне пришлось перерыть массу данных, чтобы… — Так что? Она явно расстроилась, что я не захотел слушать, как серьезно она потрудилась, но все-таки ответила сразу: — Это может означать маленькую, такую, знаете, локальную, амнезию. Сначала я оцепенел. Я потерял память? Стоп-стоп. Я ведь помню, кто я такой, да и только что помнил, кто такой Кира, и даже номер мобильного телефона помнил, чем не все люди без амнезии могут похвастаться. — Вы хотите сказать, что у меня слегка отшибло память?
— Что-то вроде того. — Я могу не вспомнить, где я живу? — уточнил я. — Чем занимаюсь? — А вы помните? — осторожно осведомилась она. — Прекрасно. — Ну вот видите, — сказала она, — я же говорила, волноваться не стоит. — Но вероятность того, что я что-то забыл, остается? — спросил я. — Да. И вероятность эта очень велика. Практически равна ста процентам. Боюсь, вам не справиться с этим самостоятельно. Поэтому, если хотите… — Она протянула мне визитку, но я проигнорировал ее жест. — Так в чем же конкретно эта локальная амнезия может выражаться? В том, что я забуду, как приготовить яичницу? — Вы просто не вспомните, что когда-то умели ее готовить. — Полная ерунда, — вырвалось у меня, хотя то, что она сказала, ерундой не показалось. — Конечно ерунда, если дело идет о яичнице. Или о каких-нибудь коньках. Вот, скажем, любили вы кататься на коньках, и это доставляло вам удовольствие. Теперь вы о них не вспомните, потому что это как раз тот кусочек памяти, который вы потеряли. Вам не придет в голову сходить на каток, потому что в вашей памяти коньки стерты. Ведь большинство наших желаний основано на памяти, согласитесь. Но здесь тоже нет ничего страшного. Потому что однажды кто-нибудь пригласит вас на каток или вы сами решите попробовать, и на льду вдруг выяснится, что вы прекрасно катаетесь. Потому что память — функция ментальная, а тело все помнит, оно память не утратило. Вы понимаете, о чем я говорю? Теперь я прекрасно ее понимал, и понимал даже больше того, что она говорила. Я уже почувствовал то, что она облекла в слова: — Конечно, когда речь идет о мелочах, о чем-то явном, о том, что вы можете повстречать в жизни, то память «проснется». Но у каждого человека есть некая потаенная часть, и ничего в реальном мире о ней не напомнит. Вот она-то останется для вас погребенной. И не только она, а все мысли, желания и стремления, которые были с ней связаны. Я протянул руку за ее визиткой. Она не сразу сообразила, чего я хочу. — Это можно как-то изменить? — спросил я. — Гипноз, — развела она руками. — На подсознательном уровне память сохранилась. Ее нужно только извлечь. — Вы занимаетесь гипнозом? — Я не сумел скрыть прорвавшуюся брезгливость, с которой относился ко всем, кто пытается влезть людям в головы, от цыганок до политиков. Мисс Большие Очки совсем раскраснелась. — Я не утверждаю, что вам необходимо пройти сеанс, — сказала она. — Но если вы вдруг почувствуете нечто странное, необычное, испытаете потребность… Я взглянул на нее с легкой улыбкой, так, как обычно рассматриваю девочек, робко делающих мне недвусмысленные предложения, и она совершенно смешалась. — Хорошо, — сказал я, помахав в воздухе визиткой, — как только потребность созреет, я — ваш. В кабинете она осталась пунцовой. Я мог бы поспорить, что исполнение своего профессионального долга далось ей на этот раз нелегко. Толстяк мой понуро сидел на диванчике и даже не взглянул на меня, когда я шел мимо. Мне стало жаль его, и, хлопнув бедолагу по плечу, я дружески ему подмигнул: — Слушай, не парься. Хочешь, расписку напишу, что никаких претензий у меня нет? В его глазах светилась безнадежность: — Это с потерей-то памяти? Я развел руками и, решив, что эта абсурдная история слишком затянулась, положил ей конец, направившись к выходу. С Кирой мы столкнулись на первом этаже и решили, что непременно встретимся на днях обмыть мой переезд. 2 В жизни каждого, как бы стремительно она не неслась, есть моменты, а кому особенно везет, то не моменты даже, а месяцы или годы, когда все идет как по заколдованному кругу. Творится одна и та же история с одним и тем же нелепым концом. Проявляется вдруг абсолютная аномалия, искажая события так, что ты совершаешь бессмысленный круг, как лошадь на цирковой арене. Мысль эту гораздо доходчивее выразил один мой случайный знакомец, дитя гор, когда, заканчивая путаную исповедь в маленьком ресторанчике на берегу Финского залива, ткнул указательным пальцем в потолок и произнес: «Если встречу, клянусь мамой, я опять сделаю это!» Я тогда выпил гораздо более обычного, а потому слушал рассеянно и соображал вяло, тем более что от избытка чувств мой собутыльник то и дело переходил с русского на родное тягучее наречие. Но когда он поднял указательный палец, луч прожектора, лениво бродивший по залу, споткнулся о фальшивый рубин в его перстне и брызнул колючим фонтанчиком света, а потому последняя фраза произвела на меня столь глубокое впечатление. Есть во мне какая-то нелепая чувствительность ко всему, что касается стечения странных событий, снов, совпадений, и я часто готов принять их за озарение или знак свыше.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!