Алане хотелось проследить за солдатом, забравшимся на крышу кареты и переворачивающим содержимое ее сундуков ружейным стволом, но ее внимание отвлек Паппи, который объявил: – Мои племянники не находятся в услужении у госпожи, но она великодушно позволяет им жить вместе со мной в своих владениях. Командир солдат, на которого завороженно взирал Генри, приблизился к мальчику, чтобы потрепать его по подбородку, и заметил: – Ты не похож на дядю. Алана не думала, что Генри настолько преуспел в изучении языка, что сможет понять эту фразу, однако мальчик пробормотал: – Похож, еще как. Стоящая рядом с Генри Алана отчетливо услышала его ответ. Он заговорил на английском! Но, очевидно, командир не расслышал ответа из-за ветра, потому что оттолкнул Генри с дороги и остановился перед девушкой. Когда он приблизился к ней, она оцепенела и надменно вскинула подбородок, чтобы он не вздумал трогать ее, как трогал Генри. Теперь она видела его лицо лучше. У него были невероятно синие глаза, а жесткая линия рта изогнулась по краям в полуулыбке. Он снова повернулся к Паппи: – А этому следовало бы носить юбки, не так ли? Слишком хорошенький для мальчишки. Солдаты, стоящие за его спиной, разразились грубым гоготом, но он еще не закончил свою шутку. Он повернул Алану к себе спиной, и, прежде чем она осознала, для чего он это сделал, его рука схватила ее между ног. Она была так потрясена, что почти не почувствовала, как он ущипнул ее за щеку. – Такой маленький или скукожился от холода? Паппи оттащил ее за мгновение до того, как она собиралась отвесить ему пощечину. Она не поняла, что имел в виду командир, но он и его люди покатывались со смеху. – Что этот хам имел в виду, когда сказал «скукожился»? – прошипела она, когда Паппи отводил ее к скале. – Ничего особенного, просто способ развеселить солдат. Похоже, командиру это удалось, потому что его люди веселились от души, пока Алана пылала от возмущения. Этот тип посмел прикоснуться к ней! Даже не верится! – Держись от него подальше, – предупредил Паппи, прежде чем повернуться к предводителю. И даже изобразил улыбку, давая понять, что воспринял с юмором выходку, так разозлившую Алану. – Мальчик это знает и с нетерпением ждет, когда волосы начнут расти на его лице. – Вот как? – сказал командир, но он уже явно утратил интерес к путникам. Солдат, которого он отправил обыскивать поклажу, спрыгнул с экипажа и отрапортовал: – По большей части модная женская одежда. Никакого оружия. Разумеется, там его и быть не могло. Паппи и Алана держали оружие при себе, и девушке еще никогда так сильно не хотелось пустить его в ход, как сейчас. Но солдат, очевидно, интересовали только ружья, иначе они обыскали бы путников на предмет оружия меньших размеров. Алана отвернулась, чтобы этот скот не заметил, как она испепеляет его взглядом, но услышала, как он пролаял солдатам очередной приказ: – Эй, вы! Откатите экипаж с дороги на тот широкий карниз, который мы только что миновали, и осторожнее! Столкнете кого-нибудь со скалы, сами отправитесь следом! – После этого он опять обратился к Паппи: – Ты видел лагерь мятежников по пути сюда? – Я не видел ничего подозрительного ни по пути к перевалу, ни во время подъема. Если лагерь и есть где-нибудь поблизости, то с дороги он не виден. – Ну что ж, в любом случае нам необходимо проверить слухи. Можете продолжать свой путь. Заснеженный участок вот-вот закончится. Вскоре после этого они были отпущены и последовали за своим экипажем, начав спуск с горы. Алана расслабилась и немного успокоилась, но все еще кипела от негодования при воспоминании о грубой мужской шутке, значения которой так и не поняла. Солдаты длинной вереницей тянулись мимо них, когда они продолжили путь. Алана не могла не заметить, что все они очень высокие, после чего задумалась: таких специально набирают в лубинийскую армию или все население ее родной страны – гиганты? Глава восьмая Их столкновение с военными благополучно завершилось, но снегопад продолжался. Как только последний солдат исчез в белом крутящемся мареве, Алана отвела Паппи в сторону и спросила его: – Почему ты назвал этого подонка милордом? – Лишь для того, чтобы соответствовать своей роли угодливого слуги. – Он блефовал или же действительно существуют некие Нейманы, которых он мог знать? – Есть такие землевладельцы, – ответил Паппи. – Та богатая семья, у которой мы арендовали землю, и первая знатная фамилия, которая пришла мне на ум. – А! – воскликнула она, хотя на самом деле ее больше волновал другой вопрос: – Неужели все здешние солдаты такие грубые и наглые? – Лубиния слишком мала, чтобы содержать профессиональную армию, но дворцовая гвардия многочисленна, и я не сомневаюсь, что им пришлось провести дополнительный набор рекрутов для противодействия бунтовщикам. – Так это были гвардейцы из дворца?! – ахнула она. – Но ведь это еще хуже! Можно подумать, они появились прямиком из прошлого века или даже позапрошлого! Неужели наша страна настолько отсталая? – Когда я уезжал, в столице даже не было своей газеты, – признался Паппи. Это говорило о многом. Слишком о многом. А что, если отец Аланы окажется таким же дикарем? Но тут Паппи добавил: – Подобная грубость нравов свойственна любому военному формированию где бы то ни было, Алана. Но, вероятно, большинство этих гвардейцев призваны из среды простолюдинов. Это мужланы от земли, люди, которые с трудом принимают перемены. Большая часть здешнего населения относится к образованию как к пустой трате времени, подумай об этом. Даже в Англии образование не является обязательным и бедняки там воспринимают обучение точно так же. Но в некоторых аристократических домах Лубинии царят весьма утонченные нравы. – Но не во всех? Вместо ответа Паппи коротко качнул головой, что дало Алане пищу для размышлений. Она сравнивала этих солдат с англичанами, которые воспитывались так же, как воспитывалась она, в привилегированном мире лондонской аристократии, где преобладали изысканность и хорошие манеры. Пора было отвыкать от прежнего пренебрежения к своей родине, которое привил Алане Паппи. Ведь он признался, что делал это умышленно, чтобы она никому не говорила, откуда родом. Снег прекратился так же неожиданно, как начался, и их взорам открылось прекрасное зрелище. Зеленые долины, не тронутые снегом, были усеяны фермами и деревушками. Вдалеке Алана смогла впервые разглядеть столицу, носившую такое же название, как и это маленькое горное королевство. Паппи объявил об этом, обняв ее за плечи и довольно улыбнувшись: – Вот и главный город твоих владений, принцесса. Наш дом. «Его дом», – подумала Алана. Она не воспринимала эту страну как свою и была уверена, что никогда и не воспримет. Они въехали в город до сумерек, но все же было слишком поздно, чтобы сразу отправиться во дворец. Алана обрадовалась этому обстоятельству, хотя понимала – это лишь короткая отсрочка. Теперь, когда встреча с отцом должна была произойти сразу по истечении ночи, опасения нахлынули на нее с новой силой. Они сняли комнаты на постоялом дворе на окраине. Не посвящая Генри во все подробности, Паппи объяснил ему, что тому придется держаться подальше, когда они с Аланой отправятся в город. Генри, похоже, понял необходимость соблюдения конспирации и особенно восхитился, что за ним могут следить, когда он станет проносить записки Алане, перебравшейся во дворец. Паппи даже свозил мальчика в город, чтобы подыскать людное местечко, где они могли бы тайно встречаться, не подавая виду, что знакомы. Генри был в восторге от такой таинственности. Все сундуки Аланы были занесены в гостиницу, где им предстояло находиться, пока она не займет покои во дворце. Поскольку Паппи желал, чтобы утром она выглядела наилучшим образом, он отправил ее в постель пораньше. Спать? В ее взвинченном состоянии? И все же у нее каким-то образом это получилось. Правда, утро настало слишком быстро. Ее руки подрагивали, когда она надевала бархатное платье бледно-голубого цвета. Вместо теплого пальто Алана выбрала темно-синюю накидку, отделанную белым пушистым мехом, и такую же шапку. Она решила, что, по крайней мере, накидку можно будет приспустить с плеч, если во дворце окажется слишком жарко. Ей даже удалось заколоть свои длинные черные волосы в некое подобие прически. Конечно, не такой изящной, как получалось у Мэри; но шапка делала недостатки не столь очевидными. – Алана? Она открыла дверь Паппи, который сказал: – Не забудь браслет. – Он помолчал, разглядывая ее. – Ты прекрасна, впрочем, как всегда. Твой отец будет гордиться тем, что сможет называть тебя дочерью. – Я предпочла бы, чтобы моим отцом был ты. Он обнял ее так крепко, что Алана встревожилась. А вдруг он считает, что обнимает ее в последний раз? – Я бы тоже этого хотел, принцесса, но не сомневайся, в моем сердце ты всегда будешь мне дочерью. А теперь пойдем. – Он отстранил ее от себя. – Достань браслет. Отныне храни его в сумочке, чтобы постоянно был под рукой. И, возможно, тебе стоит надеть жемчужную брошь, которую я подарил в прошлом году, она прекрасно подойдет к твоему наряду. Алана кивнула и подошла к своим сундукам. Сумочка сильно потяжелела после того, как Паппи сунул туда деньги и маленький пистолет, но браслет казался почти невесомым, настолько он был тонок. Она достала маленькую шкатулку для драгоценностей и тут же ахнула, заметив, что защелка погнута и полностью отстает от дерева. Алана резко повернулась. – Я… по-моему, меня обворовали. Паппи приблизился и встал рядом. – Обворовали? Когда? – Должно быть, вчера. Обычно я проверяла шкатулку каждое утро перед тем, как мои сундуки загружались в экипаж. Содержимое слишком ценно, чтобы не делать этого. Вот, взгляни, – попросила она, не в силах открыть коробочку самостоятельно. Он открыл. Увидев, как он нахмурился, Алана выхватила шкатулку из его рук. Шкатулка была пуста, если не считать двух деревянных фигурок Генри. Тот солдат, что вчера обыскивал сундуки, похитил украшения! Одно утешение: он оказался слишком туп, чтобы разглядеть ценность статуэток, и не взял их. Паппи подумал о том же самом.