Малая кивает, хотя ей не по себе. Сцепленные на коленях руки дрожат. Может, она и важна, но здесь совсем чужая. – Нужно подумать о будущем, Беа. – Малая, – она поправляет уже в который раз. – Хорошо. Малая. – Бел Шаи отпивает из чашки. Теперь на его губах глянцево-синяя кайма. – Чем планируешь заняться теперь? Малая не знает. Её мнения редко спрашивают. – Хочу найти дом. Где-нибудь на Мармаросе. Не всё же занимать комнаты в башне Помнящего. В них Малая как на привязи. Всегда под наблюдением. Знакомое и неприятное ощущение. Она вообще чувствует себя странно. Здесь ей уделяют слишком много внимания. Бел Шаи смотрит на нее поверх ободка чашки. – Ты говоришь неуверенно. Может быть, ты хочешь вернуться в Римскую Империю? – Только не туда. – Малая качает головой. – Я в розыске. Шаи щелкает пальцами. Стол и чашка исчезают, теперь между ним и Малой пустота. Зал тоже исчезает. Вокруг разбухает облако тьмы, в котором мерцают звезды – сотни галактик в миниатюре. – Смотри, – Шаи показывает на тусклую звезду в похожем на ленту скоплении, – Это галактика, в которой находится система твоей планеты. А это, – он кивает на алое облако туманности рядом с Малой, – мир имманес. Малой хочется потрогать эти звезды. Но стоит потянуться к одной, как та начинает трещать, жжет пальцы, словно язык пламени. – Люди знают о вас? Шаи едва виден в сгустившейся тьме. Он качает головой. – Мы слишком далеко. Люди еще не настолько развили свои технологии, чтобы видеть, что таится в пустоте. В сверхвойдах, как они называют это место. – Он смотрит на Малую. – Ты бы хотела изменить их? – Кого? – Людей. Избавить от нищеты и несправедливости, о которых рассказывала. Малая вспоминает. И правда, рассказывала. Про родителей под мостом, про их смерть. Про патрициев, про гибель экспедиции – обо всем выложила. – Хочешь, чтобы жители той колонии были равны? Малая не понимает. Он о номерах под мостом? – Колонии? Шаи ходит белой тенью. Неслышно, кругами. – Планеты. Она нуждается в переменах, и ты можешь сыграть в этом главную роль. Да ладно. Улыбка так и просится на лицо. Где Малая, и где великие перемены. Но она может попытаться. Ведь этого от нее ждет Шаи и все имманес. Было бы здорово стать, как они. – И как вы это сделаете? – Есть пара способов. – Шаи задумчиво крутит виток серебряной проволоки на пальце. Молча кивает, глядя на карту. Погружен в какие-то свои мысли. Теперь он выглядит совсем как она, воплотился в неё. Лицо, голос, фигура – точная копия. От этого мороз по коже. Малая не хочет, чтобы Бел Шаи становился ею. Она – не он. Совсем не он. – Есть способы, Беа, – повторяет Шаи, и она проваливается в межзвездную пустоту. Пытается ухватиться за белую туфлю правителя, но не успевает. Шаи становится все меньше меньше исчезает в межзвездной тьме. Малая дрейфует в пустоте. Кружится, ничего не весит, как лоскут пластиковой пленки. Ей подмигивают далекие звезды. Малая хочет закричать, но в вакууме воздуха нет. И жизни тоже. Живой глаз высыхает, стекленеет. Во рту вскипает слюна, язык приваривается к нёбу. Тело распирает… * * * Малая вжалась лбом в ледяной иллюминатор. Успокоила инферио, сосчитала пульс. Сердце билось так сильно и громко, что, казалось, его стук перебудил весь корабль. Малая. Третий уровень. Орбита Старой Земли, Солнечная система, Млечный Путь. Сверхскопление Девы. Сон. Всего лишь сон. Жилой уровень корабля спал, истекали пять часов, выделенные на отдых смены. Кругом царила тишина. Ноги мерзли на холодном полу, и спать уже не хотелось. Точнее, хотелось – голова была мутная и тяжелая, – но не спалось. Малая натянула форму, пригладила сбитые на затылке волосы. Глянула в иллюминатор. Привычно проверила системы алада – корабля, в котором она находилась. Показатели в норме. Двигатели работают на минимуме, чтобы корабль не дрейфовал. Холодный космос молчит. Молчат далекие пустые планеты, окруженные ядовитым газом. Молчат их спутники – каменные глыбы, – и тысячи стадий пыли вокруг, и красно-черный, выжженный войной Марс. Молчит Земля – её сообщение с другими системами блокировано. Но земляне ещё об этом не знают. Земляне заняты другим. Моносознание инферио потянуло глубже, облепило мыслеобразами, как паутиной. В отражении иллюминатора моргнули глаза имманес – чужие, незнакомые. Послышался далекий прерывистый голос. Он торопливо сказал что-то на эме-гир, поднялся до булькающего крика и оборвался, захлебнулся в помехах. И тишина. Малая содрогнулась. Провела пальцами по щеке, и белая девушка в отражении повторила жест. Ничего – ни голоса, ни чужих глаз. Малая шепотом выругалась. Боги, неужели опять?.. Обрывки чужого прошлого она стала ловить недавно. Это походило на глубокую грязь, которая когда-нибудь – Малая подозревала, что очень скоро – утянет её насовсем. Голоса, которые умолкли сотни лет назад. Размытые и блеклые картины. Эмоции – всплески радости и оглушающий холод страха. Инферио, мертвые имманес, хранили их в общей памяти, как сокровища. В этом они не слишком отличались от людей. Интересно, какой вид возник первым? И связаны ли имманес и люди? Разве это совпадение, что существа с разных концов Вселенной оказались так похожи? Малая сомневалась. Конечно, разница тоже была. Имманес выражали мало эмоций, улыбались на удивление одинаково. Без амбиций, холодные, как рыбы, пунктуальные, как машины. Когда чего-то не понимали, просто таращились своими рыбьими глазами, пока не объяснишь, что имеешь в виду. Рождались, вырастали, превращались в инферио, когда подходил срок. Их города на Мармаросе строгие, как линии сети, по которым путешествовала Малая: ряды одинаковых башен уходят к водопадам на горизонте. Стеклянная штамповка. Квартиры напрочь лишены индивидуальности: капсула для сна, аппарат, который изо дня в день давит из себя бурду, заменяющую еду и воду. Вместо душа и туалета очиститель – еще одна капсула, которая втягивает отходы и очищает тело специальным газом, – большой и пустой балкон, с которого имманес наблюдают рассветы, закаты, сиреневые водопады, и, разумеется, поклоняются Некро. Каждое утро встают на колени и, не мигая, смотрят на бело-голубой диск, опоясанный плоскими кольцами астероидов. Тысячи имманес молча пялятся на Некро – то еще зрелище. Та еще жизнь. Ни веселья, ни любви, ни семьи. У имманес же все равны. «Мы давно преодолели этап биологического размножения, – сказал ей Бел Шаи. – Ничье присутствие не должно вас смущать». «Преодолели этап» – это как понимать? Все одинаковые? Один сплошной средний пол? И ведь правда, она же ни разу не видела имманес с пышными формами. Костюмы у всех были одинаковые, тела стройные и гибкие, как у подростков. Она определяла некоторых как женщин интуитивно, из-за более тонких черт лица. И лишь после объяснения поняла, что не замечала очевидного. Что нет семейных пар. Что даже в их языке один род. И с чего она вообще взяла, что к ней обращались в женском роде? Хороший вопрос. Малая решила не гадать и продолжала разделять имманес на мужчин и женщин – для своего удобства. Всё-таки со временем стали видны едва уловимые различия в поведении и манере держать себя. Одни имманес казались строже и внушительнее, другие – улыбчивее и нежнее. Жаль, заглянуть к ним в штаны она не могла. Интересно, как же выглядели люди там, внизу? Малая знала, что человеческие мужчины другие, не такие, как она, – о да, она помнила одного говнюка в лавандовой машине, и такой штуки между ног у неё точно не было, – но за всю свою жизнь не видела ни одной обнаженной женщины. Сперва потому что не могла видеть физически, а потом как-то случая не представилось. И порно она не смотрела, оно казалось мерзким. Старательно закрывалась от назойливых баннеров, когда сёрфила в сети. Казалось, они все пахли лавандой. Кровью, грязными руками. Месячных не было, это да. Ни разу за всю жизнь, чему Малая всегда радовалась – гормональные уколы для прекращения овуляций стоили очень дорого. Малая помнила рекламу: белозубая женщина разламывает пластиковый цилиндр, обнажает иглу и колет ею свою персиковую патрицианскую ягодицу. «Полная защита и комфорт на целых полгода», – говорит и снова улыбается. Могла ли Малая считаться женщиной в земном понимании? Что если они с Энцо и не могли быть вместе? Ни секса, ни детей. И вообще… С такими мыслями можно свихнуться. Поэтому Малая отбросила их поскорее. Энцо нет, его не вернешь. А других мужчин она не хотела; ни людей, ни имманес. Нет проблемы. Никаких проблем. Пустота. Снаружи раздался вой корабельного оповещения, сигнал к молитве – «некроповещение», как про себя звала его Малая. Низкий и протяжный звук, от которого в животе начинало свербеть. Здорово, ничего не скажешь. Значит, сейчас опять начнется… Малая застегнула форму и вышла из ячейки. В глаза ударил белый свет. Она поморщилась, прикрыла глаза рукой. Впереди, за прозрачной стеной, светилась колонна шагов в сто толщиной. Источник энергии корабля, как ей объяснили. Он начинался где-то на нижних уровнях, в узкой и заостренной корме и заканчивался под рубкой. Вроде как отвечал за гравитацию и ещё что-то, чего Малая не запомнила. Хватало того, что эта штука светила, как десять звезд. Все уровни замыкались вокруг неё кольцом – никуда не спрятаться, только в своей ячейке. На всех уровнях открылись шлюзы. Имманес выходили и вставали на колени у прозрачной стены, лицом к свету. Все одеты – словно всё утро только и ждали, когда их позовут. Может, так оно и было.